Лариса Склярук. Плененная Иудея

В книгу вошли два произведения Ларисы Склярук. Роман «Плененная Иудея» переносит читателя в I век нашей эры. На фоне отчаянной и безнадежной борьбы за независимость народа Иудеи с Римом разворачивается история любви двух мужчин к одной женщине. Множество деталей точно передают колорит далекой эпохи и дают возможность пережить события древней истории, словно это современность.

Во втором романе, «Мгновения чужого времени», реализм плотно сплетен с элементами мистики. Читатель погружается в цепочку историко-приключенческих новелл, каждая из которых обладает своей интригой. Прогуливаясь по улицам древнего Яффо, юная Яэль и не подозревает, что покупка в антикварной лавке серебряного кольца станет поворотным моментом в ее жизни.

От неожиданно ярко сверкнувшего в лунном свете камня Мансур непроизвольно закрыл глаза и, кажется, тут
же их открыл. Но ночи уже не было.

Его ослепил блеск летнего дня, полыхнули в лицо
жарким зноем солнечные лучи, оглушил шум огромной
толпы.

Он стоял на арене, посыпанной сверкающим серым
песком, и видел величественную картину окружающего
его цирка. Со всех сторон вверх поднимались каменные
круги скамеек. Лестницы радиусами сходились к центру
и разрезали эти каменные круги на равные части. Внутри цирка по всей его окружности был возведен парапет.
По его верхнему внутреннему краю шли гладкие, легко
поворачивающиеся валики. Вдоль каменного парапета
пролегал ров, наполненный водой и огороженный железной решеткой.

Казалось, все население Рима собралось в этом цирке. Здесь были всадники и патриции, важные матроны
и солдаты, плебеи и весталки.

Нижние ряды, ближе к арене, заполнили полноправные римские граждане в белоснежных тогах и нарядно
одетые богатые римлянки, которые поверх нижней туники надели столы со множеством складок, плиссированными шлейфами и разноцветными вышивками
по краю. Иные завернулись в длинные плащи — паллы,
переливающиеся разными оттенками бледно-лилового,
желтого, зеленого цвета.

Выше шли ряды, занятые всадниками и воинами. Еще
выше уже не мраморные, а деревянные скамьи и галерею
стоячих мест занимала обычная публика — разношерстная и шумная. Мелькали тысячи оживленных, веселых
лиц. Слышалась беззаботная болтовня, шутки, смех.
Сквозь натянутый над ареной огромный навес из цветной ткани проникали солнечные лучи и пестрыми бликами играли на лицах.

Не двигаясь с места, Мансур медленно обвел взглядом
все четыре яруса рядов. Переливы ярких красок, мелькание довольных лиц кружило голову. Его взгляд опустился ниже, на арену, и увидел тех, чьи лица были странным
контрастом всеобщему радостному возбуждению.

Одетые в просторные длинные одежды, они стояли
на коленях, со сложенными перед грудью руками. Их
строгие отрешенные лица были обращены к небу. Они
неистово молились, закрывали в молитвенном экстазе
глаза и не вытирали текущих по щекам слез.

«Что это — сон, мираж?» — спрашивал себя Мансур,
продолжая внимательно осматриваться вокруг, ничем
не выдавая своего растущего напряжения, удивления,
даже растерянности.

Вдруг среди веселых возгласов зрителей и горячих молитв на арене послышался странный железный скрежет
и скрип. Услышав этот скрип, молящиеся задрожали,
теснее придвинулись к друг другу. Гул многотысячной
толпы стал спадать. У просторных клеток, находящихся под местами для зрителей, убрали железные решетки,
и из них спокойно стали выходить… дикие звери.

Отливая песочно-желтой шкурой, пушистой черно-коричневой гривой, на арену величественно вышел
лев. За ним еще один, и еще. Поворачивая массивные
головы, львы осматривались. Их ноздри подрагивали,
втягивая воздух арены. Вслед за львами, гибко прогнувшись, выпрыгнули пятнистые леопарды, черные
пантеры, тигры.

Внутренне холодея, смотрел Мансур на свободно разгуливающих зверей, на продолжающих стоять на коленях молящихся и понимал, что это — казнь. В восточных
ханствах такие расправы были не редкостью. И некогда
было думать, как и за что он попал в число наказуемых.
Теперь ему стало понятно назначение парапета, рва с водой и гладких валиков.

