Паринуш Сание. Книга судьбы

В романе, который был дважды запрещен в Иране, но тем не менее стал мировым бестселлером, рассказывается о пяти десятилетиях жизни женщины, чьих родных и близких преследовали, сажали за решетку, освобождали, отправляли на казнь или объявляли героями. Можно терпеть голод и лишения, продолжать работать и воспитывать детей. Труднее всего пережить предательство большинства, послушно идущего за лидером.

Миновали новогодние праздники, а я все еще сидела дома.
Робкие намеки насчет курсов шитья не увенчались успехом. Ахмад и Махмуд не собирались выпускать меня из дома
ни под каким предлогом, а отец не вмешивался. Для него
я словно умерла.

Скука одолела меня. Переделав дела по дому, я поднималась наверх, в гостиную, и подолгу смотрела на тот участок
дороги, который был виден из окна. Вот и вся связь с внешним миром. Даже это приходилось держать в тайне: прознают братья, замуруют мое окно. А я надеялась когда-нибудь
углядеть в эту щель Парванэ или Саида.

К тому времени я уже поняла, что выйти из отчего дома
смогу лишь чьей-то женой. То было единственное решение
проблемы, все члены семьи на том согласились. Мне каждый камень в этом доме сделался ненавистен, но я не могла
предать милого моего Саида — и зачем? Чтобы одну тюрьму
сменить на другую? Я готова была ждать его до конца моей
жизни, и пусть меня за это хоть на плаху тащат!

Появились первые сваты. Предупредили: к нам придут с визитом мужчина и три женщины. Мать хлопотала, мыла все в доме, расставляла по местам. Махмуд приобрел гарнитур — диваны в красной обивке. Ахмад принес фрукты и сладости.
Удивительно, как они все спелись. Цеплялись за соломинку:
только бы не упустить жениха. За соломинку, за мусор, плывущий по реке — увидев потенциального жениха, я могла сравнить его только с унесенным водой мусором. Плотного сложения, на макушке уже облысевший, хотя ему еще не было
тридцати, и он громко причмокивал, поедая фрукты. Он
торговал на базаре, там же, где и Махмуд. Мне повезло: жених и его три родственницы высматривали жену пухленькую,
в теле, и я им не приглянулась. В ту ночь я уснула спокойная
и счастливая. Наутро мать пересказала это приключение госпоже Парвин со всеми подробностями и многими приукрашиваниями. Когда она стала жаловаться на постигшее семью горькое разочарование, я чуть было не расхохоталась.

— Вот обида! — приговаривала она. — Не везет бедной девочке. А ведь жених не только богат, он из хорошей семьи. И молод, и женат не был.

(Забавно: он был почти вдвое старше меня, а матушка
считала его юнцом — с таким-то брюхом и лысиной!)

— Конечно, между нами говоря, госпожа Парвин, его тоже
можно понять. Девица у нас чересчур тоща. Его мать сказала
мне: «Ханум, обратитесь к врачу». И мне кажется, негодяйка
что-то с собой сделала, чтобы выглядеть совсем уж больной.

— Послушать вас, дорогая, можно подумать, будто речь идет
о парне лет двадцати, — засмеялась госпожа Парвин. — Я видела их, когда они выходили. Даже к лучшему, что девушка им
не приглянулась. Масумэ слишком хороша, чтобы отдать ее
пузатому коротышке.

— Что тут скажешь? Раньше мы возлагали на девочку большие надежды. Не только я, что я — отец ее говорил: «Масумэ выйдет замуж не за простого человека». Но после такого
скандала кто ж посватается? Придется ей либо выйти за человека ниже ее по положению, либо стать второй женой.

— Глупости! Погодите, пока все успокоится. Люди скоро забудут.

— Кто забудет? Прежде чем свататься, люди все проверяют,
всех расспрашивают. Приличному человеку мать и сестры
не разрешат жениться на моей злосчастной дочери. Вся
округа знает, что она натворила.

— Погодите, — повторила госпожа Парвин. — Они забудут.
К чему так спешить?

