Александр Етоев коллекционирует чучела летучих мышей, старые книги и заметки в жанре «всякая всячина про литературу». Составленная из таких заметок «Книгоедство» вышла в свет три года назад; недавно вышел второй том «Экстремальное книгоедство. Книга-мишень»: читайте отрывки про аббревиатуру, авантюристов, Айболита, алкоголиков, Ахматову и анти-Ахматову
Александр Етоев утверждает, что в прямом смысле слова, то есть в рот, книги не ест, но друзья ему не верят. У Етоева всегда при себе несколько книжек, во всех карманах. Дома у него книг, по слухам, миллионы, причем Етоев не жадничает, дает читать, а иногда и дарит. Выдержки из особо редких книжек он компилирует и издает для людей (Александр, скажем, автор поучительной брошюры «Душегубство и живодерство в детской литературе»). Еще он графоман: про все, как-то связанное с литературой и книгоизданием, непременно сочиняет заметку. Чудное существо на картинке, нарисованное Владимиром Кривобоковым, иллюстрировало первый сборник этих етоевских экзерсисов, книга вышла в Новосибирске под названием «Книгоедство» и имела подзаголовок «Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов».
Фрагменты книги «Книгоедство‑2»
Аббревиатура
Один монах сорок лет разгадывал высеченную на камне надпись: «ЕОНЧКСТНБСДПБСР». И, наконец, разгадал: «Если отойдешь направо четыре квадратных саженей, то найдешь большую сумму денег, положенных богатырем Стенькой Разиным». И ведь пошел, божия кочерыжка, и откопал, теша свое греховное сребролюбие. Слава Господу, шел мимо солдат и, увидя такое дело, тут же подсказал нечестивцу правильную разгадку надписи. Читать, оказывается, нужно было наоборот, справа налево. Точно не помню, но смысл солдатской расшифровки такой: «Разин Стенька, будучи праведен душой, спрятал богатство…» — и далее о том, что богатства достоин не позорный служитель культа, помышляющий исключительно о своей мошне, а он, солдат, православный воин, защищающий родное отечество от всяких поганцев и супостатов.
В общем, аббревиатура есть вещь таинственная и не любым разумом постигаемая. От правильной ее расшифровки в жизни зависит многое, порою и сама жизнь.
Я вот, например, как ни бился, так и не смог проникнуть в тайну аббревиатуры ВАМХУ, которая наряду с ИМХО бытует в Живом журнале. И чуть при этом не свихнулся мозгами, жена «скорую» вызывала даже. Это в качестве маленькой иллюстрации к моей сентенции из абзаца выше, к заключительной его части.
Мы в детстве, когда ставили кому-то подножку, всегда говорили честно: «МЗП», — что значило «Мало заметное препятствие».
Правда, в ответ на это тебе могли ответить: «УПСПГТ», или «Удар продуктовой сумкой по голове товарища», — и тут же этот УПСПГТ нанести. Хорошо, если в сумке был батон за тринадцать копеек, а не стеклянная бутылка с кефиром.
Самые опасные аббревиатуры — аббревиатуры блатные.
КОТ, например, на блатном жаргоне — совсем не ласковый домашний любимец, это «Коренной обитатель тюрьмы», который так тебя поцарапает коготками, что долго после этого будешь помнить, если, конечно, выживешь.
МИР — это «Меня исправит расстрел».
ВОР же — «Вождь Октябрьской революции», то есть Ленин, лучший, кстати, оберег от расстрела, наносимый в виде татуировки на сердечную половину груди.
И так далее.
Вот на этом выразительном «и так далее» закрываю эту мутную тему. А то начал, можно сказать, за здравие, а закончил почему-то за упокой.