При появлении хищников люди, стоящие на коленях, стали молиться с еще большей силой, с еще большей пылкостью осенять себя крестным знамением, еще
с большей надеждой устремлять глаза к небу. Слышались
страстные восклицания:

— Господь Всемогущий, укрепи мои силы!

— Отдаемся мукам и смерти во имя Тебя!

— Это наш страшный путь на Голгофу!

Они обнимались, старались поддержать друг друга
в надвигающейся смерти, дрожали телом, но не душой,
уповая на Бога.

Хищники медленно, но неотвратимо приближались.
Для большего эффекта раздалась музыка. Один из
львов, выделяющийся своей золотистой гривой, подняв голову, издал грозный рык. Услышав такой рык
в джунглях, многие животные просто теряют способность двигаться.

Зрители восторженно ахнули и содрогнулись от
остроты ощущений. Прекрасный экземпляр зверя. Какие лапы, клыки. Чудесно сидеть, не подвергая себя риску, и наблюдать за теми, кто на арене, на кого надвигаются эти страшные звери, чье тело сейчас будут рвать
эти острые клыки, чьи предсмертные конвульсии будут
грубым развлечением.

Но не все молящиеся были способны выдержать приближение зверей. Одна из молодых женщин после звериного рычания вскочила и побежала в сторону Мансура.

Она бежала как безумная, спотыкаясь и падая.
В ужасе оглядывалась на льва и, поднявшись, опять
бежала на подламывающихся ногах. Покрывало с ее
головы упало и осталось лежать на арене. Волосы цвета пшеницы выбились из прически и рассыпались
по плечам. Белая туника разорвалась. Стройные ноги
в кожаных сандалиях посерели от прилипшего к ним
песка.

Проследив холодными желтыми глазами за бегущей
женщиной, лев не спеша, легко пружиня на лапах, пошел за ней. Его мощные мышцы упруго двигались под
кожей.

Увидев это, женщина метнулась, наткнулась на стоящего Мансура и обессиленно упала к его ногам. Сжавшись в комочек, она обхватила ноги воина. Сквозь мягкую кожу сапог Мансур чувствовал ее тонкие руки. Они
тряслись и все сильнее сжимали его ноги. Сжимали, как
последнюю в жизни надежду.

Наклонившись, Мансур приподнял женщине голову
и взглянул в лицо. Его руки коснулись шелка ее волос.
Синие глаза девушки с расширенными страхом черными зрачками полыхнули навстречу воину страстной
мольбой и пронзили сердце Мансура острым чувством
непривычной жалости. Его рука восточного головореза
могла, не дрогнув, снести голову кому угодно, а тут беззащитные, цепляющиеся за его сапоги руки вызвали целую бурю в сердце.

Одним движением сильных рук Мансур подхватил
девушку, вскинул себе на плечо. Так на азиатских базарах торговцы носят свернутые в рулон ковры. Тело девушки бессильно повисло, светлые волосы касались арены. Придерживая девушку рукой, Мансур стал медленно
отступать к парапету. В его правой руке появился меч.
Зрители завизжали от негодования:

— Куда он отступает? Не прячься! Мы что, пришли
посмотреть на труса?!

Между тем на арене началось страшное. Львы, которых специально раздражали хлопаньем кнута, подталкивали острыми шипами и ранили зажженными стрелами, бросились на людей.

Несчастные инстинктивно вытягивали навстречу
зверям руки, пытаясь хоть как-то защититься. Но что
для острых хищных зубов слабые руки. Одним движением мощных челюстей рвались целые куски трепещущей
плоти, вспарывались животы, вырывались сердца, печень, разгрызались головы. Летели в стороны кровавые
брызги, впитывались в песок.

Взвившийся в воздух леопард молниеносно бросился на одну из стоящих на коленях женщин и, вцепившись в горло, задушил ее. Повалившись на бок
и сдавливая на шее жертвы зубы, леопард бил по ее
телу сильными задними ногами, и издали казалось —
кошка играет.