— Ее братья настаивают. Говорят, им не будет покоя, пока она
остается в доме. Они не могут людям в глаза смотреть. Люди…
люди и через сто лет ничего не забудут. И Махмуд хотел жениться, а теперь не может привести в дом жену, пока эта девчонка здесь. Он говорит, что не доверяет ей, она и молодую жену с пути собьет.

— Чепуха! — отмахнулась госпожа Парвин. — Бедняжка невинна, как малое дитя. И ничего такого уж страшного не произошло. Юноши всегда будут влюбляться в красивых девочек — и что, сжечь ее на костре, если кто-то на нее поглядел? Разве это ее вина?

— О да, да, я же знаю мою дочку! Пусть она порой недостаточно усердна в посте и молитве, но ее сердце предано Аллаху. Только позавчера она сказала, что мечтает отправиться
в Кум, в паломничество к гробнице имама Абдул-Азима. Пока
мы жили дома, она, бывало, каждую неделю сходит помолиться к гробнице благословенной Масумэ. Не поверите, как
она горячо молилась! Во всем виновата та скверная девчонка,
Парванэ. Чтобы моя дочь по своей воле впуталась в такую историю? Никогда!

— Не надо торопиться. Быть может, юноша вернется и женится на ней и все уладится. Он ведь неплохой мальчик, детки приглянулись друг другу. Все о нем очень хорошо отзываются. А скоро он станет врачом.

— О чем вы толкуете, госпожа Парвин? — возмутилась мать. — 
Ее братья говорят, что раньше отдадут ее ангелу смерти Азраилю, чем тому негодяю. И что-то он не спешит постучаться
к нам в дом. Что Аллаху угодно, то и будет. Судьба каждого
написана у него на лбу от рождения, и каждый получит то,
что назначено ему в удел.

— Значит, и не надо торопиться. Пусть сбудется, что суждено.

— Но ее братья говорят, что пятно позора не будет смыто,
пока мы не выдадим ее замуж и не избавимся от нее. Сколько
еще нам держать ее взаперти? Они опасаются, что отец пожалеет ее и смягчится.

— И стоило бы пожалеть бедняжку. Она так красива. Дайте
ей время оправиться и увидите, какие объявятся женихи.

— Аллахом клянусь, я каждый день готовлю ей рис с курятиной. Суп из ноги ягненка, кашу пшеничную с мясом. Я посылаю Али купить овечью голову и ножки, готовлю холодец ей
на завтрак. Все стараюсь, чтобы она прибавила в теле, не казалось больной и приглянусь порядочному человеку.

Мне припомнилась сказка, прочитанная в детстве. Чудовище похитило ребенка, но девочка была такой тощей, что
чудовище не стало ее сразу есть, а заперло и приносило ей
угощение, чтобы девочка поскорее разжирела и превратилась в лакомое блюдо. Вот так и мое семейство решило меня
откормить и бросить чудовищу в пасть.

Меня выставили на продажу. Теперь главным событием в нашем доме стал прием гостей, явившихся с серьезными намерениями. Братья и мать пустили слух о том, что подыскивают мне супруга, и повалил всякий люд. Некоторые женихи
оказались столь никудышными, что даже Махмуд и Ахмад
их отвергли. Каждую ночь я молилась о возвращении Саида
и по меньшей мере раз в неделю просила госпожу Парвин
сходить в аптеку и узнать, нет ли новостей. Доктор сказал, что
Саид написал ему всего один раз, а письмо, которое доктор
послал в ответ Саиду, вернулось нераспечатанным — должно
быть, адрес был неверный. Саид растаял, как снег, и впитан
землей. По ночам я порой выходила в гостиную помолиться
и поговорить с Богом, а потом вставала у окна и следила, как
тени движутся по улице. Несколько раз я замечала знакомую
мне тень под аркой дома напротив, но стоило мне открыть
окно, тень исчезала.

