Из поэтической антологии Виктора Топорова «Поздние петербуржцы»
Помните шумный скандал с выходом из Ленинградского союза писателей некоего «Содружества», преобразованного затем в областную писательскую организацию? Областная со всей неизбежностью превратилась в захолустную и скандалит теперь, главным образом, на предмет несправедливой дележки автомобилей.
Куда серьезней — и по именам, и по количеству участников, да и по причинам возникновения — «Ассоциация независимых писателей», возникшая в недрах организации и сейчас подумывающая об отделении. Эти писатели, или, верней, лучшие из них, не разделяют мнения все же большей, значительно большей части ленинградских писателей по текущим политическим и литературно-политическим вопросам, не без некоторой демагогии заявляя о своей, в первую очередь, «великорусской думе» (выражение Станислава Куняева). Что ж разномыслие лучше единомыслия, в какие бы одежки последнее ни рядилось.
И все же, узнав о том, что в ряды «независимых» вступила Ирина Моисеева, тонкая, насквозь ироническая и полная самоиронии поэзия которой, казалось бы, максимально удалена от политических и внутрилитературных страстей хотя бы потому, что, в лучших традициях отечественной словесности, поэтесса начинает поиски виноватого с самой себя, — узнав об этом, я был изрядно удивлен. Сейчас, знакомясь с ее последними стихами и готовя их к публикации, должен признать, что удивление мое под рассеял ось. Ирина не то чтобы почувствовала себя представительницей «русского меньшинства» (выражение из лексикона «Содружества»), для этого она чересчур интеллигентна, но подобные умонастроения и умопостроения оказались ей не вполне чужды. Ирина сегодня находится не на позициях «Молодой гвардии», разумеется, и даже не «Нашего современника», но где-то на полдороге между последним и «Новым миром». А в каком направлении идет она по этой дороге, не очень ясно, наверно, и ей самой.
А стихи талантливы — и там, где они полемически заострены, и там, где иронически беспощадны, и там, где лирически взволнованны и приподняты. И, понятно, мои разногласия с поэтессой по многим мотивам не мешают мне высоко ценить ее лирику, в том числе и гражданскую, и предлагать читателю в качестве одного из образцов поэзии «поздних петербуржцев».
13.04.91
* * *
Стыдно видеть,
Как мямлит и трусит,
Не решается.
В наши-то дни
Что бояться! Никто не укусит.
Все напротив, Господь сохрани.
Я в едином слиянье со всеми,
Без таблеток никак не усну.
Все стремительней тянется время!
Все меняет волну на волну.
Незаметно углы обминая,
Вымывая, — держись не держись —
Эту землю из рук,
Начиная
Ненадежную новую жизнь.
* * *
«Квасной» или «лапотной» или
«убогой»… такие дела…
За что ж мы ее полюбили?
Ни доброй она не была,
Ни, Боже, спаси, справедливой…
Но только — вовеки веков —
«Паршивой», «гугнивой», «сопливой».
«Волшебной! страной дураков».
Не счесть у нее безобразий,
Кого ни возьми — все холоп!
Извечным посмешищем Азии,
Америк, Нигерии, Европ
Стоит. Не перечит ни лаю,
Ни вору. Растит воронье.
За что же ее выбираем?
За что же мы любим ее?
* * *
Эта жизнь перемешана с той.
Перепутаны эпос и эрос.
Утешения горький настой,
Разливается ночью густой —
Все наплакалось и притерпелось.
Ну и что, что не я разгляжу
Вдалеке золотую межу,
Заплетаются тысячи нитей.
Всех рожок созывает в кружок.
Засчитается каждый шажок.
Я не стану. И вы не ходите…
* * *
Они были художники слова
И легли в половине второго.
И проспали до десяти.
Погибла прекрасная проза,
Но, ввиду духоты и невроза,
Никому не хотелось спасти.
* * *
Все забыть невозможно. Как и все запомнить.
Все простить нельзя. Как и все понять.
