Заявление хулигана

• Александр Бренер. Жития убиенных художников. — М.: Гилея, 2016. — 380 с.

Александр Бренер — широко известный деятель современного искусства. Сам он, впрочем, к художникам себя не причисляет (по его мнению, все они уже умерли), настаивая на том, что является политическим активистом. Помимо множества акций (самая известная из которых, пожалуй, — нарисованный на картине Малевича знак доллара), за плечами Бренера есть и достаточно большое количество написанных книг.

Последняя из них, «Жития убиенных художников», представляет собой сборник эссе (или, как пишет автор, смесь разных припоминаний-палимпсестов) о творцах, с которыми Бренер когда-либо пересекался. Слово «художник» употребляется в широком смысле: героями эссе становятся и поэты, писатели, галеристы, да и просто знакомые Бренера, не имеющие отношения к творческой среде. «Жития» размещены в хронологическом порядке, высвечивая, таким образом, за биографиями других людей биографию самого автора. Причем чем дальше, тем больше акцент повествования смещается на Бренера: он начинает комментировать уже собственные акции.

Сам автор называет свою книгу «опытом плебейской уличной критики». Как на источники вдохновения он указывает на Варлама Шаламова, у которого научился неподчинению толпе, и на Джорджо Агамбена, осуществившего слияние поэзии и критики. Видится, однако, и еще один очевидный источник — это житийная традиция и в первую очередь «Житие протопопа Аввакума», написанное нехарактерным для этого жанра грубым, простым языком. Встречается, впрочем, и характерное для более традиционных образчиков жанра плетение словес:

У него прекрасные картинки — смутные, чарующие, рассказывающие всякие истории, кокетничающие, нежные, грубоватые, сомнамбулические, соблазнительные, игривые, литературные, бормочущие, узнаваемые, косноязычные, умничающие, инфантильные, старческие, отсылающие к другим авторам, косные, разочаровывающие, пресные, снова околдовывающие...

Среди эссе об убиенных художниках встречаются и заметки о людях, до сих пор живущих. Бренер намеренно провокативен, он открыто заявляет о том, что работает в жанре оскорбления:

Ги Дебор писал, что в литературе двадцатого века он ценит только один жанр — жанр оскорбления. Дебор считал основателем этого жанра не Бретона, не сюрреалистов, а Артюра Кравана. Главным критерием жанра оскорбления является необходимо точный выбор мишени, а также безукоризненный отбор оскорбительных слов, выражений.

В изобретении оскорблений Бренер крайне изощрен («картотечный комар», «громкокипящее фуфло», «обкаканная ромашка», «Дон Кихот с российским флагом на танке» — попробуйте догадаться, чьи это характеристики). Вообще в языке писателя многое определяют традиции раблезианского карнавала и православного юродства (последнее, безусловно, наложило отпечаток на всю жизненную модель Бренера):

Вы — со своими тусклыми интригами и в кармане фигами... С трусливыми печенками, зарубежными гонками, вежливым жлобством, непроходимым холопством...

Язык книги, наряду с зарисовками о некоторых малоизвестных деятелях искусства, ‒ одно из главных ее достоинств. Зачастую стиль соответствует объекту описания, что бросается в глаза уже в начале произведения: главы о юродивом художнике Сергее Калмыкове и отрешенном Павле Зальцмане написаны соответствующим языком.

Наиболее ярко выраженная в этой книге позиция Бренера содержится в следующей реплике:

Я не хочу ни ответственности, ни почета, ни памяти, ни уважения, ни признания, ни языка с вами общего, ни кофе с молоком за вашим семейным столом, ни футбола по телевизору, ни воспоминаний общих, ни приветствий на выставках, ни терпения, ни рассудительности, ничего из этого не хочу, а только одного — крикнуть вам: я не ваш!

Позиция, безусловно, достойна уважения. Вот только некоторый осадок оставляет тот факт, что, всячески критикуя медийность на всем протяжении «Жития убиенных художников», книгу Бренер все-таки пишет.