Авантюристы
Самый знаменитый из всех авантюристов XVIII века Иосиф Бальзамо (больше известный публике под именем Калиостро), как выяснилось, был посрамлен обыкновенным питерским бесноватым Васькой Желугиным то ли поздней осенью 1799-го, то ли ранней весной 1800-го года, точная дата не установлена. Случай этот описан в литературе, суть истории такова: временно проживаючи в Петербурге, Калиостро практиковал медицину, в частности одним из его пациентов был вышеупомянутый бесноватый, выдававший себя за Господа нашего Саваофа. Для того чтобы пациента вылечить, Калиостро нанимает две лодки, в одну сажает себя и бесноватого В. Желугина, в другую — команду своих помощников. На середине Невы граф сталкивает спутника в воду — такой в те годы практиковался способ борьбы с психическими болезнями, их лечили, совмещая элемент неожиданности с моржеванием в холодной воде, — тот падает, но уволакивает при этом и своего лечащего врача. Короче, их обоих вытаскивают баграми люди из второй лодки и благополучно доставляют на берег возле Петропавловской крепости. На вопрос столпившейся на берегу публики, кто он такой, выздоровевший больной отвечает, что никакой он не Саваоф, как они, дураки, подумали, а Васька Желугин, бывший городской сумасшедший.
Далее цитирую по повести М. Кузмина «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо»:
«Граф, желая отереть воду, струившуюся по его лицу, сунул руку в карман и не нащупал там табакерки, подаренной ему Государыней.
Васька, видя озабоченное лицо Калиостро, засмеялся.
— Табакерочку ищете? А я ее подобрал. — И откуда-то, как фокусник, вытащил золотую коробочку.
— Где же ты ее подобрал?
— У вашей милости в кармане и подобрал.
Граф обвел глазами присутствующих и молвил:
— Рассудок к несчастному вернулся».
В общем, как говорили во времена моего счастливого детства: «Пока смотрел ”Багдадский вор”, русский вор штаны упер».
Но, конечно, по части изобретательности современные авантюристы могут дать фору любому аналогичному деятелю времен Екатерины Великой.
При мне на Сенной площади лет десять назад на выходе из метро «Сенная» стоял лысый такой мужик и рвал у себя на спине рубаху. Не на груди, как все нормальные люди, а в том-то и фишка, что на спине. Перед тем, как ее порвать, он орал голосом зазывалы, привлекая внимание публики: «Рву рубаху на спине! Рву на спине рубаху!» Люди естественно подходили, он поворачивался ко всем спиной, просовывал руки себе под мышки, хватал на спине рубаху и действительно ее рвал. А тем временем его компаньоны чистили у толпы карманы.
Еще я знаю историю с продажей трамвая. Один мой знакомый из новых русских стоял утром на остановке трамвая 14-го маршрута на углу Английского проспекта, бывшего Маклина, и площади Тургенева, бывшей Покровской. Уже смешно, наверняка скажет сейчас кто-нибудь из читателей. Новый русский ждет на остановке трамвай. Так вот, этот мой новый русский никакого трамвая не ждал, просто стоял себе, похмельный, на остановке и вспоминал, где он вчера, перед тем как нажраться водки, припарковал свой «мерседес-бенц». А тут подходит к нему интеллигентного вида дедушка и предлагает купить трамвай. Мой знакомый сразу говорит: «Сколько?» — в смысле баксов, а не число трамваев. Тот ему называет цифру. Короче, платит мой знакомый наличкой и спрашивает: мол, где товар? Дедуля говорит: «Вот», и действительно показывает рукой на выкатывающий из-за поворота вагон. Потом уходит, пересчитав деньги. Конец истории понятно какой. Впрочем, конец не важен, важен сам факт продажи.
Вывод: чего-чего, а авантюристов в любом веке всегда хватало. Куда ж они, на хрен, денутся, пока живы лохи, вроде вас и меня.
Айболит
Поздней осенью 1918 года для литературного приложения к астраханской газете «Красный воин» Велимир Хлебников написал утопическую статью-рассказ «Лебедия будущего». В печать она не прошла не столько из-за своего утопизма, сколько из-за специфики изложения ее футуристических тезисов. Хлебниковская языковая стихия и газетный строевой стиль — вещи не очень-то совместимые, и естественная редакторская реакция на подобный текст — его отклонить. Ничего постыдного в такой реакции нет, ведь основное для любого газетчика — доходчивость для массового читателя.