Задушив женщину, зверь потащил ее по арене.
В природе леопарды затаскивают свои жертвы на деревья. Но здесь деревьев не было, и зверь раздраженно таскал труп, время от времени встряхивая его как
куклу. Он попытался вскочить на парапет, но гладкий
валик, повернувшись, столкнул леопарда вниз. Разъяренный, рычал он на зрителей и угрожающе бил лапами по песку.

Вскоре там, где прежде молились, образовалось
сплошное кровавое месиво. Растерзанные, умирающие, корчившиеся в агонии люди душераздирающе
кричали. Запах свежей крови будоражил хищников,
опьянял, дурманил зрителей. С жадным порочным
любопытством всматривались они в агонию мученической кончины.

Опустив девушку возле парапета, Мансур повернулся лицом к приближающемуся льву и сделал несколько
шагов ему навстречу. Его суровое неулыбчивое лицо
казалось отлитым из меди. Густые брови сдвинулись.
От плотно сжатых зубов резче обозначились высокие
скулы. Небольшие глаза с азиатским разрезом напряженно прищурились. Тяжелый квадратный подбородок
решительно выдвинулся вперед. Железная кольчуга, наручи, шлем блестели в солнечных лучах. Толстая коса лежала на спине воина. Золотая серьга сверкала в ухе. Он
был странным, чужим, необычным для арены римского
цирка. Зрители переговаривались:

— Новый гладиатор? Кто он? Откуда?

Крепко расставив ноги в сапогах с загнутыми носами,
опустив руку с мечом, Мансур ждал приближения зверя.
Лев не спешил. Он словно осматривал территорию. Несколько шагов вправо величественным, королевским шагом. Несколько влево. Сильный красивый зверь со шкурой
песочного цвета, с роскошной золотой гривой. Наконец он
остановился. Его отделял от Мансура один прыжок. Желтые безжалостные глаза льва не мигая уставились на воина. Хвост с кисточкой на конце начал бить по бокам.

Глаза воина без трепета встретили взгляд зверя. Девушка за спиной Мансура встала на колени, сложила
перед грудью руки, подняла глаза к небу и быстро, непонятно, горячо зашептала молитвы.

Льва раздражали упорные глаза Мансура. Он стал
злиться. Его хвост бил все быстрее. Лев открыл пасть,
и его рык вновь прокатился по цирку. Два огромных
клыка торчали в открытой пасти, как два ножа.

Зрители замолчали и подались вперед, желая ничего
не пропустить из поединка зверя и человека. Ощерив
пасть, лев прыгнул. Мансур сделал стремительный шаг
навстречу, до боли сжав двумя руками выставленный
острием вперед меч. Все три метра длины зверя и вес
больше ста килограммов свалились на воина. Воин упал,
исчез подо львом. Оскаленная морда почти достала до
девушки. Девушка дико закричала, съеживаясь в комок.
Лапы льва, протягиваясь к девушке, били по песку, поднимая облака серой пыли, царапали его когтями. Зрители привстали.

Вдруг по могучему телу льва пробежала судорога и он
замер. Из-под тяжелого тела с трудом выбрался Мансур,
весь с головы до ног в крови зверя. Пошатываясь, встал.
Девушка, не веря своим глазам, заплакала.

По трибунам пронесся восхищенный рев. Убить льва
одним ударом. Славно. Славно. Хотя часть избалованных
зрелищами римских зрителей тут же начала утверждать,
что венатор, специально обученный для этого гладиатор,
мог справиться так же быстро, но куда эффектнее.

Высшим шиком у венаторов считалось умение накинуть на голову льва или леопарда плащ, замотать его,
а затем убить зверя ударом меча.

Но другая часть зрителей, особенно римлянки, плененные мужественной красотой воина, его необычным
видом, очарованные тем, как он вскинул на плечо девушку, спасая ее, решили, что новый гладиатор достоин награды, и на арену полетели деньги, украшения, дорогостоящие безделушки.

Но с убийством льва опасность для Мансура не миновала. С ленивой грацией сильного хищника, мягко
переставляя гибкие лапы, к нему приближалась пантера.
Гладкая черная шерсть ее лоснилась и блестела.

Казалось, убитый лев, лежащий у ног воина, должен
был отпугнуть чуткого, осторожного зверя, но, видимо,
тяжелый запах крови, витающий над ареной, легкость
добычи совершенно опьянили пантеру, а крики, удары
хлыстом сделали ее более агрессивной.

