Михаил Жванецкий. Одесские дачи

• М.: Время, 2006 г.
• Переплет, 208 с.
• ISBN 5-9691-0148-6
• 5000 экз.

Одесские дачи, или Слезы любви

Литература жестока. Она жестока прежде всего к автору. Тут ведь невозможно ничего скрыть — тебя выдаст язык. В нем все твое прошлое, твоя философия, твоя правда. И что ты там не накручивай в сюжете, как ни громозди композицию, как ни скрывайся за жанровыми особенностями — все равно ты гол перед читателем, потому что каждое слово выдает тебя с головой. Детектор лжи может отдыхать.

Но, кроме саморазоблачения, литература таит в себе и еще одну опасность — жесткую, не хуже крепостной зависимости или всеобщей воинской обязанности, прикрепленность автора к избранному жанру. По старому принципу — назвался груздем и т. д.

Про Жванецкого все знают — писатель-сатирик, писал для Райкина, для Карцева и Ильченко… Или — это уже в настоящее время — Дежурный по стране — странная роль, плохо срежессированная невнятным, но пафосным Максимовым… Ну, словом, московские телевизионные игры, в которых много цинизма, пафоса, гламура и сервильности.

Но человек всегда сложнее всех предположений о нем. У него есть право выскочить из той шкуры, которую на него напялили обстоятельства или он сам.

Новая книжка Михаила Жванецкого называется «Одесские дачи». Она совсем свежая. Вышла в Москве, в издательстве «Время» в 2006 году. Твердый переплет, рисунки Резо Габриадзе, дизайн и макет Валерия Калныньша.

Взяла в руки — вроде ничто не раздражает, открыла и прочла:

Здесь собраны голоса.
Кроме Одессы недвижимой есть Одесса движимая.
Она покрыла земной шар.
14-я станция Фонтана оказалась в Австралии.
Я здесь и в Москве.
Эти голоса во мне.
Остальное при встрече.
Целую всех и очень тщательно тебя.
Ключи под ковриком.

Человеческие слова. Такие можно сказать и про Питер, который тоже покрыл земной шар.

Коготок увяз — птичке пропасть! Читаю дальше:

Что движет евреем — чувство опасности. Что защищает еврея — чувство юмора. Еврей — это болезнь или образ жизни? Еврей — это подробность. Это бензин страны. Свобода расширила понятие «еврей», сюда входят люди разных национальностей, мало-мальски интеллигентные и талантливые.

Это суждение умного человека, который знает больше, чем говорит, а ты, читатель, втягивайся в игру — «додумай мою мысль». Я и додумываю. Почему интеллигентные и талантливые в своем отечестве «не при делах»… Ну, там, про ксенофобию и пр. Хотя, понятное дело, в отношениях этносов, как и в отношениях полов, сам черт ногу сломит.

Но Жванецкий не был бы самим собой, если бы не снимал напряжения быстро и легко: «А у меня к антисемитам один простой вопрос: „А вы способны прожить в этой стране евреем?“» Хорошо, правда?

А вот еще — уже про первоценность человеческого бытия — про свободу: «Наша свобода — это стричь ногти, не снимая носков».

Только не пугайтесь, ради Бога, не пугайтесь! Это не собрание умных мыслей и назойливых сентенций. Это человеческие голоса, пойманные бумажными страницами, как летние бабочки в гербарии. Голоса, звучащие летом на Одесских дачах, голоса, звучащие в памяти у каждого, даже если нас никогда и не заносило теплым ветром ни в Аркадию, ни на Молдаванку, ни на 14-ю станцию. Голоса друзей и любимых, тех, кто уехал далеко или просто туда, откуда не возвращаются.

Книжка оливкового цвета изобличает в Жванецком лирика, может быть даже поэта. Поэта, посвятившего этот сборник лирики своему поколению, поэта, решившегося признаться в своей слабости и рассказать о своей боли:

Боль возникнет и будет. Избавиться от нее можно только самому. Либо терпеть. Что норма.
Тоска священна.
Подавленность — это национальное состояние.
Недовольство — телосложение.
Бедность — это черта характера.
Все, что нам вредит, мы возим с собой. Так что не срывайтесь внезапно: оно внутри…
…Не там родиться — большой порок, не там жить — вообще страшная улика, но с переездом от этого не избавиться.

Почему-то вспоминается желчный Сенека, еще в 60-х годах нашей эры предупреждавший, что странствующий по миру всюду за собой таскает самого себя.

Наверное, каждому человеку надо сначала прожить жизнь в поисках себя в пространстве, чтобы потом найти все в себе, в своих воспоминаниях. Что-то такое на наших глазах проделывает и автор книги «Одесские дачи», но как человек талантливый, он сначала шепчет нежно:

Вот мы все здесь собрались… В нашем городе… Возле нашего моря… Я хочу, чтоб мы жили вечно. Чтоб мы никогда не расставались.
Чтобы погода была — как на душе, чтоб на душе — как этот вечер… И пусть мы живем… А он все это опишет. И пусть то, что он опишет, понравится всем и будет жить вечно… Пусть это всегда будет с нами… как наша жизнь, как наша любовь…

И кажется уже, что теплым ветром подуло с моря… Но переверни страницу, читатель, и ты увидишь длинный список имен, фамилий и телефонов, который так похож на твою записную книжку, в которой все больше номеров, уже не отзывающихся на твой звонок.

Может быть, «Одесские дачи» — самая лирическая и самая трагическая книга Жванецкого.