Глава из романа Лорен Вайсбергер «Прошлой ночью в „Шато Мармон“»
О книге Лорен Вайсбергер «Прошлой ночью в „Шато Мармон“»
— Куда нас привезли? — недовольно бурчала Брук,
выйдя из такси и оглядывая темный пустынный переулок
в западном Челси. Черные ботфорты, купленные на распродаже, упорно сползали с бедер.
— В сердце района галерей, Брук. «Авеню» и
буквально за углом.
— А что такое «Авеню» и
Нола только головой покачала:
— Ну, хоть выглядишь прилично. Джулиан будет гордиться такой красавицей женой.
Брук понимала, что подруга старается ее приободрить. Сегодня как раз Нола выглядела сногсшибательно.
Она затолкала жакет от костюма и скромные лодочки в
огромную сумку от Луи Вюиттона, надев массивное ожерелье из множества цепочек и туфли от Лабутено на непомерно высоких каблуках, нечто среднее между ботильонами и босоножками. На любой другой подобные аксессуары выглядели бы вульгарной дешевкой, ведь их
дополняли алая помада, телесного цвета сетчатые колготы и черный кружевной бюстгальтер, просвечивавший
под топом, но Нола выглядела одновременно игриво и
авангардно. Юбка-карандаш от дорогого костюма, уместного в самой консервативной деловой обстановке на
Уолл-стрит, подчеркивала круглые ягодицы и идеальные
ноги хозяйки. Будь это не Нола, а какая-нибудь другая
девушка, Брук возненавидела бы ее всей душой.
Она сверилась с блэкберри.
— Между Десятой и Одиннадцатой. Стало быть, мы
на месте. Ну и куда дальше идти?
Из темного угла метнулась тень, и Брук взвизгнула.
— Спокойно! Она тебя боится больше, чем ты ее. —
Нола отмахнулась от крысы, сверкнув броским, «вечерним» кольцом.
Брук поспешила перейти улицу: дома с четными номерами очень кстати находились на противоположной
стороне.
— Тебе легко говорить — ты можешь проткнуть ее
насквозь одним ударом каблука, а я беззащитна в этих
сваливающихся ботфортах!
Нола, смеясь, грациозно посеменила за Брук.
— По-моему, нам сюда, — сказала она, указывая на
единственный дом, который не казался заброшенным.
По короткой лестнице они спустились к глухой, без
стекол, двери в подвал. Джулиан объяснял, что презентации такого рода не проводятся в каком-то раз и навсегда выбранном месте- музыкальный шоубиз всегда подыскивает трендовый клуб или галерею, чтобы вызвать
слухи и обеспечить рекламу, и все равно Брук ожидала
увидеть подобие паба «У Джо». А это что? Ни очереди на улице, ни объявления о вечернем выступлении над входом. Не было даже недовольной девицы с клипбордом,
требующей, чтобы все отступили назад, не напирали и
ожидали приглашения.
Брук не могла избавиться от некоторой тревоги, пока
не потянула на себя тяжелую, как в склепе, дверь, очутившись в теплом коконе полутьмы, приглушенного смеха и отчетливого, хотя и слабого, запаха марихуаны. Зал
был размером с большую гостиную, а стены, диваны и
даже барная стойка в углу были обтянуты ворсистым бордовым бархатом. Единственная лампа, водруженная на
пианино, мягко освещала пустой круглый табурет. Сотни крошечных огоньков свечей множились, отражаясь в
зеркальных столешницах и потолке, создавая неожиданно
чувственную обстановку в стиле восьмидесятых.
Собравшиеся выглядели так, словно их неожиданно
выдернули с коктейльной вечеринки у бассейна в Санта-Барбаре и чудесным образом перенесли в Нью-Йорк.
Человек пятьдесят, в основном все молодые и красивые,
расхаживали по зальчику, потягивая напитки со льдом
из низких бокалов и выпуская клубы сигаретного дыма
длинными томными струями. Почти все мужчины были
в джинсах, а те немногие, кто не успел сменить строгие
костюмы, сняли галстуки и расстегнули воротнички рубашек. Из женщин почти никто не надел шпильки и маленькие коктейльные платья, ставшие своеобразной манхэттенской униформой- все пришли в туниках с красивым
рисунком, звенящих серьгах с подвесками и джинсах настолько облегающих, что Брук с трудом удержалась от
желания немедленно снять и спрятать свое черное платье-свитер. Некоторые повязали хипповые хайратники,
распустив роскошные волосы до самой талии. Никто не
выглядел скованным или напряженным, как бывает на
Манхэттене, отчего волнение Брук мгновенно усилилось.
