Отрывок из романа
В ночь, когда умерла Лидия, Исаак Бабель впервые появился в моем ночном кошмаре. Мне приснился 1941 год и величайший русский писатель XX века, стоящий перед расстрельной командой.
— Теперь твоя очередь, — сказал он.
Я проснулся, прежде чем прозвучали звуки выстрелов. Подскочил на постели, весь покрывшись липким потом. В голове, словно только что услышанное наяву, билось «Теперь твоя очередь». Со дня смерти Лидии я сплю один. Лола больше не делит со мной ложе. У меня появился соблазн немедленно позвонить ей и рассказать о своем сне. Но я сдержался.
Сон повторялся несколько ночей подряд. Правда, события в нем всегда происходили немного по-разному. Несколько раз я оказывался вместе с Бабелем в камере смертников в ожидании исполнения приговора. Однажды я спросил его:
— Учитель, вы уже создали свое самое великое произведение?
И он ответил:
— Теперь твоя очередь.
Но я так и не смог понять, предвещал ли он мою скорую смерть или приказывал написать наконец ту книгу, которую сам так и не смог закончить. Но спрашивать было бесполезно. Больше он ничего не сказал. Сон повторялся из раза в раз, и я тщетно искал разгадку его слов.
По рассказам вдовы Бабеля А.Н. Пирожковой и его дочери Наталии, майским утром 1939 года за Исааком Бабелем пришли три чекиста. Писатель был арестован как враг народа и агент империализма. Это подтверждается материалами из архивов Лубянки, а также исследователем творчества Бабеля Виталием Шенталинским (в его книге «Преступление без наказания», изданной в Москве в 2007 году).
Но забрали не только самого писателя, вынесли все рукописи, незавершенные рассказы, театральные пьесы, киносценарии, тетради с записями и прежде всего роман, который он снова и снова перерабатывал. Вместе с бумагами конфисковали и основной рабочий инструмент — немецкую пишущую машинку Singer, купленную в Париже в 1935 году, когда Бабель принимал участие в Международном конгрессе писателей.
Арестовали не только Бабеля. Меньше чем за двадцать лет — с 1936 по 1953 год — были репрессированы тысячи представителей советской интеллигенции, среди них много писателей, которых заставили замолчать, бросив в тюрьмы и концентрационные лагеря. Из них две тысячи человек были расстреляны или покончили с собой, не выдержав заключения. Жуткие рассказы Варлама Шаламова, современника Исаака Бабеля, которому удалось выжить в лагере, с ужасающей правдивостью описывают этот мир.
Никто никогда больше не видел Бабеля. В конце 1941 года, когда войска фашистской Германии уже вторглись в Советский Союз, семье пришло немногословное уведомление о том, что состоялся суд — разумеется, закрытый — и писателю вынесли смертный приговор, который тут же был приведен в исполнение. В тот год ему исполнилось бы сорок семь лет. Родственникам не выдали тело и не сообщили о месте захоронения. Предполагается, что после ареста Бабель попал в печально известные подвалы Лубянки, где его допрашивали и, возможно, пытали. После этого его, вероятно, отправили в один из лагерей, расположенных в окрестностях Москвы, где он дожидался неизбежного конца.
Власти оставались глухи к мольбам обходящей различные инстанции супруги писателя, которая всеми способами пыталась выяснить, где находится ее муж и какова его судьба. На жизненный путь Бабеля словно легла непроницаемая завеса лжи и молчания. Его имя было вычеркнуто из списка членов Союза писателей, а также из энциклопедий, запрещалось даже упоминать о нем или цитировать в журналах, книгах или лекциях. Исаак Бабель по указанию сверху исчез как личность и как писатель.
На самом деле трения Бабеля с советской властью начались в 1924 году, когда он опубликовал свою лучшую книгу — цикл рассказов «Конармия». Он написал ее, опираясь на личный опыт, так как служил в качестве военного корреспондента в Первой конной армии, которой командовал Буденный. Книга включала в себя тридцать шесть рассказов и произвела потрясающее впечатление благодаря своей оригинальности и стилистическому мастерству автора. Константин Федин писал: «Бабель — новейшая московская сенсация… он поразил всех». Ю.А. Вронский, редактор известного журнала «Красная новь», сказал, что Бабель — это новый этап в советской постреволюционной литературе, важный и в высшей степени обнадеживающий.
