- Владимир Шаров. Возвращение в Египет: роман в письмах. — М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2013. — 759 с.
Содержание романа Владимира Шарова «Возвращение в Египет» укладывается в формулу «христианство, Гоголь, история России». Автор, исходя из библейских сюжетов, посредством гоголевских образов раскрывает свое понимание того, как все в России могло бы случиться совсем иначе. Но знакомство с этой книгой должно происходить после определенного рода подготовки к чтению. В первый день необходимо вспомнить содержание Ветхого Завета. Во второй — повторить ключевые моменты старообрядческого раскола. Задача на третий день: пролистать все сочинения Гоголя. И на четвертый, наконец, — учебник истории России, особенно обращая внимание на Смутное время, дворцовые перевороты, революцию и гражданскую войну 1917 года.
Совокупность этих сведений поможет понять вынесенную в заглавие книги метафору предательства. Владимир Шаров считает, что, скрываясь от зла в течение всего XX века, в момент открывшейся абсолютной свободы выбора наш народ «случайно забежал обратно в Египет» — в лоно ничуть не изменившегося властного православия. Определение принадлежности Шарова к староверам или единоверам неоднозначно. Он — сторонник изначального единства всех монотеистических религий: иудаизма, христианства и ислама. Величие этой идеи полностью раскрывается в романе.
Учитывая высокую степень религиозности книги, вполне можно соотнести Шарова с поздним Гоголем, возомнившим себя пророком и решившим наставить свой народ на путь истинный. Да и сама книга представляет собой «выбранные места из переписки» потомка Гоголя и по совместительству полного его тезки. В предисловии автор указывает, что этот материал был обнаружен в Народном архиве — реальной организации, вызвавшейся сохранить письменное наследие обычных людей для поколений. Автор, выполнив лишь редакторскую правку двадцати пяти папок, публикует выборку из корреспонденции Гоголя-младшего. Понять, насколько на самом деле письма обработаны Шаровым, невозможно.
Разбираться, где в книге истина, а где ложь, какие сообщения — выдумка, а какие — исторические документы, что представляет собой быличку, а что — бывальщину, скорее даже вредно, чем просто бесполезно. Очарованию этой книги способствует полнейшее бессилие читателя перед звучащей в переписке псевдополифонией, которая, как эхо, дробит и усиливает единственный источник звука — голос автора. Его точка зрения и на религию, и на творчество, и уж тем более на историю страны не просто необычна — экзотична:
«На допросах чекист избивает и пытает подследственного, добиваясь одного-единственного признания, что он не робкий маленький человек, жертва обстоятельств и жизни, которая затопчет и не заметит, а равноправный, больше того, решающий участник истории. Бесстрашный, безмерно опасный враг страны и народа: чтобы справиться с ним, обществу приходится напрягать все силы. И вот, едва несчастный подписывает протокол, где это сказано черным по белому, то есть в самый миг его торжества, его расстреливают. Убивают лишь для того, чтобы не отыграл обратно, не сделался снова ничтожным существом, дрожащим от каждого шороха».
Для читателя принятие позиции автора, точнее, даже смирение перед ней обернется расширением рамок собственного взгляда на мир. Оказывается, что остаться на месте, прирасти к земле, пустить в нее корни значит превратиться в оплот греха — другими словами, испортить себе жизнь. Но постоянное пребывание в точке бифуркации чревато поворотом не в ту сторону. «Возвращение в Египет» — это история о грехопадении, об исходе из рая в сторону дома рабства. Кроме размышлений о сущности религии, книга позволяет понять, что у каждого из нас есть свой Египет, и возвращение в него станет моментом, после которого невозможно будет войти в личную Землю Обетованную.
«Иногда кажется, что и самому Гоголю, и тем, кого он пишет, хорошо лишь в дороге. В пути все плохое отпускает, отстает, не успевает вскочить на запятки. В дороге он делался тих и покоен, но стоило добраться до места — все повторялось. Снова мучительные боли, и опять можно спастись только бегством. Так до последнего дня».
Наконец, приходит осознание того, что процесс чтения — это тоже бегство, исход из еще одного Египта — окружающей реальности. Странствие от буквы к букве, от слова к слову, от письма к письму, от книги к книге.