20 января 2012 года, пятница

В половине восьмого, наконец, стали собираться. Пришли дядя Сева, известный поэт, с женой тетей Никой, переводчица и однокурсница мамы тетя Маша и ее муж дядя Коля. Дарили маме цветы и еще что-то в цветастых бумажных пакетах.

После приветственных слов и поздравлений, радостной суеты, толкотни расселись. Обменялись разными личными новостями, выпили за «деньрожденьицу», а потом заговорили, конечно, о выборах в Думу и предвыборной президентской кампании; мама вспомнила, как они с папой встретили дядю Севу и тетю Нику возле автобуса, где собирали подписи за выдвижение в кандидаты Эдуарда Лимонова… Даша слышала, что это такой писатель и крайний оппозиционер; когда-то жил в Париже, стал гражданином Франции, а потом вернулся в Россию, чтобы заниматься политикой.

— Вы что, серьезно выдвигали этого субъекта? — удивился дядя Коля, высокий человек с выразительными, тяжелыми какими-то глазами.

— А что? — Мама тоже удивилась. — Эдуард Вениаминович — герой.

— Ну, это смешно.

— А что не смешно? Кто не смешон?

— Явлинский, да, по крайней мере, Прохоров…

— Ха-ха-ха! — демонстративно посмеялась мама.

— Ладно, друзья, что теперь спорить, — вздохнул дядя Сева, — все равно Лимонова не пустили.

— И правильно, я считаю. Таких нужно держать подальше. Или вообще в изоляции.

— Да почему, Коль?! — снова вспыхнула мама.

— Из-за высказываний, из-за этих его штурмовых отрядов… Это же фашизм!

— Я читал программу его партии, — включился папа, — никакого там фашизма. Наоборот, во многом очень даже правильная. Флаг, конечно, провокационный был, некоторые поведенческие детали…

— Но есть же Рыжков, Немцов, Касьянов, Навальный, на худой конец…

— Навальный, может быть, но он не баллотируется. Рыжков полностью под Немцовым. А Немцов… — Папа на пару секунд задумался.

— Я готов допустить, что у него есть разумные, правильные мысли…

— Немцов — враг! — перебила мама.

— Подожди, пожалуйста… Но вспомните, как он в девяносто восьмом, в разгар беды, свою отставку принял — как освобождение. Схватили с Кириенко пузырь водяры и побежали к бастующим шахтерам. Будто школьнички после уроков. Помните?

— А что им надо было делать? — спросил дядя Коля. — Упираться?
В кабинетах баррикады строить?

— Если ты хочешь спасти Россию — надо бороться. А их выкинули, и они обрадовались. И ведь не секретари какие-нибудь: один премьер-министр, а второй — его заместитель! Кириенко хоть помалкивает, а этот… Вождь оппозиции, тоже мне!

— Вождь журналистов, — поправила мама. — Его так Сережа Шаргунов назвал десятого декабря. Ходит туда-сюда, а за ним человек двадцать журналистов с микрофонами.

Дядя Сева усмехнулся:

— Очень точно, кстати, — вождь журналистов.

— И Касьянов тоже, — не мог успокоиться папа. — Отправил его Путин в дупу, он побежал. А потом стал возмущаться…

— Ребята, давайте выпьем за детей именинницы, — предложила тетя Маша. — Мы, кажется, совсем забыли, зачем собрались.

— Точно!

— За прекрасных детей!

— Что-то старшенький не идет, — забеспокоилась мама, чокаясь с протянутыми рюмками и бокалами. — Обещал ведь в полвосьмого, как штык…

— Придет. На работе, наверно…

— Он ночами работает, днем спит.

— А где он?..

— В студии — монтирует клипы, чистит…

— М-м, интересная работа!

Мама махнула рукой:

— Ой, не очень-то… Он мечтает фильмы снимать, но это ведь…

— Там такая мафия, я слышал, в кино…

— Спасибо, что есть литература!

— Хм, в литературе мафия не меньше.

— Да ладно, поменьше! Деньги помельче, и мафия не такая злая. А в кино…

У мамы заиграл сотовый.

— Алло! А, привет, Сереж… Спасибо-спасибо!.. — Послушала. — С Ваней сидишь?.. Жалко… А приезжайте вместе — как раз дети и познакомятся наконец… Ну ладно, тогда до встречи.

Положила телефон на стол.

— Шаргунов звонил. Не может. Сын Ваня болеет, с ним сидит…

— Хм, — усмехнулся папа, — а если в этот момент революция?..

— Это, что ли, крестный звонил? — нахмурившись, спросила Настя.

— Да. Видишь, сынок у него заболел…

— Чей Шаргунов крестный? — не понял дядя Сева.

— Настин.

— М-м! У вас, оказывается, тоже очень всё спаянно. Кумовство в прямом смысле.

— Иногда и кумовство не спасает, — сказал папа зловеще. — Быть может, наступит момент, когда придется мне в предсмертных слезах крикнуть ему:

«Сергей Лександрыч, ты ж мое дитё крестил!»

