Премия Андрея Белого, только что отметившая тридцатилетие, переживает крупнейший кризис в своей истории; такой, что, может, и не переживет. Достигли предела противоречия двух групп внутри премиального комитета: между основателями премии, рыцарями петербуржской вольной словесности Борисом Ивановым и Борисом Останиным и командой их более молодых коллег, чьи имена прозвучат ниже. Старики хотели изменений в регламенте (прежде всего — введения новых номинаций) и более бодрой ротации жюри, «молодых» конфигурация комитета (комитет и жюри — одно и то же) устраивала, а введение новых номинаций они не считали оправданным. Впрочем, важны не подробности разногласий, а тот факт, что они привели к жесткой психологической несовместимости. Ситуация закачалась на ребре. Основатели Останин и Иванов зарегистрировали на свое имя марку премии, а также Устав и Положение, в которых закрепили свое право на концептуальные решения по регламенту. В ответ обиженная молодежь напечатала заявление от лица Комитета премии Андрея Белого (подписанное, однако, лишь отдельными его членами: Борисом Дубиным, Дмитрием Кузьминым, Виктором Лапицким и Глебом Моревым, а также поддержанное Анатолием Барзахом). В заявлении сообщено, что Останин и Иванов пусть и заслуженные, но вредители, что они (напомню, основатели, давшие в свое время согласие на пополнение комитета будущими бунтовщиками!) отстраняются от присуждения премии по номинациям «Проза», «Поэзия» и «Гуманитарные исследования» и могут лишь определять лауреата в номинации «За заслуги». Кроме того, выражено желание пополнить комитет новыми лицами: Андреем Левкиным, Аркадием Драгомощенко (призванным символизировать связь эпох) и Данилой Давыдовым.
Документ у молодежи вышел совершенно чудовищный. Сначала даже кажется, что это фальшивка, сионский протокол, что кто-то подставил милых граждан, которые сами ничего не подписывали и в следующее же мгновение дезавуируют инсинуацию.
Увы, не фальшивка.
Всякий учится у эпохи, но коллеги Дубин, Кузьмин, Лапицкий и Морев показали себя первыми учениками. Их акция выполнена в модном жанре рейдерского захвата.
Они жизнерадостно быкуют: заявление пышет грозной силой, из него явственно следует, кто тут хозяин, а кто опущенный лох, у читателя не должно остаться сомнений, за кем останется объект.
Хладнокровно лгут: в документе (висящем в сети «Положении о Премии»), якобы в согласии с котором они действуют, нет ни буквы (и ни «духа», естественно) о том, что большинством голосов можно пнуть под зад отцов-основателей.
Балаболят и словоблудят, пытаясь замазать дежурными фразами об ответственности и независимости элементарный факт присвоения чужого имущества.
Глумятся над жертвами: унизительного положения, в которое чрезвычайщики поставили Иванова и Останина, даже самим Дубину и Кузьмину в сердцах не пожелаешь. Сделали из учредителей идиотиков, предложили им постоять в сторонке со сладким леденцом. Все же советую Дубину представить себя в старости с таким леденцом.
Нравы литературного сообщества не всегда благоуханны, не привыкать. Но ведь мы, вроде, имеем дело с орденом. С Кузьминым, построившим космосы, вавилоны-воздухи. С подвижником Лапицким, с интеллектуальным авторитетом Дубиным, с трудолюбивым Моревым. Не отребье. А вот надо же, поднатужились и кинули стариков-основателей. Герои, ничего не скажешь.
Чем сами герои оправдывают свое поведение, которое, при всем, так сказать, уважении, непонятно как отличить от предательства?
Во-первых, желанием сохранить Хорошую Вещь. По их мнению, премия «должна жить» (хотя неясно, как она может быть «должна»).
Старики-основатели, которые в актуальном ни ухом, ни рылом, ее скоро развалят, а Вещь Хорошая, вот рейдеры и сохранят, и приумножат.
Вопрос об актуальности подписантов тоже, меж тем, спорен. Морев и Лапицкий зря воображают, что до сих пор держат руку на пульсе и что держат ее там Левкин и Давыдов; но ладно, пусть воображают, сейчас важнее не адекватность, а моральность их представлений о жизни.
Вопрос о том, что громко провозглашаемое желание сохранить Вещь может быть псевдонимом тихого желания обладать статусом Хранителя Вещи, тоже можно не поднимать: всякий составит свое представление об истинных мотивах подписантов.
