Несколько стихотворений из сборника
Смерть бригадира
Из цикла «Смерти героев»
На дальнем московском объекте,
Где краны, забор да сортир,
Средь бела дня, верьте-не верьте,
Однажды пропал бригадир.
Случиться такому ведь надо.
Он был полон сил и здоров.
Угрюмо молчала бригада.
Мелькали фуражки ментов.
Вполголоса шли разговоры.
С утра еще был он живой.
Растерянный доктор со «скорой»
Седою качал головой.
Фундамент огромного зданья,
Железные бабки копров.
Сбирал лейтенант показанья,
На стройке искал фраеров.
Володька, с КамАЗа водитель,
Сказал: «Здесь концов не найдешь…»
И масляной ветошью вытер
Блестящий бульдозера нож.
Слезами глаза мои пухнут.
Он был как отец нам и брат,
Ходил в лакированных туфлях,
Под мышкой носил дипломат.
Отправил однажды бульдозер
Халтурить, подделав наряд,
Налил всей бригаде по дозе,
А деньги сложил в дипломат.
И вот получил он награду,
Не знаю, как вышло уж так —
Зачем не делился с бригадой?
Почто обижал работяг?
Солдаты для следственной группы
Лопатили тонны земли,
Искали останки от трупа
Да так ничего не нашли.
Нашли они следственной группе,
Где сваи из грунта торчат,
Один лакированный туфель
Да черный портфель-дипломат.
А Леха, Володькин брательник,
Прошедший Сургут, Самотлор,
Он ватник накинул на тельник,
Сказал, закурив «Беломор»:
«Начальник, молчи об народе.
Тебе ль за народ говорить?
Народ, как в семнадцатом годе,
Сумеет себя защитить!»
…На дальнем московском объекте,
Где ямы, бетон да тоска,
На память безвременной смерти
Заделана в цоколь доска.
Götterdämmerung
Из цикла «Смерти героев»
А.О. Шеннону
Канонады раскаты,
На передний наш край
Сорок пятый — проклятый
Надвигается май.
Окружили наш бункер,
Сыплют мины на нас…
Что ж, разлейте по рюмкам
Остающийся шнапс.
Застегните свой китель,
Штурмбанфюрер СС,
Фрау Шульц отпустите,
Ее муж уже здесь.
Выдать фауст-патроны,
Пьем под «Гибель богов»
За витые погоны,
За штандарты полков.
За двойные зиг руны,
За здоровье коллег.
Не грусти, Кальтенбруннер,
Выше нос, Шелленберг.
До свиданья, мой фюрер,
Мой рейхсфюрер, прощай
Видерзейн, фатер Мюллер,
Майн геноссе партай.
За последний пьем выстрел,
За неведомый страх,
За дубовые листья
На железных крестах,
За Париж и Варшаву,
За оружия звон,
За бессмертную славу
Всех германских племен.
Может, через минуту
Наш окончится бой.
Ах, Германия муттер,
Что же станет с тобой?
Твои нивы измяты,
Твои вдовы в слезах,
Тебя топчет пархатый
Большевистский казак.
И заносит заразу
Твоим девушкам гунн,
И киргиз косоглазый
Гонит в кирху табун.
Смерть стоит на пороге,
И, вошедший в кураж,
Маршал их кривоногий
Тычет пальцем в Ла-Манш.
И, как ужас Европы,
На горящий Рейхстаг
Забрался черножопый
И воткнул красный флаг.
И в холодное утро,
Хохоча и грубя,
В комиссарскую юрту
Приведут и тебя.
Тебя встретит лежащий
На кошме замполит,
Пучеглазый, как ящер,
Толстогубый семит.
Он в предчувствии ласки
Ухмыльнется сквозь сон
И распустит завязки
Своих ватных кальсон…
Им не взять меня целым
Пока шнапс на столе,
Пока есть парабеллум
С одной пулей в стволе.
Для немецкого воина
Лучше гибель, чем плен.
На секундочку, фройляйн,
С моих встаньте колен.
Упирается дуло
В поседевший висок,
Сердце сладко кольнуло,
Палец жмет на курок.
Пусть забрызгал я скатерть,
И пропала еда,
Но меня не достать им
Никогда, никогда…
Новогоднее депрессивное
Возле магазина круглосуточного
Там, где лузеры встречают Новый год,
Целовала меня пьяная Снегурочка,
Проникая языком мне прямо в рот.
«Русь, ты вся поцелуй на морозе» —
Вспомнил я слоган антифашистов,
Затем вспомнил Дмитрия Олеговича Рогозина,
Обещавшего Москву от мусора очистить.
Очень странные ряды ассоциаций,
Голова моя совсем не Дом Советов,
Ох, как грустно на морозе целоваться
С пьяницей, в Снегурочку переодетой.
Вспоминаются итоги года трудовые:
Русские и нерусские по столице марши,
Пара переломов рук, один тяжелый вывих,
Михаил Борисович Ходорковский на параше.
Русь, ты вся — стакан на морозе.
Хорошо сейчас бы дернуть двести грамм бы.
Но во рту моем чужой язык елозит,
Доставая аж по самые по гланды.
Проигравшим в жизни-лохотроне
Есть хороший повод, чтоб напиться.
Наступает Новый год, он будет годом Кони.
Лабрадора Кони — не юриста.
Русь, ты вся — минет на морозе,
А вот этого совсем не хочется.
При бросающемся в глаза парадонтозе
У наряженной Снегурочкой уборщице.
Все, довольно, Снегурочка, не удалось.
Я устал и пуст, словно сдутый мячик.
Не хватало, чтобы подъехал обкуренный Дед Мороз
И меня хрустальным посохом офигачил.
Отпусти меня, Снегурочка, отпусти,
Никакая ты не Снежная королева.
Мишура твоя облезлая не блестит,
И та водка, что мы пили с тобой, абсолютно левая.
Герда, сестренка, оторвись от теплой печки,
Приезжай скорей за поседевшим братцем Каем.
А не то он сложит из льдинок слово «вечность»,
И окажется, что это банька с пауками.