Отрывок из романа
О книге Алессандро Д’Авения «Белая как молоко, красная как кровь»
У всякой вещи свой цвет. У каждого чувства тоже. Тишина
— белого цвета. Вот его-то и не выношу: у него нет границ.
Мы, итальянцы, иногда говорим «провёл белую ночь»,
значит, бессонную, или же — «выбросил белый флаг», и
всем понятно: капитулировал; мы называем белой ситуацию,
когда не удаётся привлечь внимания женщины, или же
«даём белый лист», то есть предоставляем полную свободу
действий — карт-бланш.
Скажу больше: белый цвет — это ничто, такое же ничто,
как тишина. Без слов, без музыки жизнь пуста. Пребывать в
тишине — то же самое, что находиться в пустоте. Я совершенно
не выношу тишины и одиночества, для меня тут нет
разницы. Начинает болеть где-то над желудком или в нём
самом, так и не разобрался, и боль эта вынуждает меня немедленно
оседлать мой «полтинник», мопед, весь помятый
уже и без тормозов (когда наконец соберусь отремонтировать
его?), и кружить по городу, заглядывая девчонкам в
глаза, желая убедиться, что не одинок. Посмотрит на меня
кто-нибудь, значит, я жив.
В самом деле, отчего я такой? Не совсем понимаю, что со
мной творится. Мне очень плохо, когда я один. Мне нужно…
Ах, знал бы я, что мне нужно. Вот досада! Зато у меня есть
айпод. Ну да, потому что когда выходишь из дома и знаешь,
что в школе тебя ожидает тоскливый, как пыльный асфальт,
день, затем скучнейший туннель из домашних заданий, родителей
и собаки, а потом опять всё по кругу до самой смерти, — вот тогда только музыка и спасает тебя. Цепляешь на
голову наушники и входишь в другое измерение. В нормального
цвета чувства. Хочешь влюбиться — вот он, мелодичный
рок. Нужно подзарядиться — жёсткий, чистый металл. А вздумал
мастурбировать, включаешь рэп и разную другую жесть,
в основном ругательства. Вот таким образом я и не остаюсь
один, то есть в белом цвете — в пустоте. Кое-кто всё же составляет
мне компанию и раскрашивает мои дни.
Не то чтобы я скучаю. Нет, я могу насочинить тысячи планов,
придумать десять тысяч желаний, миллион замыслов,
которые хочется осуществить, могу нафантазировать миллиард
разных идей. Но ничего не могу начать — ничего, потому
что ничто из всего этого никому не интересно. И тогда
я говорю себе: Лео, кто, блин, заставляет тебя делать это?
Брось, радуйся тому, что у тебя есть.
Жизнь у нас только одна, и когда она становится белой,
мой компьютер — лучший способ её раскрасить. Я всегда
нахожу кого-нибудь, с кем можно поболтать в чате (мой
ник — Пират, как у Джонни Деппа). Потому что уж это-то я
умею — слушать других. Мне сразу хорошо делается. Или
же беру свой «полтинник» без тормозов и еду куда-нибудь
просто так, без всякой цели. А если с целью, то к Нику; и
тогда он поёт своим низким голосом, а я аккомпанирую на
электрогитаре. Когда-нибудь мы прославимся, у нас будет
своя группа, и мы назовём её «Ватага». Ник говорит, что
мне тоже следовало бы петь, потому что у меня красивый
голос, — но я не решаюсь. Когда играешь на гитаре, поют
пальцы, а они никогда не краснеют. Никто не освистывает
гитариста, певцу же, бывает, достаётся…
Если Ник занят, встречаюсь с другими ребятами на остановке.
Остановка — автобусная, та, что возле школы, та,
где каждый влюблённый парень сообщает миру о своей
любви. Там всегда кого-нибудь найдёшь, и девушки бывают.
Иногда даже Беатриче приходит, и на эту остановку возле
школы я хожу из-за неё.
Странное дело: утром в классе так тоскливо, а после
уроков охотно встречаешься со всеми на остановке. Наверное,
потому, что там нет вампиров, то есть учителей — этих
кровопийц, которые уходят домой и запираются в своих
саркофагах в ожидании новых жертв, даже если, в отличие
от вампиров, орудуют днём.
Но если на остановке у школы вижу Беатриче, то совсем
другое дело. Глаза у неё зелёные, а взмахнёт ресницами,
кажутся бездонными. Волосы огненно-рыжие, а распустит,
и словно заря перед тобой занимается. Немного сказал,
зато верно. В кино такой жанр ещё нужно изобрести. А если
говорить об ароматах, то это запах песка ранним утром
на пляже, когда он ещё пуст и принадлежит только морю.
