- Натали Голдберг. Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем / пер. с англ. М Кульнева. — Москва : Альпина Паблишер, 2017. — 250 с.
«Человек, который съел машину» — одна из самых известных книг о том, как писать книги: она переведена на 12 языков и издана общим тиражом более миллиона экземпляров. Натали Голдберг написала 10 бестселлеров, из которых этот — самый успешный, она также преподает литературу и писательское мастерство. Голдберг пишет легко, нестандартно и с юмором, и вдохновляет на это своих читателей. Она учит писать спонтанно (не останавливайтесь, держите руку на бумаге), прислушиваться к себе и миру вокруг (писать – на 90 процентов значит слушать) и ежедневно практиковаться (пишите на время). В основе ее творческого метода лежит дзен-медитация, и Голдберг объясняет, как с ее помощью можно раскрыть свои писательские способности. Также вы найдете в этой книге советы, как справиться с внутренним сопротивлением, нехваткой идей, прокрастинацией и всеми остальными сложностями, с которыми сталкивается каждый автор.
Текст — это не гамбургер из «Макдоналдса»
Иногда у меня бывают такие ученики, которым все удается с самого начала. Особенно мне запомнился один из них. Когда он читал свои тексты, воздух был насыщен электричеством, и его самого часто пробирала дрожь. Он полностью раскрывался в процессе их написания; он мог рассказать о том, что значит в четырнадцать лет лежать в психушке, что такое гулять по улицам Миннеаполиса под ЛСД, каково это — сидеть у тела своего мертвого брата в Сан-Франциско… Он говорил, что мечтал писать много лет. Его убеждали, что он должен стать писателем, но стоило ему сесть за стол — и он понимал, что у него не получается соединить слова на бумаге с событиями или чувствами, которые он испытывал.
А происходило это потому, что он представлял себе, что хочет сказать, прежде чем усаживался перед листом бумаги. Разумеется, у вас могут быть какие-то мысли в голове, когда вы еще только садитесь за стол. Но форма их выражения должна зародиться в вас и вылиться на бумагу. Не сдерживайте себя, позвольте им течь так, как им хочется; не пытайтесь управлять этим процессом. Да, эти переживания, воспоминания и ощущения находятся внутри вас, но вы не можете выложить их на бумагу заготовленными, одним движением, словно повар пиццу из печи.
Садясь писать, отпустите все мысли и начните с попытки выразить то, что скрывается внутри вас, самыми простыми словами. Не всегда начало бывает гладким. Позвольте себе корявость и нескладность. Вы обнажаетесь. Вы выводите под лучи света свою жизнь, представляя ее не так, как хотелось бы вашему эго, а как подлинное человеческое бытие. Именно поэтому я считаю, что писательство сродни религии. Оно заставляет вас раскрыться и делает ваше сердце более терпимым к обыденности.
Сейчас, когда я раздражена, несчастна, недовольна, пессимистична, негативно смотрю на мир и рассыпаюсь на части, я сознаю, что это — чувства. И я знаю, что чувства могут меняться. Я знаю, что это просто энергия, которая хочет найти свое место в мире и друзей.
При этом у вас, разумеется, могут быть темы, о которых вы хотите написать: «Я хочу написать о своем брате, который умер в Сан-Франциско», — только подступаться к ним следует не мыслями и идеями, а всем своим существом — с сердцем, потрохами и руками. Начинайте писать — пусть надрывно и неуклюже, как животное, которое кричит от боли, — и в процессе вы обязательно обретете свой дух, свои слова, свой голос.
Люди часто говорят: «Вот я шел [ехал, делал покупки, был на пробежке] — и вдруг мне в голову пришло стихотворение — все сразу, целиком! Но когда я сел, чтобы записать его, у меня почему-то ничего не вышло…» У меня такое никогда не выходит. Сидеть, чтобы писать, — это совсем другой вид деятельности. Забудьте о своей прогулке или пробежке и стихотворении, которое пришло вам в голову в тот момент. Сейчас другой момент. Напишите другое. Вы можете втайне надеяться, что какая-то часть ваших прежних мыслей снова проступит на поверхности, — но пусть все идет, как идет. Не надо усилий.