Но чтобы долг свой до конца исполнить
И чтобы дом свой до краев наполнить
И так далее… Надо отнять.
Надо изобилие вычесть из рога.
Минус гармония и дорога.
Ну дорога-то в результате плюс.
И путешествие без перчаток.
Минус минимум опечаток…
А в результате потеря чувств —
Цель моей жизни вот этот финиш.
Здесь потеснишься, а там раздвинешь,
Борешься! А в результате?… Чушь.
Чье-то любимое слово. Чье же?
Перебесившись и ставши строже
Кто же нас судит? И он не чужд
Нашим принципам и морали.
Невероятно, но нас позвали
И приготовили этот пунш!
Но что же слуги? И где служанки?
Кто же в выигрыше? Что же в банке?
Или в бутылке?
Горячие головы разбивают копилки.
О, какие кругом фиалки!
А мы снова бублики или опилки.
* * *
Легко же! Никто не осудит,
Никто не забудет налить…
Он друга посадит и будет
О друге тепло говорить.
Мы светлое чувство разделим,
И деньги жене соберем.
Не зря же мы с другом сидели
Все вместе за этим столом.
* * *
Что сделаешь?! Не так мы хороши,
Как хочется.
Но я уже не струшу.
Что вытрясешь из замершей души,
Без устали допрашивая душу.
Не хватит покрывал и париков,
Чтоб все прикрыть,
Что истинно, но скверно.
У нас же говорить без дураков
Не принято. И правильно, наверно.
В них мудрости не меньше,
Чем во тьме,
Разумно расположенной в природе.
О, Господи!
Лежать на животе,
На солнышке!
Мечтая о свободе
И равенстве!
Когда ж и поумнеть, как не теперь.
Не то еще бывает.
Великое «иметь и не иметь»
Само собой из памяти всплывает.
Самой собой по улице идет.
Само собой, развертывает знамя.
И тот, кто вместе с нами не поет.
Само собой, не будет вместе с нами.
* * *
Быть может, мы и впрямь наглеем?
Уж сколько благ дано евреям,
Мне ямб послушен и хорей…
Зоя Эзрохи
Я — хореем, послушным евреям,
Или ямбом, им так же послушным…
Неужели мы все озвереем?
И не стыдно нам будет? Не скучно?
Русофобам и антисемитам
В том краю, многократно политом
Кровью.
Злоба злом прорастет неизбежно.
Ибо Родина наша безбрежна.
В ней достаточно места убитым
Безо всякой любви,
И с любовью.
* * *
Когда отпущена
На длинном поводке,
Я волю чувствую —
Все что-то жить мешает.
Связь не потеряна!
Особенно в рывке
Струна напряжена.
Что в целом не решает
Проблему вечности.
Кто вечно одинок,
Тому и в этот час не золоти пилюли.
Чего при Августе не смел,
Того не смог
И в нашем пасмурном, проветренном июле.
Как бы на выводы ты ни был скор и строг,
А все помешкаешь,
Как при тебе из пены
Весь напружинившись,
Не тот выходит бог!
Под всхлипы Талии
И вопли Мельпомены.
Словарь синонимов
С историей сестер,
Которые все ткут!
Дает такие всходы,
Что как бы ни был слух привычен и остер,
Запросишь милости.
Заманчивой свободы
Повяли прелести. Таинственный туман
Ее бездонных глаз
Сменен
На склеротический румянец.
Распалась связь времен.
И пуст большой карман.
Конец не выдумки,
Певец не итальянец.
* * *
Г.Б.
Как мы рады, что мы еще живы!
Что мы вышли на Невский проспект.
Что рассыпались синие сливы!
Что порвался бумажный пакет!
Что блестящее чувство свободы,
Не обманет уже никого,
Что прошли наши лучшие годы,
Что не помним о них ничего.
* * *
Учиться вымыслу сложней, чем ремеслу.
Рискуешь выбиться. И больше не прибиться.
