Отрывок из романа
О книге Сары Блэкли-Картрайт «Красная шапочка»
На верхушке огромного дерева сидела девочка, ее взору было открыто все: и чашевидная долина, и лежащее на дне этой долины сонное село. Сверху Даггорхорн казался
вовсе даже и не селом, а целой страной, далекой и
неведомой. Там, должно быть, не жизнь, а сказка,
ни забот тебе, ни хлопот, и навязчивый страх не
бродит по пятам на пару с докучливой родительской заботой.
Валери и сама как будто менялась, залезая на
этакую высотищу. Как будто оборачивалась вольной птахой, парящим в воздухе диким соколом —
дерзким и надменным одиночкой.
К своим семи годам Валери успела понять, что
кое-чем отличается от других жителей села. А потому держалась довольно замкнуто даже с самыми близкими подружками, добросердечными и
общительными девочками. Только к одному человеку ее тянуло — к старшей сестре. Валери и
Люси — как две виноградные лозы, о которых поется в старинной песне. Они выросли, крепко переплетясь друг с другом.
Болтая босыми ногами, Валери глядела вниз и
недоумевала: и с чего это вдруг я сюда забралась?
С того, что всегда приятно нарушить строжайший
запрет? Кажется, это не единственная причина. Из
подспудного желания перебороть страх высоты?
Так ведь уже почти год по деревьям карабкаться
не боязно, с того дня, как она, впервые оседлав самую верхнюю ветку, поняла: дальше нет ничего,
кроме распахнутого во всю ширь неба.
А потому забралась девочка так высоко, что
внизу, в селе, ей нечем дышать. Спуститься — все
равно что упасть в объятия глухой тоски; и не заметишь, как навсегда породнишься с нею. Здесь
же, на верхушке дерева, прохладный ветерок ласкает тебе лицо и ты чувствуешь себя неуязвимой.
Она ничуть не боялась упасть; такого просто
не могло случиться в ее невесомой вселенной.
Валери! Эй, Валери!
Сквозь листву донесся властный голос Сьюзет — как будто твердая материнская рука дотянулась и потащила девочку вниз.
По тону Валери поняла, что пора возвращаться домой. Она подтянула ноги, привстала, чтобы
ухватиться за ветку, а затем начала спускаться.
Внизу проглядывала крутобокая крыша бабушкиного дома, ее скаты прятались под толстым слоем палых сосновых иголок. Дом был втиснут в самую гущу сучьев, словно его занесло ураганом. Валери всегда хотелось узнать, как здесь образовалось человеческое гнездо, но она боялась задать
вопрос, боялась разрушить очарование тайны. Такому чуду не может быть объяснения.
Деревья уже оголялись помаленьку, отдаваясь
во власть поздней осени. Листья падали и сейчас,
пока спускалась Валери, как будто провожали ее.
Она просидела на ветке до вечера, ловя краем уха
негромкую болтовню. Казалось, нынче женщины
ведут себя осторожнее, говорят тише, чем обычно,
словно не хотят ни с кем посторонним делиться
секретами.
Когда Валери добралась до нижних, задевавших крышу веток, на крыльцо вышла бабушка.
Из всех женщин, кого знала Валери, бабушка —
самая красивая. Она носила длинную многослойную юбку, и когда делала шаг правой ногой, шелковые волны сбегали налево, чтобы миг спустя
устремиться в правую сторону. Ее лодыжки были
стройны и тонки, как у крошечной деревянной
танцовщицы, хранившейся в шкатулке у Люси.
Это и восхищало, и пугало Валери: ей казалось,
что они могут легко сломаться.
Себе Валери ничего не боялась сломать и потому взяла да и спрыгнула с нижней ветки на крыльцо. Бум!
Валери ничуть не походила на других сельских
девчонок, краснощеких и круглолицых хохотушек. Она была спокойной и уравновешенной, и
румянец появлялся на ее лице очень редко. О своей внешности она не задумывалась: хорошенькая
или дурнушка, такая, как все, или особенная — да
разве это хоть капельку важно? Однако каждый,
кому она попадалась на глаза, навсегда запоминал
ее волосы цвета пшеничной соломы и зеленые глаза. В них как будто горел таинственный свет, отчего она казалась не по годам мудрой.
— Девочки, поспешите! — донесся из дома нетерпеливый голос матери.— Сегодня нам нужно
вернуться пораньше.
Валери поспешила войти, прежде чем кто-нибудь узнает, что она занималась запретным древолазанием.
В открытую дверь Валери увидела мать и Люси — та сжимала в руках куклу, закутанную в подаренные бабушкой лоскуты. Ах, как мечтала Валери хоть немножко походить на сестру!
Кисти Люси мягки и округлы, похожи на подушечки,— ну разве не прелесть? У Валери кисти худые, с узловатыми пальцами и твердыми мозолями. В глубине души она огорчалась: никто не захочет до такой руки дотронуться.