Цвет? Беатриче — огненно-красная. Как и любовь — красная.
Буря. Ураган, который уносит неведомо куда. Землетрясение,
которое крушит всё. Вот что происходит со мной
всякий раз, когда смотрю на Беатриче. Она про это ещё не
знает, но на днях скажу ей.
Да, на днях скажу, что она — человек, созданный специально
для меня, а я создан для неё. И тут уж никуда не денешься.
И когда она это поймёт, всё будет отлично, как в
кино. Нужно только найти подходящий момент и привести в
порядок волосы. Потому что дело главным образом в них, я
думаю. Разве только сама Беатриче попросит, постригусь.
А вдруг потом утрачу силу, как тот исторический персонаж?
Нет, Пират не может постричься. Лев без гривы — не лев.
Не случайно же меня так зовут.
* * *
Однажды я видел документальный фильм о львах. Из чащи
выходит такой с огромной гривой, и проникновенный голос
поясняет: «У владыки леса своя корона». Вот и у меня
такие же волосы — длинные и лохматые.
Так удобно, когда они развеваются, словно грива у льва.
Так хорошо, когда вообще можно не причёсывать их, и они
легко разлетаются во все стороны, будто мысли, что рождаются
в твоей голове: то и дело взлетают и улетают. Я свои
мысли дарю всем, они как пузырьки в только что открытой
банке кока-колы, которые так замечательно шипят! С волосами
я много чего могу надумать. Это верно. Как верно и
то, что я сказал.
Все узнают меня по волосам. То есть, по крайней мере,
другие парни из школы, из нашей ватаги, другие Пираты:
Губка, Штанга, Чуб. Папа в этом смысле давно уже махнул
на меня рукой. Мама только и делает, что критикует.
Бабушка, когда видит меня, чуть не умирает от инфаркта
(но когда тебе девяносто, это самое малое, что может случиться).
Только почему же им так трудно принять мои волосы?
Сначала тебе говорят: ты должен быть личностью, должен
самовыражаться, должен быть самим собой! Потом, когда
пытаешься показать им, что ты из себя представляешь, твердят:
у тебя нет индивидуальности, ты ведёшь себя, как все
остальные. Ну, что это за разговоры, в самом деле? Эх, кто
их разберёт: или будь самим собой, или будь как все. Тем
более что их всё равно ничто не устраивает. А правда в том,
что они завидуют, особенно плешивые. Если облысею, покончу
с собой.
Во всяком случае, если Беатриче не нравится, придётся
постричься, правда, ещё стоит подумать. Потому что в этом
может таиться и преимущество. Беатриче, или ты любишь
меня таким, какой я есть, с этими длинными волосами, или
ничего не поделаешь, потому что если не можем договориться
о подобных мелочах, то как же будем жить вместе?
Каждый должен быть самим собой и принимать другого таким,
каков он есть — так всё время говорят по телевидению,
— иначе какая же это любовь? Ну же, Беатриче, как ты
не можешь этого понять? Вот меня в тебе всё устраивает,
так что у тебя с самого начала есть фора. Вечно девушки
впереди. И как это им удаётся — всегда побеждать? Если ты
хороша, весь мир у твоих ног, выбирай кого хочешь, делай
что хочешь, надевай что хочешь… неважно, потому что все
вокруг всё равно восхищаются тобой. Везёт же людям!
А я вот, бывает, сидел бы дома целыми днями и носа никуда
не высовывал. Мне кажется, я так уродлив, что забаррикадировался
бы в комнате и не смотрел бы в зеркало. Белый.
Лицо белое. Бесцветное. Просто пытка. Но бывают
дни, когда я тоже красного цвета. Ну, где тогда найдёшь
ещё такого парня, как я? Надеваю подходящую футболку,
приглаживаю джинсы с ширинкой ниже колен, и я — бог!
Зак Эфрон только в секретари мне годится. Иду по улице
и могу первой же встречной девушке сказать: «Послушай,
красавица, пойдём сегодня вместе, и тебе здорово повезёт.
Будешь довольна, потому что рядом со мной все станут
смотреть на тебя и говорить: и как это она, блин, сумела
закадрить такого парня?! А подруги твои так просто постареют
от зависти».
Ах, какой же я бог! И какая у меня яркая жизнь. Ни на
минуту не останавливаюсь. Не ходил бы в школу, наверняка
уже стал бы кем-нибудь.