Такой обстановки и такой публики на выступлениях
Джулиана еще не было. Кто эти люди, и почему все до
единого выглядят в тысячу раз лучше, чем она?
— Выдыхай, выдыхай, — шепнула Нола ей на ухо.
— Если уж я нервничаю, каково Джулиану?
— Не нагнетай. Пошли, возьмем себе чего-нибудь выпить. — Нола отбросила назад светлую прядь и протянула руку, но не успели они сделать и шага, как Брук услышала знакомый голос.
— Красное, белое или что-то покрепче? — спросил
Трент, возникая рядом как по волшебству. Он был одним из немногих гостей, одетых в костюмы, и, казалось,
ощущал неловкость, впервые за много дней выбравшись
из больничных стен.
— Привет! — обняла его Брук. — Нолу ты, конечно,
помнишь?
— Еще бы, — улыбнулся Трент, целуя Нолу в щеку.
Что-то в его тоне говорило: «Конечно, я тебя помню, ты
же ушла тогда с моим другом, и парень еще долго был
под впечатлением от твоей изобретательности в постели», — но он был слишком скромен, чтобы шутить на эту
тему даже спустя несколько лет.
Впрочем, Нола излишней скромностью не страдала.
— Как там Лиэм? Так классно с ним было! — сказала
она, широко улыбаясь. — Очень, очень классно.
Они с Трентом многозначительно переглянулись и
засмеялись.
— Так, ладно, Трент, поздравляю с помолвкой, — вмешалась Брук. — Когда познакомишь с невестой? — Она
не решилась произнести имя Ферн, боясь рассмеяться.
Ну кто догадался назвать девочку Папоротником?
— Мы почти никуда не ходим вместе, кроме работы.
Видимо, вы встретитесь только на нашей свадьбе.
Бармен помахал Тренту, который вопросительно повернулся к девушкам.
— Красное, — сказали они хором и стали смотреть,
как бармен наливает три бокала калифорнийского каберне. Трент галантно подал бокалы дамам, осушил свой двумя жадными глотками и робко обратился к Брук:
— Я мало тусуюсь.
Нола извинилась и отправилась кружить по залу.
Брук улыбнулась Тренту:
— Расскажи же о ней. Когда свадьба?
— Да что рассказывать… Ферн из Теннесси, семья
очень большая, праздновать будем в доме ее родителей.
Свадьба в феврале.
— О, да у вас все на мази? Ну что ж, поздравляю!
— Пожениться — единственный способ видеться где-нибудь, кроме больницы.
— Значит, семья из двух гастроэнтерологов?
— Ну да, получается, так. Но меня больше интересует обследование и диагностика — ты не представляешь,
какое оборудование сейчас делают! — а Ферн привлекают патологии брюшной полости и болезнь Крона. —
Трент замолчал на секунду, размышляя над сказанным,
и расплылся в улыбке: — Отличная девушка. Вот увидишь, вы поладите.
— Привет, старина! — Подошедший Джулиан хлопнул Трента по спине. — Конечно, поладим, она же будет
твоей женой. С ума сойти! — Джулиан подался вперед и
страстно поцеловал Брук в губы. Она ощутила приятнейший вкус, вроде мятного шоколада. Когда муж оказался
рядом, ей сразу стало спокойнее.
Трент засмеялся:
— С ума сойти, что мой кузен свободной профессии
женат уже пять лет! Это тоже неслабо.
В такие вечера Брук особенно гордилась, что она —
жена Джулиана. Он был в своем привычном образе, не
изменившемся за несколько лет: белая футболка, джинсы «Ливайс» и вязаная шапчонка. Самый заурядный вид,
но для Брук не было ничего сексуальнее. Шапочка была
фирменной фишкой Джулиана, самой специфической и
узнаваемой чертой его сценического облика, но Брук знала: дело не только в этом. В прошлом году Джулиан жутко расстроился, заметив маленькую плешь на макушке,
где волосы давно начали редеть. Брук уверяла мужа —
это практически незаметно, но тот ничего не желал слушать. Строго говоря, за шесть лет лысинка действительно увеличилась, но Брук не желала этого признавать.