Валери понимала, что со старшей сестрой ей
нипочем не сравниться. Люси — это сама вежливость, доброта и щедрость. Она никогда бы не полезла на дерево, потому что здравомыслящие люди такими глупостями не занимаются.
— Девочки! — снова раздался голос матери.—
Сегодня полнолуние. К тому же сегодня наш черед,— с грустью добавила она и умолкла.
Валери не поняла, что означает «наш черед».
Она надеялась, что это приятный сюрприз. Может быть, их с сестренкой дома дожидается подарок?
Девушка посмотрела вниз и заметила на земле черточки вроде отпечатков стрелы. Пригляделась — и правда, очень похоже на указующие
стрелки.
Питер!
Она вмиг слетела с веранды дома-дерева по крутой пыльной лестнице, чтобы получше рассмотреть метки.
«Нет, не Питер,— подумала Валери.— Просто
случайные царапины на земле».
А вдруг?..
Стрелки вели в глубь леса. И девочка пошла
по ним, вмиг позабыв о материнских призывах,
не рассуждая о том, как бы на ее месте поступила
Люси.
Разумеется, они никуда не привели. Просто исчезли через десяток шагов. Валери осерчала на
себя: вот же дуреха, поддалась пустому любопытству! Хорошо хоть никто не заметил, как она направилась неизвестно куда.
Питер часто оставлял для Валери подобные
стрелки. Чертил их палкой на земле, и девочка без
труда находила к нему дорогу. Чаще всего он прятался в глубине леса.
Ее друг ушел несколько месяцев назад. А ведь
казалось, они неразлучны! Валери до сих пор не
могла поверить в то, что он не вернется. Питер
словно разорвал связывавшую их веревку, оставив два болтающихся конца.
Питер не был похож на других мальчиков, которые так любят дразниться и драться. Он понимал порывы Валери и разделял ее страсть к приключениям; он тоже любил поступать вопреки
правилам. И никогда не упрекал ее за то, что она
девчонка.
— Валери!
На этот раз кричала бабушка. Не откликнуться
на ее зов было нельзя, потому что свои угрозы она
приводила в исполнение без проволочек. Валери
отвернулась от загадочных следов, ведущих в никуда, и помчалась обратно.
— Бабушка, я уже здесь, внизу.
Она прислонилась к стволу дерева, к восхитительно шершавой коре, и закрыла глаза, чтобы полностью насладиться ощущениями. Но тут долетел грохот тележных колес, словно гром приближающейся грозы.
Бабушка тоже его услышала и сошла по ступенькам на лесную почву. Она обняла Валери,
прижав ее лицо к прохладному шелку своей блузы
и уйме всевозможных амулетов. Положив подбородок на бабушкино предплечье, Валери увидела,
что Люси осторожно спускается вслед за матерью
по высокой лестнице.
— Крепитесь, милые мои,— прошептала бабушка.
Прижимаясь к ней, Валери предпочла промолчать. Она пребывала в полной растерянности.
Для этой девочки каждый человек и каждое
место обладали своим особым запахом, а весь мир
казался ей садом. Она решила, что от бабушки исходит аромат сушеных трав с примесью другого,
более сильного, но незнакомого.
Как только бабушка отпустила Валери, Люси
протянула сестре букет из лесных трав и цветов.
Подпрыгивая на толстых корнях, показалась
длинная телега, запряженная двумя крепкими рабочими лошадками и нагруженная бревнами —
внизу потолще, вверху самые тонкие. Когда телега
резко остановилась перед домом, вся эта кладь
качнулась вперед вместе с сидевшими на ней дровосеками, которые и сами казались вырубленными из дерева.
Валери увидела своего отца, он сидел позади
всех. Сезар встал и потянулся к Люси, хотя прекрасно знал, что к Валери тянуться бесполезно.
Когда-то он был весьма хорош собой, но с тех пор
здорово опустился. От него вечно разило потом и
пивом, и девочка старалась держаться от него подальше.
— Бабушка, я тебя люблю! — крикнула Люси
через плечо, пока Сезар помогал ей и жене забраться в телегу.
Валери вскарабкалась сама. Хлопнули вожжи,
и нагруженная телега тяжело тронулась с места.
Один дровосек подвинулся, освобождая место
для Сьюзет и девочек, и Сезар, наклонившись вперед, запечатлел на щеке парня показной поцелуй.
— Сезар,— шепнула Сьюзет, бросив на него
укоризненный взгляд, когда остальные дровосеки занялись разговорами,— удивительно, что в такой поздний час ты еще не заснул в канаве.
Валери были знакомы эти упреки, всегда замаскированные под добродушные замечания или
шутки. Но ее все же покоробил язвительный тон.