Но по поводу их права на Премию двух мнений быть не может. Мы оценили ваш порыв, энергичные граждане, но не забыли, что Вещь — не ваша.
Это как раз во-вторых: чрезвычайщики не считают, что Вещь — чужая. Помогали в середине девяностых возрождать «белочку»? — помогали, и даже рулили процессом возрождения. Тащили последние годы груз? — тащили, перли. «Мы пахали». Договорились на каком-то этапе, что все семь водителей премии последних лет равны и двое первых не равнее пяти последних? — точно не знаю, но допустим, что договорились.
Есть основания, короче, претендовать на долю в наследстве.
Шутка, однако, в том, что разговор о долях-процентах имеет смысл, когда делится делимое: деньги, яблоки. Символический капитал, при попытке его поделить, улетучивается. Когда математическое деление исключено, болтовня о вкладе юмористична. «Символический капитал создан не только … в эпоху самиздата…, но и методичной работой последнего десятилетия». Какова доля этого «но и», не посчитать. В общем, конечно, заведомо меньше доля сия первородного вклада, но дело сейчас в том, что в принципе — не посчитать.
Потому разрешается ситуация не процентами, а по схеме «или — или». Одна из конфликтующих сторон должна была уйти. Соображения о порядочности подсказывают, что уступить должны молодые и сильные. Что амбиции должны уступить первородству. Любой из двух этих причин более чем достаточно, дискуссионного момента тут просто нет. Уступили, отошли в сторону, основали свою внутренне непротиворечивую «Бугаев-прайс». Премии-корню, тридцатилетнему Белому, уже наследует прохоровский «Нос», отчасти Премия Ильи Кормильцева, вот появился бы «Бугаев», еще что-то непременно возникнет: естественный и здоровый процесс. Развитие, жизнь. Но, оказывается, чтобы отойти в сторону, нужно иметь представления о первородстве и благородстве. Представления эти несколько абстрактны, а объект захвата конкретен. Так что, будем держаться за то, за что ухватились. Если уж ухватились, а главное — если есть мускулы, позволяющие держаться крепко. Пусть на стороне Иванова-Останина легитимность — историческая, юридическая, нравственная. Зато на стороне рейдеров медийность, ушлость и организаторские способности. Хорошие шансы победить в возможной конкуренции двух премий с одним именем.
После публикации заявления «Комитета» Дмитрий Кузьмин выступил в своем и чужих интернет-дневничках с чувственными, но беспомощными оправданиями. Разжевывает подробности конфликта, которые совершенно не интересны на фоне проблемы собственности. Предложение решать эту проблему по совести Кузьмин называет «презумпцией шкурничества»: это как если бы грабитель, отнявший у гражданина кошелек, отвечал бы на порицания, что ему нет дела до шкурных интересов ограбленного. Лексика про презумпцию шкурничества — советская, как и рассуждения о «духовной миссии» (пафос — популярная ширма для пакостей) и «общем деле». Чье же это общее дело? Вот выяснилось, что уже не Останина и не Иванова. И не мое: хотя я эстетически куда ближе к Кузьмину, чем к Иванову, не стану считать «общим» дело, основанное на торжестве стадной силы, куражащегося большинства: почуяли силу и кровь, почуяли, что можно замочить старичков — взяли да замочили. Так что, «общее» в данном случае — это Кузьмина и его подельников.
Для меня отсутствие этой элементарной чистоплотности (Кузьмин презрительно называет ее «чистоплюйством») в людях, которых я не только ценю, но и уважаю, стало, признаюсь, неожиданностью. Да чего там, личным ударом. Чрезвычайщики, в общем, вызывают даже и некоторое сочувствие. Собственноручно намалевать себе на лбу аршинную Каинову печать: это надо ухитриться. Неоднократно уже заявлял в эти дни устно, заявляю теперь и письменно: я не согласен, что Дубин, Кузьмин, Морев и Лапицкий — подлецы, которым нельзя подавать руки. Морок, срыв, соблазн, помутнение, споткнулись, обкакались. Бывает. Не сомневаюсь, что мы дождемся от них ярких, новых, самостоятельных, честных проектов, о которых не только я, но и многие их нынешние недоброжелатели скажут с радостью добрые слова.
Но пока вот выяснилось, что не богатыри. Не рыцари. Это да. Жалко.
Но «бренда» намного жальче: вынесут ли Премию на своих плечах отцы-основатели, продолжится ли лже-премия под водительством рейдеров, будут ли сосуществовать параллельно два Андрея Белых: в любом случае не скоро выветрится аромат вещества, наваленного лихой четверкой.