Как подстроить свой голос под читательский слух (или, по-другому, подсластить продукт писательского труда в соответствии со вкусом потребителя) — задача вечная, и решается каждым автором в индивидуальном порядке. На эту тему можно рассуждать долго, тем более, что я сейчас не об этом.
Дело в том, что строчка из «Лебеди» очень сильно мне напомнила сцену из другой книги.
Но сначала Хлебников, «Лебедия будущего», из главы «Лечение глазами»:
«Лучшим храмом считалось священное место <…> где в отгороженном месте получали право жить, умирать и расти растения, птицы и черепахи (Хлебников имеет в виду конкретную территорию в дельте Волги в районе Астрахани, где стараниями его отца в конце 20-х годов организован Верхне-Волжский заповедник. — А. Е.). Было поставлено правилом, что ни одно животное не должно исчезнуть. Лучшие врачи нашли, что глаза живых зверей излучают особые токи, целебно действующие на душевно расстроенных людей. Врачи предписывали лечение духа простым созерцанием глаз зверей, будут ли это кроткие глаза жабы, или каменный взгляд змеи, или отважные — льва, и приписывали им такое же значение, какое настройщик имеет для расстроенных струн. <…> Крылатый творец (Не бог, а небесный пахарь, облетающий на небоходе поля, поливая их и засеивая семенами. — А. Е.) твердо шел к общине не только людей, но и вообще живых существ земного шара.
И он услышал стук в двери своего дома крохотного кулака обезьяны».
А теперь:
«Однажды вечером, когда все звери спали, к доктору кто-то постучался.
— Кто там? — спросил доктор.
— Это я, — ответил тихий голос.
Доктор открыл дверь, и в комнату вошла обезьяна».
Очень характерное совпадение. И у Хлебникова и в «Айболите» Чуковского в дверь человеческого жилья стучит обезьяна и просит человека о помощи. И человек ей эту помощь дает.
Идеальный космос, где равенство людей и животных непременное условие жизни, мыслился не только поэтам. В житиях святых есть множество легендарных фактов о стремлении христианских подвижников быть посредниками между царствами божественным и животным. Серафим Саровский ближайший тому пример.
Были и печальные случаи в истории примирения царств. Некоторые доктора Айболиты на стук в дверь доверчивой обезьянки отвечали такой взаимностью, что буквально мороз по коже. Я сейчас имею в виду опыты Ильи Иванова по получению гибрида человека и обезьяны, которые велись в 20-е годы в Сухумском приматологическом центре (см. Э. Колчинский. Биология Германии и России-СССР в условиях социально-политических кризисов первой половины XX века. СПб.: Нестор-История, 2007). В тридцать первом Иванова арестовали, так что чем закончились его опыты и куда делись их результаты — вопрос к ОГПУ, не ко мне. Впрочем, осмелюсь предположить, иные продукты скрещивания до сих пор живут рядом с нами, а некоторые из них даже занимают вполне хлебные должности на ключевых постах государства.
Алкоголики — детям
Выбор детских поэтов у нас, в России, откровенно говоря, не богатый. В основном, это классика — Маршак, Чуковский, Квитко, конечно, эмигрант Саша Черный (которого печатают редко), Маяковский с его единственным, с детства помнимым, наставительным даже в названии, замечательным и корявым «Что такое хорошо и что такое плохо». Плюс растиражированные за последние двадцать лет поэты-обериуты. Кто еще? Да, конечно, Сергей Михалков, Агния Барто — куда ж без них нашим детям. Про дядю Степу и качающегося на бревне бычка нам рассказывали с пеленок, которые во времена перестройки быстро поменяли на памперсы. Далее, уже позже, — Валентин Берестов, Борис Заходер, редко Олег Григорьев. Из более современных — вредный советчик Григорий Остер, Эдуард Успенский, перебивающийся со стихов на прозу, москвичи Тим Собакин и Андрей Усачев. Из совсем новых талантливейшие Марина Бородицкая и Артур Гиваргизов. Еще много каких-то дамочек, громогласно сюсюкающих на бумаге, но о них разговор короткий.
