Чужая
Режиссер: Антон Борматов
В ролях: Наталья Романычева, Евгений Ткачук, Кирилл Полухин, Олег Байкулов, Александр Голубков, Анатолий Отраднов, Тимур Ефременков, Александр Корчагин, Сергей Сипливый, Константин Адаев
Россия, 2010, 110 мин.
Четыре пацана из команды авторитета Рашпиля: Малыш, Гиря, Шустрый и Сопля, — мчатся в Прагу с ридной Украины брать в заложники сестрицу одного своего неудачливого коллеги Бабая, который, сидючи в застенке, как опасается Рашпиль, в один прекрасный день не выдержит пыток, «раздуплится» и благодетеля сдаст. Сестра Бабая с погоняловом «Чужая», которую бойцы отбивают у местных гадов и эскортируют на Родину, вопреки своему имени Анжела оказывается далеко не ангелом, и, понимая, что везут её, скорее всего, на смерть, ловко манипулируя людьми, устраивает войну всех против…
Владимир «Адольфыч» Нестеренко называет себя писателем православным. И даже если автор морочит нам голову и прикалывается над публикой, подобно тому, как его персонажи зло шуткуют над несчастными селянами, а сам он глумится над оппонентами в сети, эта его самоаттестация вполне адекватна, хоть материал «Адольфыча», как мы видим, далеко не благостный и не сильно схож с фактурой, описываемой, допустим, Майей Кучерской. Но ведь дело, как известно, не только во внешних признаках: можно рассуждать о гидатопироморфизме и быть при этом круглым идиотом, а можно разглагольствовать о жареных грибах и быть при этом умным человеком.
Фильм Антона Борматова по повести «Адольфыча» «Чужая» — удачен хотя бы в том, что здесь сохранены не только буква (при всех коррективах, внесенных в сценарии), но и дух оригинала — первоклассного по любым меркам драматического произведения. В беседе с актёрами его автор, если верить «Афише», недовольно морщится: вас, злодеев, всё равно жалко в итоге, а этого быть не должно. Но это, думается, скорее вечная мнительность и неудовольствие автора экранизируемого произведения. За героев книги и фильма — при том, что выписаны они и там, и там в целом вполне убедительно, не переживаешь, им не сочувствуешь, не думаешь: выкрутятся, не выкрутятся. Никого не жалко, никого, как поётся в «Бумере». Каждый получает то, что заслуживает: кто-то практически в режиме онлайн, кто-то, как заглавная героиня, спустя пять лет после совершения своих подвигов, но в любом случае возмездие неизбежно. Собственно в этом христианство и состоит, говорит в одном из интервью «Адольфыч», которого в морализме заподозрить трудно: каждому — по делам его и воздастся.
Лихач, он резко вывернул руль и съехал с магистральной дороги отечественной литературы, отечественного кино последних лет, да и вообще русского искусства, а вместе ним, раскрыв рот, его путём-дорогою двинулись и его «пассажиры» — режиссер Антон Борматов и продюсеры Константин Эрнст и Игорь Толстунов.
Ну вот вам хотя бы два пунктика для сравнительного анализа.
1. Христианский писатель Достоевский приглашает нас покопаться в мотивах, подвигших Раскольникова на преступление — и вызывает у нас если не сочувствие, то интерес к персонажу: неординарная личность, внятно изложенная, оригинальная, пусть и ужасная теория. Испытывает чуйства к маме, к сестре, к Сонечке Мармеладовой. В общем, хороший парень, который пошёл неверной дорогой. Бывает такое с мужчинами. И студент, раскроивший черепа двум старухам, нам милее, нежели, допустим, какой-нибудь Лужин, который, конечно, подлец настоящий, звонкий, но всё ж не душегуб, согласитесь. Нестеренко и киношники делают своих гангстеров живыми, узнаваемыми, и тоже с чувствами: у кого родители, у кого барышня беременная, к которой он очень трогательно относится, не говоря уже об обаянии юности, «брачном оперении» — да, не киборги, живые люди, но ни разу мы эти людям не сочувствуем. Христианский писатель Нестеренко пошел дальше христианского писателя Достоевского.
2. Чужая, девушка с ангельским именем (оцените злую по обыкновению авторскую иронию) — это вообще-то дьявол. («Что касается Чужой — надо же было представить чистое зло. Как сатану изображают? С сиськами»). Вослед Гёте и Булгакову эту субстанцию принято изображать, пусть и не с сиськами, но как что-то интересное, неглупое, благородное. (Да что Гёте и Булгаков — в предыдущем творении продюсера «Чужой» К. Эрнста — «Дозорах», вампиры, нечистая сила — это симпатичные ребята и шикарные женщины). Вспомним — Воланд у земляка Нестеренко Булгакова строгий, но справедливый, чисто конкретный: пацан сказал — пацан сделал. В «Чужой» охранник Рашпиля продает душу дьяволу за двадцать тысяч долларов и помогает организовать покушение на шефа, — и предателя вопреки договоренностям убивают: дьявол никогда не платит по своим контрактам, что бы там Гёте и Булгаков ни писали, а Бекмамбетов — ни снимал. Никакого очарования зла. Дьявол — он и есть дьявол, нечем там любоваться. В отличие от литературной первоосновы, Чужую (уж извините за спойлер) в конце концов убивают (в книге это неочевидно, финал открытый), что, как кажется, слишком лобовое решение. С другой стороны, это работает на общую идею фильма, а именно: зло как таковое сильнее, чем любой из его носителей.
Эрнст и Толстунов пошли не только что против культурных (или, если угодно «культурных») отечественных традиций, но и против, кажется, коммерческого здравого смысла: ни одного медийного лица, никакого потакания вкусам публики и заискивания перед нею, никаких уступок обывательским представлениям о волнительном и прекрасном. Никакого цензурирования, в связи с чем рекламировать кино это по Первому каналу, судя по всему, и вправду нет возможности. Не говоря уже о том, что выпущен фильм в лето, когда платежеспособная публика найдёт помимо кино ещё пятьсот сорок восемь способов скрасить досуг. На сеансе, когда я смотрел «Чужую», в зале нас таких интересующихся было пятеро. Глава первого канала рискнул не только деньгами — еще и репутацией: женщины России уже пишут письма в Думу с требованиями оградить и запретить. Судя по всему, делавшим это кино и вправду нужно было пойти ва-банк, и они это сделали. Если брать ближайшую коммерческую перспективу, то, судя по всему, они проиграли. Если же люди решили сыграть в долгую и сделать что-то для вечности, то они, по-моему, выиграли. Во всяком случае, хотелось бы.