* * *
Возможно, не ходил бы я в школу, был бы спокойнее,
красивее и знаменитее. Моя школа носит имя Горация —
персонажа из комикса «Мышонок». Классы грязные, стены
обшарпанные, доски скорее серые, чем чёрные, а страны и
континенты на географической карте давно выцвели и дрейфуют…
Краска на стенах белая и коричневая, словно трубочка
с мороженым. Что и говорить, в школе нет ничего
приятного, разве что звонок после уроков, который будто
вопит: «Ты потерял ещё полдня в этих двухцветных стенах.
Дуй скорее отсюда!»
От школы в общем-то мало проку: только в уныние там
прихожу и погибаю от белых мыслей. Все думаю, куда иду,
что делаю, сотворю ли в будущем что-нибудь хорошее, если…
Но, к счастью, школа — это парк развлечений, в котором
полно людей точно в таком же положении, как и я. Мы
с ребятами говорим обо всём на свете и тут же забываем, о
чём говорили, потому что всё равно эти разговоры ни к чему
не приводят, и белые мысли ни к чему не ведут, белые
мысли нужно гнать.
В «Макдоналдсе», пахнущем «Макдоналдсом», уплетаю
горячие чипсы, а Ник помешивает соломкой колу в большом
стакане.
— Прекрати думать о белом.
Ник всё время это мне повторяет. Ник вечно прав. Не
случайно он мой лучший друг. Он как Уилл Тёрнер для
Джека Воробья. Мы по очереди спасаем друг другу жизнь
по меньшей мере раз в месяц, потому что для этого и нужны
друзья. Я сам выбираю своих друзей. И то, что сам выбираешь
их, — самое замечательное в дружбе, и тебе хорошо,
потому что выбираешь именно того, кого хочешь. А вот приятелей
не выбирают. Тут уж как придётся, и часто получается
одна морока.
Ник учится в классе «В» (а я — в классе «Д»), мы с ним
играем в нашей школьной футбольной команде — в «Пиратах». Два феномена. Ну, а в классе сталкиваешься иной раз
с этой психопаткой — Электрой. Одно имя чего стоит. Некоторые
люди просто обрекают своих детей, давая им те или
иные имена. Меня зовут Лео, и моё имя мне идёт. Повезло:
потому что оно заставляет думать о красивом, сильном человеке,
который выходит из чащи, словно царь, со своей
гривой. Рычит. Или во всяком случае пытается… Имя человека
определяет его судьбу, к сожалению. Взять хотя бы ту же
Электру — ну что это такое, в самом деле? Ни дать ни
взять — силовой кабель! От одного имени уже током бьёт.
Поэтому-то она и нервная такая.
А этот патентованный зануда — Джакомо по прозвищу
Вонючка. Вот ещё одно имя, которое сулит неудачу! Потому
что Леопарди ведь тоже так звали, а он был горбун, не
имел друзей да к тому же поэт. Никто из нас не разговаривает
с Джакомо. От него воняет. И никто не решается сказать
ему про это. Я же с тех пор, как влюбился в Беатриче,
каждый день принимаю душ и бреюсь раз в месяц. Так или
иначе, если Джакомо не моется, это его проблемы. Но матьто
должна была бы сказать ему, что нужно. Ну ладно, я-то
здесь при чём? Я же не могу спасти мир. С этим справится
Человек-паук.
Отрыжка Ника возвращает меня на землю, и я смеюсь:
— Ты прав. Не надо думать о белом…
Ник хлопает меня по плечу:
— Завтра ты мне нужен с допингом! Следует поставить
на место этих несчастных!
Сияю от восторга: чего бы стоила школа, не будь там
футбольных состязаний?
* * *
«Не знаю, почему я это сделал; не знаю, почему мне понравилось
это делать; и не знаю, почему снова буду это делать» — моя жизненная философия сконцентрирована в
этих ярких словах Бэрта Симпсона, моего единственного
учителя и гида. Например, сегодня учила истории и философии
больна. Ну и что! Придёт какая-нибудь другая учила
вместо неё — так называемая заменяющая. И окажется
обычной неудачницей.
Ты не должен употреблять это слово!
Грозно звучит требование мамы, но я всё же употребляю
это слово. Когда хочется, не могу удержаться! А уж заменяющая
учила — это вообще воплощение космического невезения.
Во-первых, потому что она неудачница в квадрате, так
как заменяет училу, которая сама по себе уже неудачница.
Во-вторых, потому что работает заменяющей. Ну, в самом
деле, что это за жизнь такая — вечно заменять заболевшего?
