В пятницу в «Буквоеде на Восстания» прошла встреча с писателем Сергеем Самсоновым, автором романа «Железная кость». Как выяснилось, свою первую книгу Самсонов написал в 11 лет, роман «Аномалия Камлаева» он считает «омерзительным», а женскую прозу и артхаусное кино и вовсе не признает. «Прочтение» выбрало самые серьезные высказывания писателя.
О времени и литературе
Мне захотелось написать историю о российском капитализме 1990–2000-х годов, о периоде начального накопления капитала, о великом сломе эпох в нашей стране, о смене общественных формаций и так далее. Мне казалось, что это время заслуживает самого пристального исследования и отображения, но этого почему-то не происходит, и я решил восполнить этот пробел. Но книга моя не только про 1990-е — она упирается в сегодняшний день. Потому что жить всегда интересно, и писать интересно обо всем.
О новом романе
«Железная кость» — роман об огромном заводе, который когда-то был основой советской промышленности, а с наступлением эпохи перемен захирел, начал впадать в ничтожество, ржаветь, и десятки тысяч людей, которые на нем работали, потеряли смысл своего существования, лишились средств к пропитанию. А потом появился один из героев — очень изворотливый человек, уже накопивший первоначальный капитал всякими нечестивыми способами. Ему начало казаться, что все эти деньги мертвы, и он решил их оживить и вложить в производство такого чистого и крепкого вещества, как сталь. В книге есть прямая параллель между реальным Магнитогорском и «книжным» Могутовым. Магнитогорск строился в начале 1920-х годов рекордными темпами — и это отражено в книге. Выдуманные герои имеют прототипы: это книга о моем отце и его друзьях. Мне интересно влезать в чужую шкуру и проживать чужие жизни. Это как бы все мой собственный опыт, который проходит через какие-то фильтры, определенным образом преломляется. Каждый из моих героев — это я.
О сюжетах и преемственности
Я живу в окружении людей, которые занимались реальным производством, но сами косноязычны и не могут рассказать о собственном смысле жизни — и я решил сделать это за них. У этих безъязыких людей крайне мало представителей в литературе. Есть, конечно, вечный Андрей Платонов. Но в какой-то момент эта линия русской литературы оборвалась, и мне захотелось ее продолжить в меру своих скромных способностей. Но какой-то прямой связи, зависимости от языка, стиля этого автора у меня нет, и ее искать не стоит. Давно уже началась эпоха цитат. Человек не может родиться на пустом месте, ни на кого не ориентироваться, ни от кого не зависеть и никого не цитировать.
О читательском опыте
Это настолько темный процесс — взаимоотношение каждого конкретного читателя с каждой конкретной книгой, что, может быть, это зависит от каких-то атмосферных явлений. Возможно, если бы ты открыл эту книжку на год раньше или на год позже, она произвела бы совершенно другое впечатление. А вот не сложилось, и все. Это какая-то биохимия, когда в составе крови что-то меняется. Соприкасаясь с одной и той же книжкой сегодня или вчера, ты можешь сделать два совершенно противоположных вывода. Мне кажется, есть какие-то стечения обстоятельств, которые позволяют мне вовремя столкнуться с нужным текстом.
О тяжелой писательской судьбе
Для меня выход и первой, и каждой последующей книжки сопряжен с каким-то чувством стыда, как будто какие-то самые интимные подробности о себе рассказываю. Терпеть не могу, когда меня читают близкие и родственники — а они ведь читают! Про это Розанов говорил: «Стыдно — а что делать?»