Никто, видя соблазнительные темные кудри, выбивавшиеся из-под шапочки, не подозревал, что Джулиан
прикрывает лысеющую маковку, а в глазах Брук это лишь
добавляло мужу привлекательности, делая его немного беззащитным и уязвимым. Она втайне гордилась, что единственная видит Джулиана без шапки, когда дома он стягивает ее и встряхивает кудрями. Скажи Брук кто-нибудь
раньше, что в этом она будет видеть нечто сексуальное, она
только посмеялась бы, а между тем так и вышло.
— Волнуешься? — спросила Брук, вглядываясь в лицо
мужа и силясь понять, что у него на душе.
Всю неделю Джулиан почти не ел и не спал, а сегодня
днем его даже вырвало от волнения, но стоило Брук заговорить об этом, как он тут же уходил в себя. Она хотела сопровождать его на презентацию, но он настоял, чтобы она поехала с Нолой — ему требовалось кое-что обсудить с Лео, приехать пораньше и проверить, все ли
готово. Видимо, все шло как надо.
— Я готов, — решительно кивнул он. — Чувствую
себя отлично.
Брук поцеловала мужа в щеку, зная, что он измотан
нервотрепкой, и гордясь его самообладанием.
— Выглядишь ты хорошо — именно готовым. Собранным. Ты произведешь фурор.
— Думаешь? — Он отпил сладкой содовой. Брук заметила, что костяшки его пальцев побелели. Джулиану
страшно хотелось выпить чего-то покрепче, но он никогда не пил перед выступлением.
— Любимый, когда садишься за пианино, ты думаешь
только о музыке. Сегодняшний вечер ничем не отличается
от выступления в «Никс». Ты помни, публика тебя любит.
Просто будь собой, и здесь тебя тоже примут на ура.
— Да-да, слушай ее, — подхватил незнакомый мужской голос.
Обернувшись, Брук увидела потрясающего красавца,
такие редко попадались ей на жизненном пути. Незнакомец был выше Брук не менее чем на шесть дюймов,
отчего она сразу почувствовала себя хрупкой и тоненькой. Она в тысячный раз пожалела, что Джулиан не такой высокий, как этот мужчина, но тут же запретила себе
об этом думать: может, и Джулиан мечтает о жене с фигурой Нолы! Незнакомец обнял Брук за плечи и на миг
прижал к себе. Она вдохнула запах его одеколона — резкий, но тонкий и явно дорогой — и покраснела.
— Вы, должно быть, жена Джулиана, — сказал он, целуя ее в макушку, интимно и равнодушно одновременно. Голос отнюдь не был низким, как можно было ожидать от человека такого роста и сложения.
— Лео, познакомься с Брук, — представил их друг
другу Джулиан. — Брук, это Лео, мой новый суперменеджер.
Мимо прошла роскошная азиатка- Лео подмигнул
красавице. Где носит Нолу? Нужно обязательно предупредить ее заранее и повторять почаще, что на Лео охота
запрещена. Задача обещала быть сложной — Лео как раз
в ее вкусе. Вечерняя рубашка неожиданного розового
цвета была расстегнута чуть ниже, чем обычно решаются мужчины, и оттеняла красивый загар — достаточно
темный, но без намека на солярий или аэрозоль. Пояс брюк
сидел на бедрах, сами брюки были по-европейски узкими.
При таком ансамбле обычно ожидаешь увидеть приглаженные назад и закрепленные гелем волосы, но темные густые завитки Лео падали на глаза. Единственный недостаток, который у него имелся, по мнению Брук, — шрам,
рассекавший надвое правую бровь маленькой четкой
линией, но это ему даже шло, устраняя впечатление излишней ухоженности и неестественного совершенства.
И еще в нем не было ни унции лишнего жира.