Выходит, ты не только сама неудачница, но ещё и другим
приносишь несчастье. Неудачница в кубе. Неудача фиолетового
цвета, потому что фиолетовый — цвет покойников.
Вот мы и ожидали, что сейчас на пороге появится заменяющая
учила, уродливая, как смерть, в своём неизменном фиолетовом
костюме, и собирались закидать её смоченными слюной бумажными шариками, которыми с убийственной
меткостью стреляем из стержней от шариковых ручек.
Но в класс вошёл молодой человек. Пиджак и рубашка.
Спокойный. Глаза слишком чёрные, на мой взгляд. И очки
на чересчур длинном носу тоже тёмные. И портфель набит
книгами. Часто повторяет, что любит тех, кто учится. Ну вот,
только этого нам не хватало — человека, который верит в
нас. Это самые плохие училы! Имени его не помню. Он назвал
себя, но я в это время разговаривал с Сильвией. Сильвия
— одна из тех, с кем говоришь обо всём на свете. Я весьма
расположен к ней и нередко приобнимаю. Но делаю это
только потому, что ей приятно, и мне тоже. Однако Сильвия
— не мой тип. То есть она девчонка что надо: с ней можешь
говорить о чём угодно, и она умеет слушать и советовать.
Но ей не хватает одной детали — волшебства, очарования.
Того, что отличает Беатриче. У неё не огненно-рыжие,
как у Беатриче, волосы. Беатриче только посмотрит, и уже
начинаешь мечтать. Беатриче красного цвета. Сильвия —
голубого, как все настоящие друзья. А заменяющий учила
— всего лишь чёрная точечка в этом непоправимо белом
дне.
Вот ведь не везёт, так не везёт! Просто жуть какая-то!
* * *
У него чёрные волосы. Чёрные очки. Чёрная куртка. Короче,
похож на Тёмного Лорда из «Звёздных войн». Недостаёт
только убийственного дыхания, чтобы умертвлять учеников
и коллег. Он не знает, что делать, потому что ему ничего
не объяснили, а мобильник училы Арджентьери
отключён. Арджентьери даже обращаться с ним не умеет.
Телефон ей подарили дети. Он даже фотографирует. Но
она ничего не понимает. И звонит по нему только мужу. Да,
потому что муж Арджентьери очень болен. У него, бедняги,
опухоль! Как же много народу подхватывает эту болезнь.
Если опухла печень, то это, считай, конец. Просто беда.
И муж её подхватил именно опухоль печени.
Арджентьери никогда нам про это не говорила. Мы узнали
о болезни её мужа от Николози, училы физкультуры.
Чёрт возьми, как же не повезло Арджентьери! До смерти
скучная и педантичная, она зациклилась на одной фразе,
которую без конца твердит нам: в одну реку нельзя войти
дважды, — а по мне это и так ясно, как божий день… Однако
мне жаль её, когда она поглядывает на мобильник: не
звонил ли муж.
Так или иначе, заменяющий учила пытается провести
урок, но, как и всем заменяющим, ему это не удаётся, потому
что никто, разумеется, не намерен его слушать. Более
того, это отличный случай пошутить и посмеяться за спиной
над взрослым, к тому же неудачником. В какой-то момент
поднимаю руку и на полном серьёзе спрашиваю:
— Почему выбрали эту профессию…
Делаю паузу и негромко добавляю:
— …неудачника?
Все смеются. Он не смущается:
— Из-за моего дедушки.
Это уже что-то новенькое.
— Когда мне было десять лет, дедушка рассказал мне одну
сказку из «Тысячи и одной ночи».
Класс затихает.
— Ну а теперь поговорим о расцвете Каролингов.
Класс смотрит на меня. Я начал, мне и продолжать. Они
правы. Я — их герой.
— Учитель, извините, но сказка из «Тысячи и…», короче,
что это за сказка?
Кое-кто смеётся. Наступает тишина. Напряжённая, как в
вестерне. Учила пристально смотрит мне в глаза.
— Я думал, тебе неинтересно, как становятся неудачниками…
Тишина. Явно проигрываю дуэль. Не знаю, что сказать.
— И правда — нам не интересно.
А на самом деле мне интересно. Хочу понять, почему
вдруг человек мечтает стать неудачником, а потом ещё и
осуществляет свою мечту и, похоже, весьма доволен. Ребята
смотрят на меня косо. Даже Сильвия не поддерживает.
— Расскажите, учитель, — говорит она, — нам интересно.
Покинутый даже Сильвией, тону в белом цвете, а учила
тем временем, глядя на меня словно зачарованный, начинает:
— Бедняк Мохаммед Аль Магреби жил в Каире, в домике
с небольшим садом, где возле фонтана росло фиговое дерево.