Подойдя ближе, зверь чуть присел на задние лапы,
готовясь к прыжку, и было видно, как напрягаются под
черным бархатом шкуры мышцы. Мгновение — и огромная кошка в бешеном скачке пронеслась в воздухе.

Мансур сумел удержать в руках меч под тяжестью
льва. Пантера была меньше царя зверей, но и воин уже
устал. В прыжке ударом лапы пантера выбила меч из рук
воина, но не успела сомкнуть клыки на шее.

Безоружный воин откатился в сторону. Разъяренная
пантера бросилась вновь, и, вцепившись друг в друга, воин и зверь покатились по арене. Зверь грыз Мансура, его
зубы ломались о железо кольчуги и ломали ее, прокусывая и впиваясь в тело. Навалившись всей тяжестью, зверь
стремился вцепиться человеку в горло. Его зубы были
уже у лица воина, шипящее дыхание обдавало смрадом.

Двумя руками Мансур растягивал пасть зверю, и по
его пальцам текла кровь. Силы его оставляли, страшные
челюсти сближались. Вот они сомкнулись на левой руке,
заскрежетав о сталь наручи. Уже казалось, что победитель льва будет растерзан пантерой.

Весь окровавленный, из последних сил Мансур сумел
выхватить небольшой кинжал и всадить его в шею зверя. Пантера ослабила хватку. Мансур бил и бил кинжалом пантеру, дико рыча, словно сам был хищным зверем.
Кровь черной пантеры брызгала и смешивалась с кровью
воина. А он все не мог остановиться.

Наконец Мансур опомнился. Повернул голову, посмотрел на девушку. Встретил ее синий взгляд. Она смотрела на него с таким же страхом и ужасом, как прежде
на льва.

Мансур попытался ей ободряюще улыбнуться, но губы словно застыли и не двигались. Он с трудом поднялся
с колен на ноги и встал, сжимая в руке кинжал, с которого
на серый песок капала кровь. Перед ним, распростертые,
лежали два убитых зверя — огромный лев и черная пантера.

Зрители ревели в восторге, скандировали:

— Освободи его! Освободи его!

Продолжая стоять, Мансур обводил взглядом трибуны.
Вышедшие рабы, в высоко подпоясанных серых туниках
и сандалиях с обмотками, пиками и крючьями стали загонять зверей обратно в клетки. Сытые звери лениво огрызались, раскрывая испачканные в свежей крови пасти.

К Мансуру подошел эдитор. Распорядитель игр был
недоволен. Дикие звери стоили дорого. А этот неизвестно откуда взявшийся гладиатор убил сразу двоих.

— Император хочет говорить с тобой, — сказал он.

Мансур медленно повернулся в направлении подиума, где на мраморном кресле сидел император.

— Подойди ближе, — прошептал на ухо эдитор.

Мансур посмотрел на этого человека. Вложил кинжал
в чехол. Подобрал меч и спрятал его в ножны. Подошел
к девушке, взял ее за руку, поднял с колен и повел за собой. Девушка не сводила с него глаз.

Подойдя к императору, Мансур низко поклонился,
прижав руку к сердцу.

— Кто ты? — капризно поджимая губы, спросил император.

— Я Мансур. Воин Махмуд-хана.

— Мансур. Странное имя. Никогда не слышал.

— Мое имя в переводе с арабского значит «победитель».

— А, так ты араб?

— Нет, я из гордого тюркского племени барласов.

Императору уже наскучили незнакомые слова. Он обвел взглядом свое окружение.

— Мой народ просит для тебя свободы, — и император величественно повел рукой, показывая на трибуны, — отпускаю тебя и девушку.

— Благодарю, о справедливейший из справедливых.
Да пошлет Аллах тебе долгие годы, чтобы ты мог озарять
своих подданных блеском счастья и светом Божественной мудрости. Да обойдут тебя суровые ветры капризов
судьбы.

Витиеватость восточного обращения еще на несколько секунд привлекла внимание императора. Он с интересом посмотрел на воина и наконец махнул рукой, отпуская.

Согнувшись в низком поклоне, не поворачиваясь спиной к императору и увлекая за собой девушку, Мансур
покинул арену.