Одна только мечта манила меня в постель по ночам,
убаюкивала, помогала забыть страдание и боль этих одно-
образных дней: мечта о жизни с Саидом. Я представляла
себе маленький, уютный дом, убранство каждой комнаты.
Я обустраивала свой маленький рай. Я придумала нам детей — красивых, здоровых, счастливых. То была мечта о вечной любви и нерушимом блаженстве. Саид был образцовым
мужем: мягкий, с кроткими манерами, добрый, разумный,
внимательный. Мы никогда не ссорились, он в жизни меня
не унизил. О, как я его любила! Любила ли хоть одна женщина своего мужа так, как я любила Саида? Если б мы могли жить в мечтах!

В начале июня, едва завершились выпускные экзамены, семья Парванэ переехала. Я знала, что они подумывают о переезде, но не думала, что это произойдет так скоро. Потом
я узнала, что они хотели уехать даже раньше, но решили дождаться, пока Парванэ закончит школу. Ее отец давно уже
говорил, что наш район испортился. Он был прав. В нашем
районе было хорошо только таким, как мои братья.

Жаркое утро. Я подметала комнату и еще не отодвинула ставни, как вдруг услышала голос Парванэ. Я выбежала
во двор. Фаати открыла дверь. Парванэ пришла попрощаться. Мать добралась до двери первой и придержала ее, не дав
Парванэ войти. Она вырвала у Фаати конверт, который той
дала Парванэ, и велела:

— Уходи! Уходи немедленно, пока мои сыновья не увидели
тебя и не задали ей взбучку. И ничего больше не приноси.

Я услышала сдавленный голос Парванэ:

— Госпожа, я всего лишь написала несколько слов на прощание и свой новый адрес. Проверьте сами.

— В этом нет нужды! — отрезала мать

Я обеими руками ухватилась за дверь и попыталась ее открыть. Но мать держала дверь крепко, а меня пинком оттолкнула прочь.

— Парванэ! — закричала я. — Парванэ!

— Ради Аллаха, не наказывайте ее так жестоко! — взмолилась
Парванэ. — Клянусь, она не сделала ничего дурного.

Мать захлопнула дверь. Я сел на пол и заплакала. Прощай, моя подруга, моя защитница и наперсница.

Последним соискателем моей руки выступил приятель Ахмада. Я часто гадала, как братья выискивали этих мужчин.
Неужели Ахмад прямо так и сказал другу: у меня, дескать,
имеется сестра на выданье? Они меня рекламировали?
Что-то сулили? Препирались из-за меня, как торговцы на базаре? Уверена, как бы они ни взялись за дело, все это было крайне для меня унизительно.

Асгар-ага, мясник, брат-близнец Ахмада — и возрастом, и грубыми ухватками, и обликом. И вдобавок необразованный.

— Мужчина должен зарабатывать деньги силой своих рук, —
рассуждал он, — а не скорчившись в уголке над бумагами, как
полуживой писец, который ничего тяжелее ручки не поднимет.

— У него есть деньги, и он сумеет справиться с девчонкой, — настаивал Ахмад.

А что до моей худобы, Асгар-ага сказал:

— Не беда, я принесу ей столько мяса и жира, что через месяц она с бочку толщиной сделается. Глазенки-то у нее бойкие.

Мать его, старая, страшная женщина, безостановочно ела и вторила каждому слову сына. Да и все одобряли речи Асгара-аги. Мать так и сияла: молодой, неженатый. Ахмад
дружил с ним и во всем поддерживал, тем более что после
драки в кафе «Джамшид» Асгар-ага поручился за него и Ахмада не арестовали. Отец — и тот согласился, потому что мясная
лавка приносила хороший доход. А Махмуд сказал:

— Он торговый человек, это нас устраивает, и он сумеет справиться с девчонкой, не позволит ей разболтаться. Чем скорее мы это устроим, тем лучше.

Никому и дела не было до моих мыслей, и я не пыталась
даже заговорить о том, как противна мне мысль стать женой
грязного, невежественного, грубого парня, от которого даже
в тот день, когда он пришел свататься, воняло сырым мясом и бараньим жиром.

На следующее утро госпожа Парвин в панике прибежала к нам.