Однажды он уснул, и приснился ему сон: какой-то
мокрый, хромой человек достаёт изо рта золотую монету и
говорит ему: «Твоя удача в Персии, в Исфахане… Там найдёшь
сокровище… Иди!» Мохаммед проснулся и сразу
отправился в путь. Преодолев тысячу опасностей, смертельно
усталый, добрался он до Исфахана, и там, когда искал
себе еды, его приняли за вора. Избили до полусмерти бамбуковыми
палками, а потом главный страж вдруг спрашивает
его: «Кто ты такой, откуда пришёл и что тебе здесь надо?»
Мухаммед сказал ему правду: «Мне приснился хромоногий
человек, который велел прийти сюда, потому что здесь я
найду сокровище. Ничего себе сокровище — палочные побои!» Главный страж рассмеялся и сказал: «Дурак ты! Веришь
таким снам? Я вот трижды видел один и тот же сон: небольшой
домик в Каире, рядом сад, фиговое дерево и фонтан,
а под ним зарыто огромное сокровище! Но и не
подумал отправиться туда! Иди отсюда, наивная душа!»
Мохаммед вернулся домой и, покопав под фонтаном в
своём саду, нашёл сокровище!
Он рассказал это выразительно, с должными паузами,
как актёр. В классе стояла тишина, зрачки у ребят расширились,
как у Чуба, когда тот курит марихуану: плохой признак.
Нам ещё только сказочника заменяющего не хватало.
Когда он закончил, я рассмеялся:
— И всё?
Заменяющий учила встаёт, молчит некоторое время и
усаживается на кафедру.
— И всё. Мой дедушка в тот день объяснил мне, чем мы
отличаемся от животных. Они делают только то, что им велит
природа. Мы же, напротив, свободны. Это самый большой
дар, который у нас есть. Благодаря свободе мы можем
меняться, становиться другими, а не оставаться такими, какие есть. Свобода позволяет нам мечтать, а мечты — кровеносная
система жизни, даже если нередко приходится проделывать
долгий путь и терпеть палочные удары. «Никогда
не отказывайся от своих мечтаний! — так сказал мне мой
дедушка. — Не бойся мечтать, даже если другие будут смеяться
над тобой. Иначе не сумеешь стать самим собой». И я
до сих пор помню, как горели его глаза, когда он произносил
эти слова.
Все молчат, с восхищением глядя на него, — а меня злит,
что этот тип вдруг оказался в центре внимания: ведь это я
должен быть главным на уроках, которые ведут заменяющие
училы.
— Какое это имеет отношение к преподаванию истории
и философии, учитель?
Он смотрит на меня внимательно.
— История — это огромный котёл, в котором умещается
всё, что совершили люди, ставшие великими, потому что нашли
мужество осуществить свои мечты, а философия — это
тишина, в которой такие мечты рождаются. Даже если иногда,
к сожалению, мечтания эти оказываются кошмарами,
особенно для тех, кто поплатился за них. Если мечты рождаются
не от тишины, то превращаются в кошмары. История
вместе с философией, искусством, музыкой, литературой —
лучший способ узнать, что собой представляет человек.
Александр Великий, Август, Данте, Микеланджело… все,
кто ставил на карту свою свободу и, изменив самих себя,
изменил историю. В этом классе, возможно, учатся будущий
Данте или Микеланджело… Таким человеком вполне можешь
быть и ты!
Глаза училы блестят, когда он рассказывает о подвигах
обыкновенных людей, ставших великими благодаря своим
мечтам, своей свободе, — и это потрясает меня. Но ещё
больше поражает, что я слушаю этого дурака.
— Только когда человек верит в то, что существует нечто
за пределами его возможностей — а это и есть мечта, — человечество
делает шаг вперёд, и это позволяет ему верить в
себя.
Неплохо сказано, но мне кажется, такие слова любят говорить
все молодые училы-мечтатели. Хотел бы я посмотреть,
что станет с ним и его мечтами через год! Вот почему я
и прозвал его Мечтателем. Прекрасно мечтать, прекрасно
верить в мечты.
— Учитель, мне всё это кажется пустой болтовнёй.
Я хотел понять, говорит ли он всерьёз или только придумал
себе некий особый мир, чтобы скрыть свою неудачную
судьбу. Мечтатель посмотрел мне в глаза и, помолчав немного,
спросил:
— Чего ты боишься?
И тут звонок прервал мои мысли, ставшие внезапно тихими
и белыми.