У Дины Рубиной вышел новый роман под названием «Бабий ветер». На презентации в «Доме книги» писательница рассказала, что думает о современных авторах, конструировании реальности, масштабе личности Евгения Евтушенко и о многом другом.
О новой книге «Бабий ветер»
Я считаю, что рассказывать про новую книгу абсолютно не нужно, и, честно говоря, я не знаю ни одного писателя, кто бы толково рассказал о своей новой книге. Люблю вспоминать слова одного француза: «Я бы не писал роман три года, если бы мог рассказать о нем в двух словах». Возможно, все уже знают, почему книга так названа — так называется ветер на Камчатке. У ветров бывают имена, в Архангельской области есть «мужичий» ветер, есть над озером Селигер «женатый» ветер, ну и прочее. А на Камчатке есть «бабий» ветер, потому что в сырую погоду белье подолгу не сохнет, и женщины ждут. Раз в два-три месяца там дует такой приятный, легкий ветерок, когда бабы судорожно начинают кидаться дома на все белье, перестирывают, развешивают во дворах, на балконах, и под этими «парусами» плывет вся округа — белье сохнет. Мне показалось, что этой книге (поскольку она посвящена женщине: и конкретной, и вообще образу женщины, образу любви) очень подойдет такое название.
О формировании творческой личности
Я должна была бы, наверное, вспомнить русскую классику и какие-нибудь театральные постановки, но я дворовая ташкентская девочка, абсолютно дитя мусорного двора. Все свои познания я черпала из людей, из собрания алкашей во дворе. Я вообще страшно люблю проявления жизни, в любом контексте. Например, мне сейчас петербургская приятельница рассказала историю ее подруги. Подруга — профессор искусствоведения, автор монографии о великих художниках. Она утром гуляет с собачкой, в каких-то страшных трениках, ватнике с пятнами, и решает дойти до магазина. Дошла — там тусуется группа не очень трезвых уже с утра товарищей и страстно ждет открытия. Она подошла и своим пожизненно прокуренным голосом спросила: «Что, не открыли еще?». В ответ: «Поди проспись, парадная!». Это очень петербургская и вообще совершенно прелестная история, как ее не рассказать? Вот это мое образование.
О мастерстве писателя
Любой писатель, конечно же, мошенник: он создает иллюзию своей осведомленности. Меня спрашивают, закончила ли я цирковое училище, потому что написала «Почерк Леонардо». Спрашивают, занималась ли куклами, поскольку в «Синдроме Петрушки» профессия кукольника вылилась в серьезную глубину. Я единственное, что могу ответить: вы знаете, в «Русской канарейке», да, я сочинила барочного композитора XVIII века и действительно сочинила барочную ораторию. Ну, если пришлось делать, так пришлось уже! Но в цирке, нет, я не выступала, с парашютом не прыгала, воздушным шаром не управляла. Все, о чем вы говорите, это просто честная работа честного мастерового человека. И если я должна эту табуретку сколотить, то, соответственно, все гвоздики и инструменты должны быть под рукой, все должно быть сделано тщательно. Я стараюсь. Мне кажется, у Набокова есть замечательное высказывание, что читатель — это ребенок, которому рассказывают на ночь сказки, и он доверчиво спрашивает: «А это правда было?». Нет! Ну, скажем так, у меня есть несколько друзей, несколько подруг, из которых взято по кусочку. На самом деле цельный литературный герой редко когда приходит из жизни, он всегда приходит из какого-то параллельного мира, созданного воображением писателя. Прототип, даже если он действительно существует, всегда беднее, всегда неинтереснее, чем литературные герои.
О несчастливых финалах
Если бы какой-то писатель, например, изобразил теракт и написал: «Но, слава богу, они все встали, отряхнулись и пошли. И никто не погиб», — вы поверили бы? Я вам даже скажу по секрету, что жизнь каждого из нас когда-нибудь закончится. Что касается литературного героя, то, во-первых, он должен ответить за свои поступки. Во-вторых, он должен быть абсолютно органичен сюжету. Когда они все женятся в конце, тогда это получается женская проза. Поскольку мы так хотим читать книги, то давайте мы будем все-таки иметь мужество дочитывать «Анну Каренину» до конца. Хотя в романе «На солнечной стороне улицы» все заканчивается хорошо — и там, наоборот, меня обвиняли в хэппи-энде.
О Евгении Евтушенко
Я всегда очень любила поэзию Евтушенко. Не всю, но у него есть замечательные стихи. Кроме всего прочего, это была яркая личность — актер, игрок, общественный деятель, неугомонный человек во всех своих ипостасях. Это был очень мужественный человек в не официальной, а, скажем так, подковерной политической жизни. Недавно я вспоминала, как в 1986 году мне позвонил Анатолий Приставкин, который тогда закончил повесть «Ночевала тучка золотая», и попросил прийти в Союз писателей. Там собрались несколько его друзей, члены Союза писателей, с тем чтобы написать какую-то бумагу. Рукописи не давали ходу, не публиковали — и все говорили о том, что должен приехать Евтушенко. Евтушенко просто приехал с самолета откуда-то из Америки, в совершенно роскошной, почти цирковой шубе, в перстнях. И вдруг он взял слово и стал говорить. И вы знаете, все как-то сразу погасли, а Евтушенко все сказал емко, четко. И практически весь его текст полностью попал в текст письма, и он же первым его и подписал. В общем, через некоторое время «Тучка…» была опубликована и, как вы помните, произвела фантастическое впечатление в обществе — по-моему, даже в школах ее потом проходили.
О том, кто такой современный писатель
Современный писатель… Слушайте, это из тех вопросов, на который надо отвечать парадоксально. Это такая занудная публика, страшно мнительная, очень депрессивная и, как правило, плохо спящая ночью. Но любой писатель, когда умрет, становится классиком. Нет, эта компания не интересная. Кроме меня, разумеется!