Отрывок из повести
О книге Зигфрида Ленца «Минута молчания»
«Со слезами на глазах опустились мы на скамью»,
пропел наш школьный хор перед началом траурной
церемонии, и господин Блок, наш директор, прошел
к украшенному траурным венком подиуму. Он шел
медленно, едва взглянув на заполненный до отказа
зал; перед портретом Стеллы, стоявшим на деревянной
подставке перед подиумом, он задержался, выпрямился,
может, только намеревался выпрямиться,
а вместо этого глубоко склонился перед ним.
Он долго пребывал в этой позе, перед твоим портретом,
Стелла, перехваченным наискосок черной
гофрированной лентой, траурной лентой; пока он так
стоял в поклоне, я смотрел на твое лицо, на твою
спокойную снисходительную улыбку, которую мы,
старшеклассники, знали по твоим урокам английского.
Твои короткие черные волосы, я их гладил, твои
светлые глаза, я их целовал на пляже Птичьего
острова: я не мог не вспомнить об этом, и я вспоминал,
как ты подбивала меня, чтобы я угадал твой возраст.
Господин Блок говорил, глядя на твой портрет
внизу, он назвал тебя милой, всеми уважаемой Стеллой
Петерсен, он упомянул, что ты пять лет проработала
в учительском коллективе гимназии имени
Лессинга, что коллеги ценили тебя, а ученики любили.
Господин Блок не забыл упомянуть и твою заслуживающую
всяческого уважения деятельность в комиссии
по школьным учебникам и, наконец, вспомнил,
что ты была чрезвычайно веселым человеком: «Кто
принимал участие в школьных экскурсиях с ней, долго
еще потом рассказывал о ее внезапных фантазиях,
о том настроении, которое царило среди учеников,
о чувстве солидарности быть школьником
гимназии имени Лессинга; она вызывала в них эту
гордость, это чувство единения».
Послышался свист, предупреждающий сигнал со
стороны окон, оттуда, где стояли наши малыши, четвероклассники,
не прекращавшие обмениваться мнениями,
они вели свои разговоры о том, что их интересовало.
Они сбивались в кучки, толкались, хотели
что-то показать друг другу; классный руководитель
тщетно пытался навести порядок. До чего же ты была
хороша на фото, зеленый свитерок был мне знаком,
и шелковая косынка с якоречками тоже, она была
на тебе и тогда, на берегу Птичьего острова, куда
нас занесло во время грозы.
После директора полагалось выступить с речью
одному из учеников, сначала они все указывали на
меня, вероятно, потому, что я был спикером класса,
но я отказался, я знал, что не смогу этого сделать после
всего того, что произошло. Так как я отказался
говорить, вызвался Георг Бизанц, он попросил сказать несколько слов о фрау Петерсен, Георг всегда
был ее любимым учеником, его сочинения всегда
удостаивались ее самой высшей похвалы. Что ты думала,
Стелла, когда слушала его отчет о поездке
класса, об этой экскурсии на северофризский
остров, где старый фонарщик с маяка рассказывал
нам о своей работе и где мы, по щиколотку в илистой
грязи, ловили руками рыбешку на мелководье, взвизгивая
от удовольствия. Георг, кстати, не забыл упомянуть
твои измазанные илом ноги и то, как ты высоко
задрала юбку, когда нащупала ногами камбалу.
И вечер в домике паромщика он тоже не забыл. Когда
расхваливал жареную камбалу, он говорил это
для нас всех, и я во всем был согласен с ним и тогда,
когда он восторженно вспоминал вечер и моряцкие
шанты.
Мы все тогда подпевали, мы ведь знали и шотландскую
My Bonnie и Мы приплыли к Мадагаскару
и другие шанты. Я выпил две кружки пива, и, к моему
удивлению, Стелла тоже пила пиво. Иногда мне
казалось, ты такая же, как мы, одна из учениц, радуешься
тому же, чему и мы, ты весело смеялась, когда
кто-то из наших понадевал на чучела морских
птиц, стоявших повсюду, бумажные колпачки, которые
он так искусно складывал. «Нас всех, дорогие
коллеги, очень порадовало, что двое наших учеников
получили оксфордскую стипендию, — сказал директор
и, чтобы подчеркнуть значение этого, кивнул
портрету Стеллы и тихо повторил: — Оксфордскую
стипендию». Словно это высказывание могло быть
понято как-то иначе, неожиданно раздалось всхлипывание,
мужчина, всхлипывавший и прикрывавший
рот рукой, был господин Куглер, наш воспитатель по
искусству, мы часто видели их, как они вместе шли
домой, Стелла и он. Иногда она даже брала его под
руку, и поскольку он был намного выше нее, порой
казалось, он тащит ее за собой. Кое-кто из учеников
подтолкнул друг друга, чтобы обратить внимание на
всхлипывающего учителя, а двое четвероклассников
с большим трудом удержались, чтобы не захихикать,
но подавили в себе это желание.
Его не было среди любопытствующих зрителей,
когда мы сооружали волнорез, господин Куглер путешествовал
на своем паруснике вокруг датских островов.