Все руки девушек тоскуют по веслу.
Но хочется не плыть, а утопиться.
А путешествие вдоль времени и стран
И познавательно и ничего не стоит.
Хоть, если вдуматься, то что это? Обман.
Обман, естественно. Но это нас устроит.
Жизнь так устроена, что это нас вполне,
Причем на уровне. А правда этой жизни
Не обязательно находится на дне.
Во сне. В Италии. Я ничего капризней
Ее не видела. Чего ни сочини,
Чего ни выдумай — все у нее в запасе.
На что безумие, казалось бы, сродни,
Но глупости, всего в начальном классе.
За что зацепишься?! Ни метр, ни килограмм
Уже не выдержат. А полная свобода!
Вообще бессмыслица.
Но светоч нужен нам!
Но повод нужен нам!
Но посох нужен нам! И настроение
И теплая погода.
Все это в комплексе
И в двух шагах от входа.
Вернее выхода. Вернее год от года
Стиль совершенствуя и методы борьбы,
Поймать пытаются хозяева судьбы
Себя за хвост. Лукавая природа
Подставит их. Среди дурных привычек
Стихи без вымысла. Цитаты без кавычек.
* * *
Из неизбежных услуг и служений,
Кем же я выйду из всех унижений?!
Как же я стану толста!
Все посещая места
И местечки
И танцевать начиная от печки,
Насыпи или моста.
Как я устану
До ста сосчитай,
На ночь.
И все-таки не засыпая,
А утопая
В любви.
Все сокровенное в ней понимая,
Будто бы строя, а вправду ломая.
И на свои,
На свои, не на ваши,
Чем же я эти морщины украшу?
Где же я смою слои!
Освобождаясь от слоя и слоя,
Где же я самое главное скрою?
Разве осталась в крови
Капля, избегшая кровосмешенья,
Все мы так долго служили мишенью,
Что, оставаясь одни,
Планку судьбы опускаем пониже.
Ну отчего так пусты и бесстыжи
Эти прекрасные дни.
* * *
Ну какие наши годы!
Зря завидовать зачем?
Красным яблоком свободы
Нашу молодость заем.
Вот когда мы станем сыты!
Так не ели никогда.
Вылезают из орбиты,
Как побитые, года.
Не бывает без истерик
Спор — кто мал, а кто велик.
Приезжайте из америк
Попроведать Материк!
Мать родная ищет сына,
Дети! требуют суда.
Настоящая трясина
Эта чистая вода.
* * *
Из всех щелей и с телебашен
Оповещают — нет России!
И все рожденные в рубашках
Свои рубашки относили.
Пришел конец ее народу.
Сама у чурок ищет плена.
Черно на площадях от сброда,
А фарисейская свобода
Вопит, аж выступает пена.
Не жди, спасать ее не станут,
Где власть, там сытно и не дует.
А мальчики ее не тянут!
А девочки ее блядуют.
Надежду вырывают с корнем.
А соблазняют чем попало.
И если мы себя не вспомним,
То в самом деле все пропало!
Люблю смотреть на баловней судьбы,
Рождения 37 года.
У них свое понятие борьбы.
Им всюду жизнь. И радость. И свобода.
Они живут золы не вороша.
В них столько правды, что не видно смысла,
И вещая, бессмертная душа
Болтается у них, как коромысло.
* * *
Ненавижу перемены,
Перерезанные вены,
Реки крови и вина.
Песни сладкие тирана.
В целях высшего обмана,
Стены черного чулана
Или желтые дома.
Синтетическую пищу,
Праздник, зачатый кладбищем,
И не нужный никому.
Днем и ночью страшный город
Ненавижу, тесный ворот
И грозящую суму.
Все, что встало против света,
Ненавижу. И за это
Все, как следует, приму.
Синтетическую пищу,
Праздник, зачатый кладбищем,
И не нужный никому.
Днем и ночью страшный город,
Безобразно узкий ворот
И позорную суму.