Тот мой ученик, о котором я упоминала выше, настолько увлекся писательством, что сразу же попытался написать книгу. Я сказала ему: «Не спеши. Вначале какое-то время просто пиши. Ты должен понять, что это за процесс». Писательство — это целая жизнь и очень много практики. Я вполне понимала его нетерпение. Всем нам хочется думать, что мы делаем что-то полезное, куда-то движемся, чего-то достигаем: «Я пишу книгу».
Дайте себе немного свободы, прежде чем приступить к большим литературным формам. Научитесь доверять силе собственного голоса. Постепенно, естественным путем, эта сила обретет направление и потребность выразиться в определенной форме, но источником станет не ваше достиженчество, а нечто иное. Литературный текст — это не гамбургер из «Макдоналдса». Он готовится медленно, и когда вы приступаете к делу, вы не знаете, что получится в конечном итоге — жаркое, баранья отбивная или целый банкет.
Не пишите ради любви
Лет пять назад мою подругу ограбили на Нижнем Ист-Сайде Манхэттена. Потом она рассказывала мне, что, когда на нее напали, она вскинула руки и закричала:
«Не убивайте меня, я писатель!» «Как странно, — подумала я в тот момент. — Почему она решила, что это ее спасет?»
Писатели часто запутываются. Они думают, что их работа служит оправданием их жизни. Мы забываем, что жизнь дается нам без всяких условий и что жизнь и писательство — это совершенно разные вещи. Мы часто используем писательство как способ привлечь внимание и получить признание и любовь. «Посмотрите, что я написал. Вот какой я хороший человек!» Но мы уже хорошие люди — еще до того, как напишем хоть слово.
Несколько лет назад после каждого публичного чтения своих текстов я чувствовала себя ужасно одиноко — независимо от того, как приняла меня аудитория. Я винила в этом свою работу, но проблема крылась не там. Я переживала развод, у меня была очень низкая самооценка — в поддержке нуждалась я, а не мои стихи. Я перепутала одно с другим. Я забыла, что я — это не мои стихи. Стихи были здоровы, я — нет. Это мне были нужны забота и внимание. С тех пор я всегда звала с собой на публичные выступления кого-нибудь из друзей, чтобы он был моим «спутником». Я просила его, чтобы, как только я закончу читать, он поднялся на сцену, обнял меня и сказал, какая я замечательная и как прекрасно выглядела. «Даже если это будет полный провал, все равно скажи мне, что я была великолепна». Неделю спустя я смогу пристально взглянуть на свое выступление. Сейчас — скажи, что я действительно великолепна.
Мы, писатели, всегда ищем поддержки. Но мы не замечаем, что она и так есть у нас в любой момент: наши ноги стоят на земле, а наши легкие заполняются воздухом с каждым вдохом. Когда нам нужна поддержка, начинать нужно с этого. В окно льется солнечный свет и проникает утренняя тишина. Начните с этого. Затем взгляните на лицо подруги и почувствуйте, как это здорово, когда она говорит вам: «Я обожаю твою работу». Поверьте ей, как верите полу, который поддерживает вас, или стулу, который дает вам опору.