— А-а! — вспомнил что-то дядя Сева. — А он тебя шашечкой — вжить!

— Да ладно, — махнула мама рукой, — все будет хорошо. К тому же Солженицын пророчил ему президентом России стать.

Дядя Сева печально покачал бритой головой:

— Не исключено. Но, думаю, до времени этого не дожить уж ни мне, ни тебе.

— Почему это, Сев?

— Лет тридцать эта власть еще точно будет сидеть. Череда преемников.
А потом, не исключено, что-нибудь пошатнется. Только мне будет тогда за восемьдесят, а скорее всего, и нисколько…

— Всеволод, — перебила его тетя Ника, — не разливай здесь свою грусть-тоску!

— Тем более что все трещит по швам, — добавила мама.

Дядя Сева не сдавался:

— Трещать может еще очень долго. И однажды может треснуть так, что за пять минут — на дно. Как «Титаник».

— Вот это больше похоже на истину, — кивнул дядя Коля. — По-моему, с Россией все уже ясно. — Он сказал это таким тоном, что по Дашиной спине пробежал холод.

— Что тебе ясно, Коль? — кажется, раздражаясь, спросила его жена, тетя Маша.

— Не хочу распространяться, чтобы не портить настроение. Лучше, наверное, выпьем?

Папа стал разливать.

— Выпьем, и расскажешь.

— Девочки, вы поели? — спросила мама. — Идите поиграйте. К торту я позову. Или сейчас отрежем…

— Я посижу. — Даше хотелось узнать, что там ясно с Россией.

— Я — тоже, — сказала Настя каким-то очень серьезным голосом, и мама не стала уговаривать.

Взрослые столкнули рюмки и бокалы, прозвучало: «С днем рождения!.. Счастья!» Выпили, заели.

— Ну, Николай, приступайте, — приготовилась слушать мама.

Дядя Коля поморщился:

— Не стоит…

— Давай-давай, вопрос важный.

— Росси-и-ия, — со вздохом протянул дядя Сева.

Дядя Коля пожевал, покусал губы и начал:

— Я люблю читать книги по истории, сам много езжу. Новгородскую область знаю до последней деревни, наверно…

— У Коли в Старой Руссе институтский друг живет, — объяснила тетя Маша.

— Да… Вообще люблю путешествовать как дикий турист… За Уралом, правда, не был, но север и центральную часть знаю неплохо…

— И что? — поторопила вопросом мама.

— И что-о… М-да… Скажу вам так: нету России… Точнее, людей, народа. Жизни нет… То есть, — вроде бы спохватился дядя Коля, — нельзя сказать, что прямо всё в руинах. Нет — много храмов возрожденных, и кое-где признаки цивилизации, а вот жизни — нет. И, думаю, случись что — некому будет уже подняться.

— Но, может, — заговорил дядя Сева, — всегда была такое ощущение? Посмотришь — пустота, а в роковые моменты — вот он, русский народ.

— Вряд ли. Да и откуда? Приходишь в деревню, десять-пятнадцать домов обитаемы, остальные пятьдесят — пустые… Те, что ближе к городам, еще живут за счет дачников, а дальние… Это как капиллярные сосуды в теле — пока они доносят кровь до каждой клетки, человек чувствует себя хорошо, а если отмирает одна клетка, две, тысяча… Так и с Россией, то есть с народом. Измельчание, вымирание, и этот процесс, видимо, уже необратим.

От этих слов у Даши заслезились глаза. Она с надеждой взглянула на
папу — неужели он ничего не ответит? Пусть скажет, что нет, что обратим… Папа смотрел в стол, крутил рукой вилку. Но, кажется, уловил желание Даши.

— До самого недавнего времени я тоже так считал. Что уже всё, пройдена точка невозврата. Даже статью написал — «Остается плакать». Ну, в смысле оплакивать русскую цивилизацию… Но, я уверен, все-таки еще можно переломить ситуацию. Необходима цель для народа. Большая общенародная цель. — Даша это не раз уже слышала, и опять приуныла. — И тогда реально начнут больше рожать, снова станут воспитываться мужчины, а не слизняки, появится, извините, энтузиазм.

— А какая цель? — как-то скептически прищурилась тетя Ника. — К войне готовиться? Или каналы копать?

— Ну почему…

— Ну а какая?

— Не знаю… В этом-то и проблема.

— Но вот же, я слыхал, Сколково строят, — явно шутливо сказал дядя Сева.

— Ага, а для рождаемости — материнский капитал, — подхватил таким же тоном папа. — Нет, это фигня… Из-за материнского капитала в основном тувинцы рождаются… Мы несколько лет назад были в Кызыле, и нам местная врачиха, она в роддоме работает, сама, кстати, тувинка, рассказывала: тувинка родит и тут же требует деньги: «Давай материнский капитал! Путин сказал!» И, говорит, убедить сложнее, что деньги эти просто так не даются, чем роды принять… Почти все роженицы нищие, безработица жуткая, но рожают и рожают.