Наверняка я кого-нибудь пропустил — извините, коль такое случилось. На самом деле, я неважный читатель. То есть, читая много, я не очень-то слежу за поэзией для детей. Не хватает ни рук, ни времени.
В связи с этим такой сюжет. Однажды Маша Порядина, детский литературный критик (мы плыли на «трамвайчике» по Фонтанке по направлению к музею Державина на презентацию «самоваровской» книжки Артура Гиваргизова «Мы так похожи». Замечательная книжка Артура была выдвинута на премию Маршака — которую в результате и получила), сказала мне, мол, что за дела — вон Дарья Ванденбург пишет уже третью часть приключений Ульяны Караваевой, а вы, Александр Етоев, когда же вы порадуете нас очередной супердевочкой Улей Ляпиной? Сказала она это с подвохом. Ее зубодробительная рецензия, в свое время опубликованная в «Питербуке», не оставила мельчайшей песчинки от первой книги об Уле Ляпиной. Я ответил, просто и добродушно, что «Караваевой» пока еще не прочел. На что Маша так же просто ответила: «Чукча не читатель, чукча — писатель» — и соболезнующе помахала мне ручкой.
Все это затянувшаяся преамбула. Амбула начнется сейчас.
Митьковствующий художник Андрей Филиппов (который Фил), он же худред «Детгиза», предложил издавать книжную серию под названием «Алкоголики — детям». Алла Юрьевна Насонова, директор «Детгиза», вдохновилась такой идеей и почин Филиппова поддержала, но потом, взвесив все «за» и «против», решила все-таки от издания этой серии отказаться.
И между прочим, зря. Какие авторы могли бы ее украсить. Одних Григорьевых в эту серию можно было бы включить сразу двух — Геннадия и Олега. Об Олеге знают больше, чем о Геннадии, а если честно, про детского поэта Гешу Григорьева читатели не знают совсем. Так что, справедливости ради, Геннадий Григорьев — детям:
В цирке
Опять на радость вам и нам
пила поет и стонет.
Всех распилить напополам
нам ничего не стоит!Мы просто в сторону сейчас
отложим труд научный,
и всех, кто критикует нас —
жих-жих! — пилой двуручной!Пилить дрова — несложный трюк,
нехитрая наука…
А, скажем, доктора наук —
жих-жих — вот это штука!Пусть до ужасного конца
идет работа быстро.
Жих-жих — и нету продавца,
писателя, министра.Всех распилить напополам
сегодня мы сумеем.
А чтоб не скучно было вам,
потом обратно склеим.Почему не надо учить иностранные языки
Языков не учи иностранных,
если к этому ты не привык.
Пусть в других слаборазвитых странах
учат русский могучий язык.И когда тебе выпадет случай
посетить, например, Мозамбик,
там, возможно, поймут твой могучий
недоразвитый русский язык.Для чего нужно прочитать «Остров сокровищ»
Если учитель плохую отметку
влепит кому-нибудь в школьный дневник,
должен учителю Черную Метку
в ту же минуту вручить ученик.
Череп и Кости! Остров Сокровищ!
Вот и дождался учитель конца!
Пусть он зовет педагогов на помощь,
в школу потребует вызвать отца…
Можешь со всеми ты разобраться.
Брови насупив, грозно молчи.
А если папа будет ругаться,
Черную Метку папе вручи.
Гена Григорьев — поэт, обойденный лаврами и кормушками. Зато он не обойден талантом. Увы, талант не гарантия, что жизнь поэта продлится вечно. В марте 2007 года поэт Григорьев оставил мир. Лично я никогда не знал, что Григорьев сочинял для детей. Правда, между детской и взрослой литературой — очень зыбкая грань. Ведь писатель, если он хороший писатель, пишет без оглядки на возраст. Не дело, как говорил Стругацкий, лысому усатому дядьке писать, сидя на корточках. В смысле, свой динозаврий возраст подлаживая под возраст детский. Писать нужно вне возраста и размера шляпы. Только такая литература останется в читательском космосе. Все лишнее — пища ватерклозета.