— Говорят, вы решили выдать Масумэ за мясника Асгара-агу.
Ради Аллаха, и не вздумайте! Этот юнец — хулиган. Он не расстается с ножом. Пьяница, бабник. Я его знаю. По крайней мере расспросите людей, что он за человек.

— Не шумите так, госпожа Парвин, — остановила ее мать. — 
Уж наверное Ахмад лучше его знает. И он все нам рассказал
о себе. Ахмад верно говорит: мало ли что молодой человек
творил до женитьбы, все это он отставит, как только обзаведется женой и детишками. Он поклялся могилой отца
и даже прозакладывал свои усы, что после женитьбы ничего подобного себе не позволит. Да и где нам сыскать лучше?
Он молод, Масумэ станет первой женой, он богат, у него
две мясные лавки, и характер у него твердый. Чего еще желать?

Госпожа Парвин поглядела на меня с такой жалостью,
с таким сочувствием, словно видела перед собой приговоренную к казни. На следующий день она сказала мне:

— Я просила Ахмада не настаивать, но он знать ничего не хочет. — Так впервые она призналась вслух в тайной связи с моим братом. — Он сказал мне: «Держать ее дома небезопасно». Но ты-то почему ничего не пытаешься сделать? Разве ты
не понимаешь, что за несчастье тебя ждет? Или ты согласна
выйти замуж за этого грубияна?

— Велика ли разница? — равнодушно возразила я. — Пусть делают, что хотят. Пусть готовят свадьбу. Они же не знают, что
любой мужчина, кроме Саида, получит лишь мой труп.

— Помилуй нас Аллах! — выдохнула госпожа Парвин. — 
Не вздумай такое повторять! Это грех. Выкинь подобные
мысли из головы. Ни один мужчина не заменит тебе твоего
Саида, но не все мужчины так плохи, как этот нескладеха. Подожди — скоро, быть может, явится жених получше.

Я пожала плечами и сказала:

— Мне все равно.

Она ушла, все такая же встревоженная. По пути она заглянула в кухню и что-то сказала матушке. Мать обеими руками
ударила себя по лицу, и с того момента я все время находилась
под охраной. Они убрали подальше пузырьки с лекарствами, не позволяли мне притронуться ни к бритве, ни к ножу,
а стоило мне подняться наверх, один из братьев уже спешил
следом. Меня это смешило. Они в самом деле думали, что мне
ума хватит выброситься из окна второго этажа? Нет, у меня
имелся план понадежнее.

Разговоры о помолвке и самой свадьбе на время поутихли: ждали сестру жениха. Она была замужем, жила в Керманшахе и в ближайшие десять дней не могла приехать в Тегеран.

— Я не могу действовать без согласия и одобрения сестры, —
сказал Асгар-ага. — Я обязан ей не меньше, чем матери.

В одиннадцать утра я услышала со двора стук в парадную
дверь. Мне открывать не разрешалось, и я стала звать Фаати.

Матушка крикнула мне из кухни:

— На этот раз можно. Открой дверь и посмотри, кому это так
не терпится.

Только я приоткрыла дверь, как в наш двор влетела госпожа Парвин.

— Девочка моя, какая же ты счастливица! — прокричала
она. — Не поверишь, какого я нашла тебе жениха! Само совершенство — как луна, как букет цветов…

Я стояла и глядела на нее, разинув рот. Матушка вышла из кухни и спросила:

— В чем дело, госпожа Парвин?

— Дорогая моя! — отвечала соседка. — У меня для вас замечательные новости. Я нашла жениха нашей Масумэ. Из достойной семьи, образованный. Клянусь, один волос с его головы стоит больше, чем сотня таких грубиянов, как тот мясник.
Позвать их к вам завтра под вечер?

— Погодите! — сказала матушка. — Не так быстро. Что это
за люди? Откуда они?