Одна моя ученица прислала мне два своих коротких рассказа, а неделей позже у нас состоялся часовой разговор. Я не работала с ней уже полтора года и была впечатлена ее прогрессом. «Эти рассказы обладают законченностью, они трогательные и очень красивые», — сказала я ей. Минут через двадцать нашего разговора я стала замечать, что она раздражается. «Думаю, вы меня перехваливаете». Вот что она имела в виду: «Вы не сделали свое дело. Вы не стали разносить мою работу в пух и прах. Я здесь не для того, чтобы выслушивать комплименты. Вряд ли мои рассказы так уж хороши. Не надо преувеличивать!» Я ответила: «Послушай, ты должна мне поверить. Это на самом деле превосходная работа, готовая для публикации». Я предложила ей послать рассказы издателям. Не прошло и месяца, как один из них был принят очень приличным журналом. Ей не просто заплатили деньги, но сказали: «Мы недавно приняли решение больше не публиковать короткие рассказы, но этот был настолько хорош, что мы передумали». Мы жаждем искренней поддержки и одобрения. Но когда мы получаем их, то не желаем в это верить, зато охотно хватаемся за критику, которая подкрепляет нашу глубинную уверенность в том, что, по правде говоря, мы не так уж хороши и вообще не можем считаться настоящими писателями. Мой бывший муж часто говорил мне: «Ты ужасно выглядишь. Так вот, теперь, когда я привлек твое внимание…». Он утверждал, что я никогда не обращаю внимания на его комплименты, но стоит ему сказать что-то неприятное — и я тут же обращаюсь в слух. Ученики говорят мне: «Вы же учитель. Вы должны говорить что-то позитивное». Друзья говорят: «Ну, ты же моя подруга. Значит, ты и так меня любишь». Стойте! В буквальном смысле слова: остановитесь, когда кто-то говорит вам приятные вещи. Даже если для вас это болезненно и вы к этому не привыкли, просто продолжайте дышать и слушать. Впустите эти слова в себя, ощутите, насколько это хорошо. Научитесь принимать позитивную, искреннюю поддержку, не отказывайтесь от нее.
Нервно потягивая вино
Несколько лет назад в Университете Миннесоты выступал Рассел Эдсон. Он рассказал, что садится за машинку и пишет за раз примерно десяток коротких отрывков. Позже он их перечитывает. Бывает, что среди этого десятка какой-то один оказывается удачным — тогда Рассел сохраняет его. Он сказал, что если ему в голову приходит хорошая первая строчка, то обычно удается и продолжение. Вот несколько таких первых строчек:
«Человеку хотелось, чтобы его полюбил самолет». «Крыса жаждала засунуть свой хвост в вагину старухи…». «Если бы ученый вывел голубей размером с лошадь…». «Любимую утку сварили по ошибке». «Взявшись за эклер, человек услышал, как его мать что-то разбила — и понял, что это, похоже, был отец». «Мать с отцом обнаружили, что их дети — подделка». «Дряхлые однояйцевые близнецы жили по очереди».
А вот два завершенных отрывка:
Обжарка
Обжаривая на сковороде свою шляпу, мужчина размышлял о том, как его мать в прежние времена жарила отцовскую шляпу, а до этого — бабушка жарила дедушкину.
Немного чеснока и вина — и шляпа совсем утрачивает шляпный привкус, становясь похожей по вкусу на нижнее белье…
И, обжаривая свою шляпу, он думал о том, как его мать жарила шляпу отца, а его бабушка — шляпу дедушки, и мечтал жениться, чтобы было кому жарить его шляпу; обжарка — такое одинокое занятие…
Искренне соболезнуя
Унитаз, словно белая улитка, вполз в гостиную, требуя любви.
Это невозможно, и мы приносим свои искренние соболезнования.
В книге сердца нет места для упоминаний о сантехнике.
И хотя мы много раз делили с тобой интимные моменты, ты напоминаешь о неприятном — о том, к чему нам не хочется возвращаться…
Унитаз выполз из гостиной, словно белая улитка, преисполнившись печали…
После выступления, как обычно, был фуршет с вином и сыром в большом и уродливом учебном помещении. Я хорошо помню, как Рассел Эдсон в костюме одиноко сидел в дальнем конце класса. Все студенты, преподаватели и поэты столпились вокруг крекеров и тоненьких оранжевых кусочков сыра в противоположном углу, нервно потягивая вино и обсуждая его работы. Лишь несколько человек подошли к автору. Да, пока он читал, мы смеялись — но он обнажил правду о каждом из нас, разоблачил нас, и потому нам было неуютно рядом с ним.
Попробуйте сесть за клавиатуру и, не позволяя себе уходить в размышления, начните писать отрывки в духе Рассела Эдсона. Для этого нужно расслабиться и позволить вязу с вашего двора выдернуть корни из земли и отправиться в Айову. Старайтесь, чтобы получались добротные, крепкие первые фразы. Можете позаимствовать первую половину фразы из газетной статьи, закончив ее ингредиентом из поваренной книги. Играйте с текстом. Ныряйте в глубины абсурда и пишите. Используйте любые возможности. Если не бояться неудачи, все получится.