Женя Мякишев, один из лучших поэтов сегодняшнего города Петербурга, говорит, что книжка с детскими стихами Григорьева будет в скором времени напечатана. Дай-то Бог, который с заглавной буквы.
А я как всякий завистливый копировщик, прочитав григорьевские стихи, сел на корточки и выжал из себя вот что:
Я подумал, это муха,
и ударил Сашку в ухо.
Он подумал, это клоп,
и меня ударил в лоб.
Я расплакался от боли
и забрался под обои.
Он немного погудел
и на кухню улетел.
«До свиданья, недоучка, —
пропищал ему я вслед. —
Там повешена липучка,
Не скучай, физкультпривет!»
Ахматова и Анти-Ахматова
Был такой анекдот времен холодной войны. Американский самолет нарушает воздушную границу СССР, углубляется внутрь страны, и пилот выбирает место, куда бы бабахнуть бомбой — так, чтобы этим заразам русским нанести удар побольнее. «Ага, — решает летчик, сверяясь с картой, — Большие Говнищи, сброшу-ка я бомбу сюда». Сбрасывает и слышит большое «хлюп» вместо большого взрыва.
Анекдот мне пришел на память в связи с выходом «Анти-Ахматовой», книги Тамары Катаевой, разоблачающей наше женское «все», поэтессу Анну Ахматову.
Интересно, конечно: при советской власти Ахматову разоблачала та же самая советская власть, теперь, когда власть не советская, Ахматову гнобят уже из демократического окопа. При Жданове Ахматова здравствовала, в смысле была жива, поэтому и удар был болезненней — били как-никак по живому. Теперь, когда ее нет, — и выстрел вроде бы не смертелен. Однако нам-то с вами известно, что бывает, когда целятся в «наше все». Терц-Синявский тому примером. Или Тер-Оганян, устроивший общественно-показательный иконоборческий акт. Ахматова, конечно, не Пушкин и не икона, как некоторые пытаются доказать. Но и не крокодил в юбке с финским ножом за пазухой.
Легкий способ прославиться — написать вот такую книгу. Думаю, в ближайшее время будет вал подобных «Анти-Ахматовых». Блок, Пастернак, Есенин… Столько в мире имен прославленных, столько мифов вокруг этих имен, столько можно накопать компромата. Ну а после — перо к бумаге, и погнали козу по кочкам.
Хотя, не знаю. Мир изменился. Нынешние потребители комиксов, основной читательский контингент, на который ориентируются издатели, ухом не поведут от взрыва. Не от взрыва, извиняюсь, — от «хлюпа», когда автор отбомбится по цели. Пробежит по болоту дрожь, спрыгнут с кочек две-три лягушки, ну какая-нибудь полусонная цапля сменит стойку с левой ноги на правую.
Вон Володя Рекшан когда-то, года три примерно назад, в рецензии на Анатолия Наймана печатно, на журнальных страницах, назвал Ахматову блядью. Ну и что, изменился мир? Тем, кому Ахматова дорога, она по-прежнему дорога и осталась. Тем, кому Ахматова была по фигу, она так и осталась по фигу. Никто особенно не смутился, и скоро инцидент был забыт.
Подобное посягательство на святыни есть некий концептуальный жест вроде поступка Алкивиада — отбить половые органы у мраморных изваяний богов, тем самым показав их бесплодность для будущих поколений. А убедит ли такой поступок в правоте Алкивиадова дела — это уже дело истории.
Почему-то в связи с этими мыслями вспоминается рассказ Алексея Германа из его предисловия к книге киносценариев Евгения Шварца (Е. Шварц. Золушка. СПб: Амфора, 2006): «Однажды я вошел в уборную и увидел горбоносую женщину с задранными блестящими юбками. Проходивший мимо папа схватил меня за руку, уволок на кухню, шипел мне в ухо: “Эта женщина — великий русский поэт”. Я ворчал: “А почему этот великий русский поэт на крючок не закрывается?” Потом узнал, что это была Ахматова».
На этой мажорной ноте позвольте поставить точку.
Иллюстрации Юлии Беломлинской