— Замечательная, выдающаяся семья. Я знаю их вот уже десять лет. Сколько платьев я им сшила, и для матери, и для дочерей. Старшая дочь, Монир, замужем, ее муж владеет имением в Тебризе, и она живет там. Мансуре, вторая дочь, училась
в университете. Два года назад она вышла замуж и теперь растит здорового, красивого мальчишку. Младшая сестра еще
не закончила школу. Все люди верующие. Отец на пенсии. Он
хозяин такого заведения — фабрики или как это называется, —
где печатают книги. Как это правильно назвать?

— А сам жених?

— О, я вам еще не рассказала о женихе. Прекрасный молодой
человек. Учился в университете. Не знаю, какие науки он изучал, но теперь он работает в этом заведении, которое принадлежит его отцу. Где печатают книги. Ему примерно тридцать лет, он красавчик. Когда я ходила подгонять им одежду,
я успела глянуть: храни его Аллах, хорошего роста, черноглазый, брови темные, кожа оливковая…

— А где же они видели Масумэ? — поинтересовалась матушка.

— Они ее не видели. Я им про нее рассказала: какая замечательная у нас девушка, и красивая, и хозяйственная. Мать хочет поскорее женить сына, она меня уже как-то спрашивала,
нет ли у меня на примете подходящих невест. Так я им скажу,
чтобы приходили к вечеру?

— Нет! Мы дали слово Асгару-аге. На следующей неделе его
сестра приедет из Керманшаха.

— Полно! — воскликнула госпожа Парвин. — Вы еще ничего
им не пообещали. У вас даже не было церемонии помолвки.
Невеста вправе передумать и посреди брачной церемонии.

— А как же Ахмад? Страшно себе представить, какой шум он поднимет — и по праву. Он будет обижен. Ведь он дал слово Асгаруаге, не может же он вот так запросто взять свое слово обратно.

— Не беспокойтесь, Ахмада я беру на себя.

— Стыдитесь! — укорила ее матушка. — Что это вы такое говорите? Да простит вас Аллах!

— Вы меня неверно поняли. Ахмад дружит с Хаджи и прислушивается к его советам. Я попрошу Хаджи поговорить с ним. Подумайте о своей невинной дочери, об этой бедняжке! Мясник любит пускать в ход кулаки. Напьется — и вовсе ума
лишится. У него и сейчас имеется женщина на содержании.
Думаете, она так просто от него откажется? Да ни за что!

— Какая женщина? — переспросила озадаченная матушка. — Вы сказали — женщина живет?

— Неважно, — отмахнулась госпожа Парвин. — Я имею в виду: у него есть другая.

— Тогда зачем ему моя дочь?

— Как официальная жена, чтобы рожала ему детей. Та, другая, бесплодна.

— Откуда вы все знаете?

— Хозяюшка, я знаю таких, как он.

— Откуда? Как вы можете говорить подобные вещи? Постыдились бы!

— А вы сразу думаете плохое. Мой родной брат был в точности таким. Я росла с ним. Ради Аллаха, бедная девочка попадет из огня в полымя. Вот вы на семью моего жениха посмотрите — совсем других людей увидите.

— Сначала нужно поговорить с ее отцом. Посмотрим, что он
скажет. И если у них такая замечательная семья, почему они
не ищут невесту среди своих?

— По чести сказать, не знаю. Наверное, такое Масумэ счастье. Аллах позаботился о ней.

С удивлением и недоверием я слушала восторженные
речи соседки. Трудно мне было понять эту женщину: ее поступки как будто противоречили друг другу. И с какой стати
она так хлопочет о моей судьбе? Уж не свою ли какую игру ведет?

Отец с матушкой проспорили чуть ли не весь день. Махмуд какое-то время тоже твердил свое, а потом махнул рукой:

— Наплевать! Поступайте, как знаете, только избавьтесь от нее
поскорее. Выдайте ее замуж, и пусть наступит наконец покой.

Еще удивительнее повел себя Ахмад. В ту ночь он пришел домой поздно, а когда проснулся и матушка подступилась
к нему с вопросом о новом женихе, он и спорить не стал. Пожал плечами и сказал:

— Почем мне знать? Делайте, что хотите.

Надо же, как госпожа Парвин умела его уговорить!