Среди добровольных зрителей, недостатка в которых
не было ни одного дня, мне бросился в глаза
высокий мужчина, худоба которого вызвала мою озабоченность.
Ведь большинство зрителей были курортниками.
Они приходили, некоторые из них в купальниках,
на пляж из отеля У моря, взбирались на мол и брели
по изломанной дуге до оконечности мола, где отыскивали
себе местечко возле мигающего маяка или
на огромных валунах. Наша черная, щербатая, предназначенная
для транспортировки камней баржа
стояла у самого входа в Пастушью бухту. Удерживаемая
двумя якорями и доверху загруженная каменными
глыбами, покрытыми илом и водорослями, которые
мы выбирали, чтобы расширить волнорез и
надстроить его, одним словом, починить мол, на котором зимние штормы оставили свои следы, выбив
кое-где целые куски. Умеренный северо-восточный
ветер обещал стабильную летнюю погоду.
По знаку моего отца Фредерик, его рабочий, отвел
в сторону стрелу, опустил грейфер, направив металлические
зубцы на камень, крепко обхватил его,
и, когда канатная лебедка заработала, колосс рывками
стал подниматься из пакгауза, слегка раскачиваясь
на весу, он перемахнул через край баржи, и все
зрители с напряжением смотрели на нас; кто-то из
них схватился за фотоаппарат. Мой отец опять подал
знак рукой, металлическая пасть разжалась, грейфер
выпустил глыбу и там, где она упала, поднялся мощный
всплеск воды, с бурлящим шумом вскинулись
вверх волны, вновь опрокинулись и медленно разошлись.
Я нацепил прозрачный защитный щиток из органического
стекла и спустился рядом с бортом под воду,
чтобы оценить, как легли камни, но мне пришлось
ждать, пока легкое течение воды не отнесло облако
из ила и песка, а когда муть осела, я увидел, что каменная
глыба легла как надо. Она накрыла собой поперек
остальные камни, но между ними виднелись
щели и просветы, словно специально оставленные
для сбегающей воды от промывных волн. На вопросительный
взгляд отца я ответил успокаивающе: все
лежит как надо, как того требует волнорез. Я вскарабкался
на борт, и Фредерик протянул мне пачку сигарет
и поднес зажигалку.
Прежде чем снова опустить грейфер на груду камней,
он обратил мое внимание на публику: «Вон там,
Кристиан, девушка в зеленом купальнике, с пляжной
сумкой в руке, мне кажется, она помахала тебе».
Я тотчас же узнал ее, по прическе, по широкоскулому
лицу я узнал Стеллу Петерсен, мою учительницу
английского в гимназии Лессинга. «Ты ее знаешь?» —
спросил Фредерик. «Она моя учительница английского», — сказал я, а Фредерик отреагировал недоверчиво:
«Вот эта? Да у нее вид школьницы». «Ты
заблуждаешься, — сказал я, — она определенно на несколько
лет старше».
Тогда, Стелла, я сразу узнал тебя и вспомнил еще
наш последний разговор перед летними каникулами,
твое предупреждение и твое напутствие: «Если вы
хотите сохранить свою оценку, Кристиан, вы должны
кое-что для этого сделать; прочтите The Adventures
of Huck Finn и Animal Farm. После летних каникул
мы займемся этими книгами на уроках». Фредерик
поинтересовался, хорошо ли мы ладим друг с другом,
я и моя учительница, и я ответил: «Могло бы быть и
лучше».
С каким интересом Фредерик следил за ней, пристраивая
свой грейфер на большую черную глыбу, он
поднял ее в воздух, дал какой-то миг покачаться над
пустым пакгаузом, но не смог удержать ее, огромный
камень выскользнул из цепкой пасти и грохнулся на
жестяное дно баржи, да с такой силой, что посудина
задрожала. Стелла что-то крикнула нам, помахала,
давая жестами понять, что хочет прийти к нам на баржу, и тогда я придвинул узкий трап, перекинул его через
борт и нашел внизу у мола плоский камень, на
который надежно поставил его. Без всякого страха,
решительно поднялась она на трап, качнулась несколько
раз, или мне так показалось, я протянул ей
руку и помог взойти на борт. Мой отец не выразил
никакой радости по поводу появления незнакомки,
он медленно подошел к ней, не глядя на нее, с вызовом
и в ожидании объяснений, и когда я представил
им гостью — «Моя учительница, преподавательница
английского, фрау Петерсен», — он сказал: «Здесь
особенно не на что смотреть», и протянул после этого
ей руку и с улыбкой спросил: «Надеюсь, Кристиан
не доставляет вам особых хлопот?»
Прежде чем ответить, она испытующе посмотрела
на меня, так, словно не была уверена в своей
оценке, но потом сказала ровным, почти безразличным
тоном: «Кристиан ведет себя хорошо». Мой отец
только кивнул, ничего другого он и не ожидал; со
свойственным ему любопытством он тут же спросил,
приехала ли она на морской праздник, ведь морской
праздник в Пастушьей бухте всегда привлекает много
людей, но Стелла покачала головой: друзья путешествуют
на яхте, в Пастушьей бухте они заберут ее
на днях к себе на борт.