— Здравствуйте, Лео, — сказала Брук. — Джулиан
много о вас рассказывал…
Лео не слушал, он повернулся к Джулиану:
— Я только что узнал, ты выступаешь последним. Первый пошел, второй пошел, а потом ты. — Говоря, Лео пристально смотрел куда-то за плечо Джулиана.
— Это хорошо или плохо? — вежливо осведомилась
Брук. Джулиан уже говорил ей, что музыканты, которые
должны выступать на сегодняшней презентации, ему не
соперники. В числе заявленных исполнителей были, например, «Эр энд би» — группа, которую называли новыми
«Бойз 2 Мен», и татуированная с ног до головы исполнительница в стиле кантри, с косами и в платье с оборками.
Лео смотрел в зал. Проследив за его взглядом, Брук
увидела, что он разглядывает Нолу, вернее, ее обтянутые юбкой ягодицы, и решила пригрозить подруге изгнанием и даже чем-то похуже, если та хоть близко к Лео
подойдет.
Суперменеджер кашлянул и отпил виски.
— Крутая девица. Не то чтобы я готов запасть на нее,
но она вызывает интерес. По-моему…
Его прервали голоса, затянувшие короткую гармонию
а капелла. В зале не было сцены, лишь пустой пятачок
возле пианино, и сейчас там стояли, наклонившись к
микрофону, четверо молодых афроамериканцев. Несколько мгновений казалось, что это действительно хорошая соул-группа, но когда трое исполнителей отступили назад, солист начал монотонно бубнить о своем
детстве на Гаити. Собравшиеся с интересом внимали.
— Слушай, Джулиан, — сказал Лео, — забудь, где ты,
зачем ты здесь, и просто делай свое дело.
Джулиан решительно кивнул и даже топнул ногой:
— Понял.
Лео показал на дальний угол комнаты:
— Пошли готовиться.
Брук приподнялась на мысочки и поцеловала Джулиана в губы. Стиснув ему руку, она сказала:
— Я буду здесь все время, но ты о нас не думай. Закрой глаза и выступай на разрыв аорты.
Он с благодарностью взглянул на жену, но не нашелся с ответом и исчез с Лео. Не успела Брук допить бокал,
как один из представителей «Сони», занимающейся поисками новых талантов, объявил в микрофон выступление Джулиана.
Брук осмотрелась в поисках Нолы — та весело болтала у бара с молодыми людьми. Хорошо, хоть Трент рядом. Брук прошла к бархатному диванчику, куда он жестом предложил ей присесть. Она села на краешек и нервно собрала волосы. Судорожно копаясь в сумке, она
никак не могла найти заколку.
— Держи, — сказала красавица азиатка, которой несколько минут назад подмигнул Лео. Она стянула коричневую резинку с запястья и протянула Брук. — У меня
их сто штук.
Брук замялась на секунду, не зная, как поступить. Девушка улыбнулась:
— Бери, не стесняйся. Я сама терпеть не могу, когда
волосы лезут в глаза. Но если бы у меня были такие волосы, я бы их никогда не собирала.
— Спасибо. — Брук проворно соорудила конский хвост.
Она хотела сказать что-то еще, вроде того, что она никому не пожелает быть рыжей, но тут Джулиан сел за инструмент, и она услышала, как дрогнул его голос, когда
он благодарил собравшихся за оказанную честь.
Азиатка отпила из своей бутылки пива и спросила:
— Ты его уже слышала?
Брук кивнула, мысленно взмолившись, чтобы девушка замолчала. Больше всего ее сейчас волновало, расслышал ли кто-то еще в зале чуть заметную детонацию в голосе Джулиана.
— Потому что если нет, то это что-то. Самый сексуальный певец, которого я видела.
Это замечание отвлекло Брук настолько, что она повернулась к азиатке:
— Что?!
— Ну да, Джулиан Олтер, — подтвердила та, указав
на пианиста. — Я слышала его пару раз на разных тусовках. Он кое-где выступает регулярно. Должна сказать,
он обалденно хорош. Рядом с ним Джон Майер просто
любитель.
Джулиан заиграл «Ушедшему», трогательную песню
о мальчике, потерявшем старшего брата, и Брук поймала на себе взгляд Трента: во всем зале, кроме нее, только
он знал историю создания этой песни. Джулиан был един-
ственным ребенком у родителей, но Брук знала, что он
часто думает о старшем брате, который умер во сне младенцем. Олтеры никогда не говорили о Джеймсе, но Джулиан пережил период болезненной одержимости неотступной мыслью — каким бы мог вырасти брат и как пошла бы его собственная жизнь, будь у него старший брат.