Она посмотрела на сестру, которая не слышала слов, потому что смеялась над рассказом какого-то лесоруба. Люси всегда утверждала, что их
родители любят друг друга, что любовь выражается не широкими жестами, а совместным житьем-бытьем,— из года в год, в будни и праздники,
муж и жена делят поровну печали и радости. Валери старалась этому верить, но все равно чувствовала: любовь — это нечто большее, не такое
практичное и обыденное.
Она склонилась над задним бортом, вцепилась
в его край руками и стала следить, как из-под телеги убегает вдаль земля. От этого зрелища вскоре закружилась голова, и пришлось отвернуться.
— Иди сюда, деточка! — Сьюзет потянула Валери к себе и усадила на колени.
Та не противилась. От бледной красивой мамы пахло миндалем и мукой тончайшего помола.
Телега выехала из леса Черного Ворона и покатила вдоль серебристой реки. Впереди показалось
село; окружавшая его стена была сплошь усажена
шипами, гвоздями и кольями, в небо упиралось
самое высокое строение — дозорная башня над амбаром. Даже издали Даггорхорн вызывал тяжелые мысли. И каждый, кто попадал на его улицы,
сразу испытывал страх.
Жители Даггорхорна не чувствовали себя защищенными даже в собственных постелях, они
сознавали свою уязвимость на каждом шагу, беспомощность — каждую минуту.
Некоторые поверили, что заслужили эти мучения. Должно быть, они когда-то совершили некий
неправильный поступок или с ними самими что-то не так.
Валери ежедневно наблюдала за крестьянами,
неразлучными со страхом, и сознавала, что отличается от них. Куда больше, чем темноты, приходящей снаружи, она боялась того мрака, что шевелился внутри ее. Но, судя по всему, другие ничего подобного не ощущали. Кроме Питера.
Валери помнила те времена, когда он жил здесь,
когда они оба ничего не боялись и были полны беспечной радости. Как же она злилась на крестьян!
Ведь это из-за их предрассудков ей пришлось потерять друга.
Тяжелые деревянные ворота были распахнуты настежь. Видневшееся в проеме село издали
ничем не отличалось от любого прочего в королевстве. Как и везде, конские копыта вздымают
клубы пыли. Как и везде, жители знают друг о
дружке всю подноготную. По улицам бродят бездомные голодные собаки: пустое брюхо всегда втянуто, зато ребра выступают так, что шкура кажется полосатой. Дома стоят на сваях, к верандам приставлены лестницы. Из щелей в крышах прорастает
мох и сползает по стенам, но никому до этого дела нет.
Сегодня все спешили надежно укрыть скот и
домашнюю птицу.
Сегодня ночь Волка. Она бывает в каждое полнолуние, сколько себя помнят жители этого села.
Овец загоняли в хлев и запирали ворота на мощные засовы. Кур прятали в доме, передавая из рук
в руки вверх по лестнице; при этом птица так трепыхалась и вытягивала шею, что казалось, вот-вот
оторвется голова.
Возле своего дома родители о чем-то зашептались. Вместо того чтобы подняться по лестнице,
Сезар и Сьюзет пошли в хлев, расположенный
внизу, в тени их жилища. Девочки бежали впереди, им хотелось поздороваться с любимой козочкой. Завидев их, Флора застучала копытцами по
хлипким доскам настила, ясные глазки заблестели — она ждала привычного угощения.
— Пора,— проговорил отец.
Он подошел сзади к Валери и Люси, обнял их
за плечи.
— Что пора? — спросила Люси.
— Сегодня наша очередь.
Что то в его позе не понравилось Валери. Что-то непривычное, даже пугающее. Девочка попятилась. Люси протянула к ней руку — она всегда
была готова помочь сестре, успокоить, приободрить.
Сезар считал, что с детьми следует говорить откровенно. Он поддернул штанины, опустился перед дочерьми на корточки и пояснил, что в этом
месяце их семья должна пожертвовать животное
Волку.
— Кур отдать не можем, они нам яйца несут,—
добавил он.— Остается коза.
Валери оцепенела, не веря своим ушам. Сраженная горем Люси упала на колени, обняла козочку за шею, что-то зашептала ей на ухо. Животные такое позволяют только детям. Флора боднула ладонь Люси недавно пробившимися рожками,
пробуя их на крепость.
Сьюзет грустно посмотрела на козу, затем положила руку на узкое плечо младшей дочери.
— Валери, попрощайся с ней.
Но девочка не могла — что-то ее удерживало.
— Валери? — с мольбой взглянула на сестру
Люси.
Валери знала: мать и сестра считают ее бессердечной. Только отец все понял и кивнул ей, когда
уходил. Сезар вел Флору за тонкую веревку; козочка раздувала ноздри и щурила глаза, предчувствуя беду. Сдерживая горькие слезы, Валери ненавидела отца за его сочувствие и предательство.
Но Валери была осторожна. Она никому не показывала своих слез.