— Вот они-то потом и придумают идею, — сказал дядя Коля, — и двинутся сюда, как Чингисхан.

— Не исключено.

— И на Калке их встретить будет уже некому.

Звонок в дверь. Это пришла тетя Лена, мамина подруга, писательница, которая работала в каком-то агентстве по подбору персонала. Она долго поздравляла маму, одновременно извиняясь, что опоздала.

— На работе запарка вообще! Начало года, все друг с другом ругаются, увольняются. Как с цепи сорвались…

Тетю Лену усадили, стали наполнять тарелку едой, бокал — вином… Настя, не выдержав ожидания, подняла свой стаканчик:

— За Россию!

— Ух ты, прелесть какая! — хохотнула тетя Лена. — Но надо за маму выпить.

— Мы пили за маму много раз, — ответила Настя. — Папа и дяденьки даже красными стали.

Теперь уже засмеялись все. Дядя Сева объяснил:

— Это от горячей водички.

Настя потрогала бутылку водки.

— Она не горячая.

— Она внутри становится горячей, когда выпьешь.

— Не надо ребенка интриговать такими вещами, — перебила тетя Ника. — Это отрава, Настенька, просто взрослым иногда нужно немного…

— Да, надо иногда понемножку отравляться, чтобы реальность однажды насмерть не отравила. Но вы даже не пробуйте, девчонки — язык обожжете, петь не сможете.

— Кстати, про песни! — аж подскочила на стуле тетя Лена, — «Пусськи» в Инете новую песню выложили! Знаете, где спели теперь?

— Да откуда ж нам знать — мы здесь празднуем…

— На Лобном месте! С фаерами, флагом…

— Даш, принеси айпед, — попросила мама, — а лучше — ноутбук. Посмотрим, что там…

— У меня включен, — папа поднялся, ушел на лоджию; вернулся с ноутбуком. — Где искать?

— Дай мне, — сказала мама. — Они у меня во френдах…

Нашли клип «Пусси райот», установили экран так, чтобы всем было более или менее видно.

— Включаю! — предупредила мама.

Почти без музыкального вступления раздался задыхающийся женский речитатив:

Дальше — почти неразборчивое продолжение куплета, а потом другой голос стал выкрикивать припев:

Песня, как и предыдущие их, оказалась короткой, а клип примитивным, но и смелым. На этот раз семь или восемь девушек в шапках-масках стояли на бортике Лобного места, совсем рядом с Кремлем. У двух были гитары без шнуров, третья махала синим флагом, а еще одна в середине песни зажгла фаер…

Посмотрев, взрослые стали обсуждать:

— Молодцы девчонки!

— Да что молодцы? Детский сад.

— Нет, ты не прав. В нынешнем безвоздушном пространстве и такое до-стойно внимания.

— Могли и снайперы над ними поработать…

— Но ведь это убогость. Особенно текст.

— Да, слова, конечно…

— И, с позволения сказать, музыка…

— С точки зрения панк-эстетики — нормально. В духе второго альбома «Дэд Кеннедис».

— А вот послушайте, — повысил голос дядя Коля. — Неужели вы думаете, что это просто девчонки собрались и такое устраивают? Наверняка за ними стоит какая-то мощная сила.

— Нет, ну, конечно, кто-то за ними есть, — согласился дядя Сева. — По крайней мере, снимает вон, помогает. Ну и что? Результат-то неплохой. Особенно их выступление у спецприемника.

— А, я видела! — не удержалась Даша. — Классно.

— Вот и подрастающее поколение в курсе.

И снова разноголосица то ли обсуждения, то ли спора:

— Я слышал, за ними Гельман стоит…

— Ха! А я — что Центр «Э»…

— Да вполне могут и так — без никого. Собрались, план набросали…

— И что, их не задержали после этого?

Мама, прищурившись, как раз что-то изучала в ноутбуке. Отозвалась:

— Да, фээсбэшники набросились… Задержали нескольких.

— Отпустят, — махнул рукой папа.

— Как сказать, как сказать…

— Так, — мама закрыла комп. — А давайте стихи читать! Многие из нас их пишут и уж точно все поэзию любят. Давайте по кругу. Не просто же пить и разглагольствовать… Начнем со Всеволода.

— Что ж, — он погладил свою голову, — можно и почитать. Только нужно настроиться. — И кивнул на бутылку.

— Расплескайте.

Папа стал наливать водку мужчинам, а дядя Коля вино женщинам.

— Только, пожалуйста, — попросила тетя Маша, — не про то, как вы девушку-еврейку пилой…

Дядя Сева смутился:

— А где вы его читали?

— Слышали однажды в Булгаковском Доме.

— Я тогда свежее. Там ни мата, ни ксенофобии…

— Но конфликт хоть есть? — посмеиваясь, спросил папа.

— Конфликт везде можно найти… Это — про рабочих с Нижнетагильского завода, куда Путин приезжал. Там еще начальник цеха предлагал в Москву приехать и разобраться с оппозицией.

— Да-да, помним…

— И вот они построили новый танк, а дальше — возможный сценарий скорого будущего.