«Прекрасное место, — сказал мой отец, — многие
яхтсмены очень ценят его».
Первый, кто в этот день прошел над нашим надстроенным
волнорезом, был маленький, возвращавшийся
домой рыболовный катер, он уверенно проскользнул
к входу в бухту, рыбак заглушил мотор и
причалил возле нас, а когда мой отец спросил его про
улов, он показал на плоский ящик с мелкой треской
и скумбрией. Жалкий улов, которого едва хватит,
чтобы оплатить дизельное топливо, слишком мало
камбалы, совсем немного угря, а возле Птичьего
острова ему в сети угодила еще и торпеда, учебная
торпеда, спасательная служба забрала ее себе. Он
посмотрел на груду наших камней, потом на свой
улов и сказал приветливым тоном: «Вот у тебя все
ладится, Вильгельм, что тебе надо, то ты и выуживаешь,
камни не уплывают, лежат на своем месте, на
них можно положиться». Отец купил у него несколько
рыбин, обещал заплатить потом и, повернувшись
к Стелле, сказал: «На воде, в открытой лодке, нельзя
заниматься бизнесом, таков порядок». После того
как рыбак отплыл, мой отец распорядился, чтобы
Фредерик раздал всем кружки и налил чаю. Стелла
тоже получила кружку, от рома, который Фредерик
хотел подлить ей в чай, она отказалась; сам он налил
себе изрядную порцию, так что мой отец вынужден
был предостеречь его.
Последние камни из нашего запаса Фредерик поднимал
очень медленно, он поворачивал стрелу так,
чтобы камень двигался над самой поверхностью воды,
и там, где мы наращивали волнорез, он опускал
его, не давая ему упасть, опускал медленно и довольно
кивал, когда вода накрывала камень, смыкаясь над
ним.
Ты, Стелла, не могла оторвать глаз от огромных
камней, ты спросила, как долго они пролежали на
морском дне, как мы их нашли, как подняли на баржу, в некоторых из них ты видела живые существа,
которые, окаменев, обрели вечность. «Долго вы их
искали?»
«Ловец камней знает, где его ждет добыча, — сказал
я, — моему отцу известны целые подводные поля
и искусственные рифы, возникшие сотни лет назад,
там он и выпытывает у природы ее тайны. Карта, на
которой обозначены богатейшие каменные угодья, у
него в голове».
«Такие каменные поля, — сказала Стелла, — мне
хотелось бы разок увидеть».
Ее позвали, один из местных юношей протиснулся
сквозь зрителей и окликнул ее, и так как она, судя
по всему, не поняла его, он нырнул с мола в воду
и несколькими взмахами рук доплыл кролем до баржи.
Он с легкостью взобрался по веревочной лестнице
наверх. Нас он словно не замечал, а сразу обратился
к Стелле и сообщил ей то, что ему поручили:
телефон, в отеле ей звонили по телефону, ей надо
быть там, когда снова позвонят. И, желая придать
больше значения своему поручению, он добавил:
«Я должен вас туда доставить».
Это был Свен, всегда веселый Свен, парнишка с
веснушками, лучший пловец, какого я только видел.
Меня нисколько не удивило, что он показывал на
отель, на длинный деревянный мост, предлагая Стелле
доплыть с ним туда, и не только это: он предложил
ей плыть наперегонки. Стелла так обрадовалась, что
притянула его к себе, но предложение Свена отклонила.
«В другой раз, — сказала она, — обещаю тебе, в
другой раз непременно». Не прося его ни о чем, она
подтянула нашу надувную лодку, привязанную сзади
баржи на длинной веревке, изъявив полную готовность,
чтобы он отвез ее к мосту.
Свен спустился за ней в лодку, сел рядом и положил,
как ни в чем не бывало, свою руку ей на плечо.
Подвесной мотор постукивал без перебоев; на полном
ходу лодки Стелла опустила руку за борт. Она ни
слова не сказала, когда Свен зачерпнул полную
горсть воды и плеснул ей на спину.
Причалить к мосту возможности не было, поскольку
повсюду стояли швертботы; их регата должна
была стать кульминацией морского праздника. Мы
просто сразу подошли к берегу, и Свен выпрыгнул и
пошел впереди нас к отелю, с усердием успешного
посыльного.
Кельнеры выносили столы и стулья, тележка с
напитками маневрировала к растрепанной ветрами
сосне. Поперек песчаной площадки были натянуты
между штангами провода, на которых раскачивались
цветные лампочки. Небольшой насыпной холмик
предназначался для капеллы музыкантов. На выброшенных
на берег плавучих морских знаках, имевших
защитную окраску, сидели старики, они почти не разговаривали
друг с другом, а только смотрели на приготовления
к празднику и вспоминали, очевидно, все
прошлые празднества. Никто из них не ответил на
мое приветствие.