Пальцы пианиста коснулись клавиш, и в зале зазвучали первые аккорды, постепенно усиливаясь мощным
крещендо. Охваченная ревнивым беспокойством, Брук
теперь могла думать только об азиатке, сидевшей сзади.
Она готова была дать ей пощечину и обнять в одно и то
же время. Ей претили восторги экзотической красавицы по поводу сексуальности Джулиана — за годы брака
Брук так и не привыкла к восторженным поклонницам
мужа, а такие честные и откровенные признания вообще были большой редкостью.
— Вы так считаете? — спросила Брук, вдруг остро пожелав, чтобы собеседница повторила свои слова.
— Безусловно. Я сто раз говорила о нем своему боссу, но «Сони» все-таки заполучили его раньше. — Азиатка
замолчала, потому что Джулиан заиграл громче. Когда он
откинул голову и запел нарочито нескладный, эмоциональный припев, ее взгляд стал совсем знойным. Брук досадливо подумала — восторг мешает девице рассмотреть обручальное кольцо на пальце Джулиана.
Брук отвернулась и стала слушать, еле сдерживаясь,
чтобы не начать подпевать. Она знала песню наизусть.
Говорят, Техас — земля обетованная.
Глотая дорожную пыль, становишься мужчиной.
Ослепший, подавленный, одинокий в любви,
С руками в шрамах и надломленной душой.Он был мечтой своей матери, но стал горсткой праха,
Мой брат, твоя рука выскользнула из моей,
Как параллельные линии, мы не пересечемся.
Я пою для ушедшего, я пою для ушедшего.Женщина сидит в комнате одна,
Одна в тихом доме, как в могиле.
А мужчина пересчитывает бриллианты в своей короне.
Но не измерить в фунтах потерянную драгоценность.Он был мечтой своей матери, но стал горсткой праха,
Мой брат, твоя рука выскользнула из моей,
Как параллельные линии, мы не пересечемся.
Я пою для ушедшего, я пою для ушедшего.Мне снятся голоса за дверью,
Я помню, как говорили — ты больше не придешь.
Ты не поверишь, как стало тихо.
В опустевшем сердце поселилось горе.Он был мечтой своей матери, но стал горсткой праха,
Мой брат, твоя рука выскользнула из моей,
Как параллельные линии, мы не пересечемся.
Я пою для ушедшего, я пою для ушедшего.Джулиан закончил песню под аплодисменты — искренние, бурные — и без паузы начал следующую. Он
поймал свой ритм- волнение, неуверенность исчезли, остался лишь знакомый блеск выступившего пота на руках и лице и сосредоточенно сведенные брови. Так всегда было, когда он пел баллады, над которыми работал
месяцы, а то и годы. Сверкнула молнией вторая песня,
началась и закончилась третья, и не успела Брук опомниться, а зрители уже восторженно кричали, требуя исполнить что-то на бис. Джулиан казался довольным и
несколько растерянным — он получил четкие инструкции спеть три песни за отведенные двенадцать минут, но,
видимо, получив добро от кого-то за несуществующими
кулисами, улыбнулся, кивнул и заиграл одну из самых
ярких своих композиций. Аудитория буквально взревела от удовольствия.Когда Джулиан встал, оттолкнул табурет и сдержанно поклонился, атмосфера в зале заметно изменилась.
Шумное одобрение, хлопки и свистки уступили место
ощущению сопричастности чему-то важному. Брук, которую со всех сторон обступили фанатки Джулиана, встала,
и тут же рядом возник Лео. Он с явным нежеланием поздоровался с азиаткой, назвав ее по имени — Юми, но та лишь
смерила его взглядом и отошла прочь. Не успела Брук над
этим поразмыслить, как Лео слишком крепко схватил ее за
руку и притянул так близко, что на долю секунды ей показалось — он хочет ее поцеловать.— Готовься, Брук. Готовься к сумасшедшей гонке. Сегодня только старт, а впереди — продолжение: настоящее безумие.