Без надежды перемены,
Перерезанные вены,
Реки крови и вина.
Песни сладкие тирана,
В целях высшего обмана,
Стены черного чулана
Или желтые дома.
* * *
Ученые,
Обреченные ужасаться:
Результатами своих трудов,
Успехами
Своих хитроумных ходов,
Походов
Под знамена свободы, —
Занимают проходы
В Колонном зале.
Они еще не все сказали.
* * *
По дальней дороге, которой уж виден конец,
Он едет, стервец, а ведь антитуманные фары
Его не горят. Отчий дым не свивает колец.
И общество как бы боится разбиться на пары.
А очередь давит с усилием в сто киловатт
На темный периметр, что развиднеется к ночи
Ввести же бестактную формулу «Кто виноват?»
Ввиду одиозности вряд ли товарищ захочет.
Ввиду помутненья в среде первозданных небес
Невест выбирают на определенные сроки,
И строки слагаются с явной оглядкой на ГЭС,
И всех погоняет куда-то прогресс волоокий.
* * *
Черной кровью его налиты,
Тучи тьмой затянули пространство.
Он несет родовые черты
Ростовщичества и вольтерьянства.
Но за что ж ему смертные муки?!
Он невинен, как агнец, пока
Сами! — к золоту тянутся руки,
Сами! — жабы летят с языка.
Тишь. Не слышно молитвы о сыне.
И звезда не горит в высоте.
Провокатор висит на осине,
Нам не видно его в темноте.
* * *
Вот опять подвернулась статейка…
Прочитала, и сделалось жарко.
Вспоминаю, что я не еврейка,
Не эстонка я и не татарка.
Кто такая я, сказано прямо,
Что на сердце моем — все открыто.
На грядущие годы программа
И в программе — кайло и корыто.
* * *
Мы загнаны в угол.
И теперь уже даже не важно кем.
Важно, что перед тем как туда загнать,
Нас истрепали так, что нас не узнать.
И теперь уже даже не важно кто.
Важно то, что нам уже некуда отступить.
И придется нас отпустить.
Или убить?
* * *
К счастью путь заповедан веками,
Но упрямая тянется нить.
Так и быть поведут на аркане.
Так и быть поведут. Так и быть.
С виртуозной сноровкой для первых
И удавкой для всех, господа.
Сильных духом, слепых, слабонервных
Исключительно тянет туда.
* * *
Кто на скрипочке играет,
Тот на скрипочке играет.
И ничего тут не поделать.
Ничего не изменить.
Кто на скрипочке играет,
Тот на скрипочке играет.
Или будет неизвестен,
Или станет знаменит.
Кто на скрипочке играет,
Тот на скрипочке играет.
И ничего тут не поправить.
И никто не уследит.
Кто на скрипочке играет,
Тот на скрипочке играет.
Кто на скрипочке играет,
Тот на скрипочке играет.
А кто в сопелочку гудит.
* * *
В час когда свежо и рано
И пустынно, но не прежде
Хорошо считать баранов
И оправдывать надежды.
В поздний вечер безупречный
Слившись с миром придорожным,
Целоваться с первой встречной
Первой встречной тварью Божьей.
* * *
Купились милые простаки и простушки.
А ведь Гулливер отличается от гнома
Так же, как брежневские психушки
Для избранных
От нашего нынешнего всеобщего сумасшедшего дома.
* * *
Так счастья немного, что вот и совсем уже нет.
А ты все хлопочешь, топочешь,
пытаешь, мечтаешь.
Зачем его ловишь? Зачем его смотришь на свет?
И учишь и мучишь. И сам из себя вырастаешь.
* * *
Справедливости нет и не будет.
И не ведая, что он творит,
Каждый сам свою душу погубит.
Свет задует. И дверь затворит.
Поэтическая антология «Поздние петербуржцы»
Издательство «Европейский дом», 1995 год
Составление Виктора Топорова при участии Максима Максимова.
Автор вступительных заметок — Виктор Топоров.