- Тумас Шеберг. Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены. — М: Corpus, 2015. — 480 с.
Издательство Corpus выпустило русскоязычную версию книги шведского журналиста Тумаса Шеберга «Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены» (2013) в переводе Нины Федоровой. Давая жизнеописанию режиссера столь китчевый подзаголовок, автор — который еще не раз порадует нас своим специфическим юмором — сразу обманывает читательские ожидания. Эта биография, и впрямь предельно сфокусированная на личной жизни Бергмана, оказывается документальным романом, а не собранием баек из желтого глянца, — однако, сохраняя известную долю академической прямолинейности (если не сказать занудства), обнаруживает и элегантную эпатажность, и лукавое хулиганство.
История Бергмана-обманщика, чья способность сохранять режиссерскую неповторимость, обращаясь к одним и тем же темам, выросла из другого таланта — лгать, всегда растягивая минимальное количество лжи на максимально долгое время. Жизнь Бергмана-донжуана, для которого моногамность была точным синонимом монотонности, а полигамия — любимым преступлением, всякий раз превращавшимся в наказание. Биография Бергмана-педанта и тирана — бога в театре и на киностудии для каждого своего актера, не исключая самых отчаянных атеистов. Сосредоточившись на этих сюжетах, Шеберг знакомит читателя с трудным сыном и братом, невыносимым другом, невозможным мужем и никаким отцом.
Трудно сказать, насколько изменился бы этот список, согласись сотрудничать с Шебергом архив Фонда Ингмара Бергмана, — любопытно уже само описание спора между автором и отказавшим ему в помощи исполнительным директором Фонда Яном Хольмбергом. Вечное противостояние сторонников и противников идеи связи между любовью, сексом и творчеством в жизни всякой выдающейся личности снова не находит универсального разрешения — и это, разумеется, идет книге Шеберга только на пользу. Итоговый выбор источников тоже, к счастью, оставляет пространство для воображения: цитируя и пересказывая, Шеберг, как всякий биограф, остается пристрастен — но, к его чести, нельзя не заметить, как прилежно он скрывает это от самого себя.
В его распоряжении оказывается семейный архив (особую ценность тут составляют дневники матери режиссера Карин Бергман и его переписка с обоими родителями), публикации автобиографий и сборников интервью авторства коллег, родственников, возлюбленных и детей Бергмана, записи частных разговоров самого Шеберга с самыми словоохотливыми из них. Фигурирует здесь даже коллекция «Злых записок Бергмана» — бытовых письменных указаний (весьма экспрессивных), которые собирала экономка Анита Хаглеф, ухаживающая за режиссером после смерти его последней жены Ингрид фон Розен. Приводит он и эпизоды из автобиографических текстов самого Бергмана — прежде всего из «Волшебного фонаря», — чтобы с азартом уличить того в преувеличениях, изворотливости, а иногда и откровенном сочинительстве разнообразного калибра.
Тот факт, что сюжеты многих бергмановских картин основаны на реальных коллизиях, имевших место в его биографии, известен даже не самым искушенным поклонникам режиссера. Но Шеберг (для которого такие «переносы» явно оказываются неким смыслообразующим обстоятельством, а не только оправданием собственного любопытства) рассказывает об этих самых коллизиях во всех мыслимых подробностях. Так, например, образы Карин Лобелиус («Женщины ждут»), Агды («Вечер шутов»), Марианны Эгерман («Урок любви»), Сюзанны («Женские грезы») и Дезире Армфельдт («Улыбки летней ночи») вдруг соединяются для нас в лице третьей жены Бергмана, журналистки Гюн Грут, с которой у него случился какой-то чисто фицджеральдовский роман. Сказать, что это всё (или хотя бы многое) объясняет, было бы преувеличением; но не признать, что это кое-что заметно преображает (да и просто интригует), было бы ханжеским снобизмом. В сущности, на подобном принципе — обнаружении полунамеков и выявлении неочевидных доселе параллелей — выстраивается все авторское повествование.
Здесь трудно не увлечься — не только на месте читателя, но и самого Шеберга, который иногда доходит до чистого хулиганства. Скажем, обнаружив некоторую зацикленность на идее Эдипова комплекса, биограф не ограничивается диагностированием этого распространенного заболевания у Бергмана. Он помещает в книгу фото его отца Эрика с сестрой Маргаретой (в купальных костюмах), сопроводив его такой подписью: «Пастор очень любил свою дочь. Слишком любил, как считала его жена Карин» — пожалуй, здесь недостает лишь многоточия. Дышите глубже: ни о каких инцестуальных отношениях между отцом и дочерью речи не пойдет — более того, нигде в тексте на них нет и намека.
Тумас Шеберг склонен и к более тонкому подшучиванию над читателем — например к «шоковой драматургии». До крайности неспешно повествуя о том, как Бергман проводил лето после выпускных школьных экзаменов, автор доходит до упоминания его первой любви — и с разбега скороговоркой обрушивает на нас такое досье:
Марианна фон Шанц жила с родителями в помпезной, однако унылой квартире в Эстермальме, пока ее отец однажды не угодил в психиатрическую лечебницу, сделал там ребенка одной из медсестер, а затем сбежал в провинцию, подальше от столицы. Мать после скандала заперлась в квартире, выходила редко и выказывала признаки душевной болезни.
А потом снова: дача в шхерах, купания, велосипед, переписка с матерью, рассуждения о марксизме. Право, если ваша бабушка посреди семейного чая вскочит из-за стола и, дьявольски хохоча, опрокинет вам за шиворот целый молочник, а потом сразу вернется к обсуждению вчерашней театральной премьеры, удивление едва ли будет много большим. Таких хлопушек с сюрпризом Шеберг приготовил с десяток: честное слово, пять жен и девять детей от шести женщин — далеко не самые шокирующие подробности бергмановской биографии.
Сочиняя книгу о прославленном шведе на шведском языке и для шведского читателя, швед Шеберг невольно усложнил задачу для всех, кому она достается в переводе. Трудно удержаться от детсадовской шутки на тему восхитительной для русского уха шведской топонимики (автор очень уж тщательно документирует передвижения своих героев по Бреннчюркагатан в Седермальме, Риберсборгсстранден, Эрикслуствеген, Ладугордсьердет…), — но речь, конечно, не о ней, а о ряде исторических и национальных событий и реалий, которые приходится дополнительно расшифровывать и расследовать.
Отчасти дело в них, отчасти — в общей шеберговской избыточности по части имен, линий, героев (которых он частенько теряет по дороге и не всегда подбирает на обратном пути), отчасти — в потребности параллельно пересмотреть едва ли не половину бергмановских картин, но документальный роман Тумаса Шеберга, вопреки ожиданиям, оказывается книгой совсем не для пляжного чтения. Она попеременно смешит, раздражает, утомляет и очаровывает — а в итоге откровенно гипнотизирует: как бы ни было сильно сопротивление. Словом, со свойственной своему автору последовательной напористостью проникает в вашу собственную повседневную жизнь. Провести в таком напряжении день или два было бы слишком уж утомительно, а вот остаться рядом с Ингмаром Бергманом хотя бы на пол-лета — пожалуй, в самый раз.
Лето с Ингмаром