Однако зазвучали и недовольные голоса, прежде всего свое негативное отношение к рассказам выразили некоторые высокие военные чины, в первую очередь сам Буденный, который усмотрел в книге клевету на Первую конную армию. Он заявил, что произведение написано «с точки зрения бойца белой гвардии или контрреволюционера». Горький, наоборот, выступил в защиту Бабеля: «Товарищ Буденный охаял «Конармию Бабеля, — писал он в „Правде“. — Мне кажется, что это сделано напрасно: сам товарищ Буденный любит извне украшать не только своих бойцов, но и лошадей. Бабель украсил бойцов его изнутри и, на мой взгляд, лучше, правдивее, чем Гоголь запорожцев». Позднее Горький еще раз подчеркнул, что в книге Бабеля нет ничего «карикатурно-пасквильного», что она скорее возвышает, чем унижает доблестных бойцов Конной армии.
Но все было бесполезно, над Бабелем сгущались тучи. Его замалчивали, кольцо сжималось, лишая его воздуха. Современники перестали упоминать его имя и его рассказы, ставшие «нежелательными». Арест Бабеля стал вопросом времени.
Бабель начал свою писательскую карьеру в родной Одессе в 1910 году, когда ему исполнилось шестнадцать лет. В то время он учился в Институте финансов и предпринимательства. Юноша происходил из довольно обеспеченной семьи еврейских торговцев, которая смогла дать ему отличное образование.
Он изучал музыку и французский, язык, которым овладел в совершенстве. Предполагалось, что Бабель продолжит семейное дело. Но он не оправдал надежд родителей. Он стал коммунистом и решил, что будет писателем.
В то время Одесса была третьим по важности городом империи после Санкт-Петербурга и Москвы. В ее порт приходили корабли из самых разных стран, в городе обитало множество иностранцев. «Одесса очень скверный город… — пишет Бабель в одном из своих рассказов, который так и называется „Одесса“. — Мне же кажется, что можно много сказать хорошего об этом значительном и очаровательнейшем городе в Российской империи. Подумайте — город, в котором легко жить, в котором ясно жить. Половину населения его составляют евреи, а евреи — это народ, который несколько очень простых вещей очень хорошо затвердил. Они женятся для того, чтобы не быть одинокими, любят для того, чтобы жить в веках, копят деньги для того, чтобы иметь дома и дарить женам каракулевые жакеты…»
Как мне дотянуться до твоих высот, Исаак? Ведь у тебя по крайней мере был великий учитель, у меня такого не было. В 1915 году ты принес свои рассказы Максиму Горькому и тот дал совет: «С очевидностью выяснено, что ничего вы, сударь, толком не знаете, но догадываетесь о многом… Ступайте посему в люди…» И именно так ты и поступил, а кроме того, стал наведываться в кабаки, бордели, тонущие в табачном дыму бильярдные, посещать казармы и тюрьмы. Ты смешался с простыми людьми и многому научился у них. Я тоже пытался так поступить. Ты был одержим желанием отразить в своих книгах саму суть жизни, это стало и моей целью.
Но фраза «Теперь твоя очередь» ставит меня в тупик. Должен ли я понимать ее так, что меня скоро убьют, как убили тебя? В таком случае я обязан рассказать правду о смерти Лидии, хотя времени у меня в обрез. Когда пишешь, зная, что надо спешить, это скверно. У тебя месяцы уходили на то, чтобы отшлифовать рассказ в пять-шесть страниц. Ты был почти маниакальным перфекционистом.
В книге «Искусство войны», написанной в V веке до Рождества Христова китайским полководцем Сунь Цзы, говорится: «Прежде чем начинать бой, ловкий и умелый военачальник должен понять намеренья противника». О, я отлично их знаю! Я всю жизнь старался изобличать коррупцию в рядах полицейских и секретных служб, они не знают, что такое совесть, и целиком и полностью зависят от интересов тех групп, которые контролируют жизнь в стране. Я один из тех немногих людей, кто знает обстоятельства последних месяцев жизни Лидии и кто знает, какие выдумки наверняка появятся после ее смерти.
Я должен торопиться — кто знает, когда за мной придут.