- Андрей Остальский. Очарованный джазмен. — СПб.; М.: ООО «Издательство «Пальмира»: АО «БММ», 2016. — 319 с.
Андрей Остальский, журналист по профессии, дипломант премии «Просветитель», уже давно одной ногой в литературном мире. Помимо научно-популярных книг, он написал несколько романов, темой которых было «столкновение культур и национальных менталитетов». Все бы ничего, но вот его произведение «Очарованный джазмен» — пожалуй, неплохое объяснение, почему дальше «одной ноги» в литературу ему лезть не надо. Роман повествует о любителе джаза, который, приехав в СССР, замечает,что Андропов внешне выглядит так же, как и покойный Гленн Миллер, американский джазмен.
Что если Юрий Владимирович — правда завербованный КГБ музыкант, смерть которого была сфальсифицирована? Ведь сходство секретаря ЦК и Миллера буквально налицо. Но никто, кроме главного героя Питера Дорси, этого почему-то не замечает.
Питер Дорси, выходец из провинциальной средней Америки… Он не отличает одну марку [итальянского вина] от другой — для него это все одинаковая кислятина… Он джазмен-любитель, играет в самодеятельном оркестре. Консерватор, скептически относящийся к современному джазу, а тем более — к попсе. Он предан эпохе расцвета свинга, его герои — Бенни Гудмен, Арти Шоу, Каунт Бэйси и так далее. Ну и, разумеется, Гленн Миллер. История его оркестра — страсть, главное хобби Питера.
Дорси — преданный поклонник джаза и Гленна Миллера в частности. Он пишет про влияние его оркестра на джаз и решает разузнать что-нибудь в «недружественной Америке стране». В Москве Дорси встречает переводчицу Лару, в которую тут же влюбляется. Они проводят ночь вместе, а далее он знакомится с человеком, заявляющим, что Андропов был когда-то американским джазменом. Затем начинаются погони, слежка, преследование и вмешательство КГБ. В общем, настоящий, хорошо закрученный триллер.
Параллельно с историей Питера развивается сюжет о Викторе Воронкове, директоре Секретариата ООН.
Но, видно, крутясь с утра до ночи среди всяких западных декадентов, он заразился бациллой буржуазного лицемерия.
Его шантажируют интрижкой с Ирочкой, уборщицей в школе, а у его жены влиятельный отец, который и продвинул когда-то Воронкова по службе. Герой решается на побег. И тут начинается: любовные интриги, герои, вечно оправдывающие себя за измены, политические противостояния, ровным счетом никак не относящиеся к политике. И — ах да! Как можно забыть самое главное — музыка Гленна Миллера. В мире Андрея Остальского все помешаны на этом джазмене, только его и слушают: и в Америке, и в СССР (наверное, единственное, что объединяло эти страны в далеких 80-х).
В сущности,заявленный политический детектив оказался плохой любовной историей с глупым концом. Вот уж этого никак нельзя было ожидать. От детектива в «Очарованном джазмене» остается только стандартный жанровый набор: шантаж, подсыпанный в напитокбелый порошок, грим, убийства и погони. Цельных, раскрытых персонажей представлено три-четыре от силы. А вот «половинчатых» героев, чьи функции в романе заключаются лишь в том, чтобы хоть как-то оправдать сюжетные перипетии, предостаточно. Например, появившийся в последней главе Крот — русский шпион в Совете Национальной безопасности. У него умерла жена, и такая трагедия могла бы прояснить некоторые психологические черты далеко не второстепенного персонажа. Но в итогеэтот эпизод оказался нераскрытыми просто заполнил пару страниц в романе.
Если из идеи и могло что-то получиться, то по-детски пафосный, заштампованный, местами пошлый стиль перечеркивает удачные по смыслу моменты и размышления главных героев.
Здесь густо пахло шпионажем и интригами. А иногда и кислой капустой.
Траханья их ковровые, может, и были торопливыми да неуклюжими, но почему-то Воронков ходил дни напролет в ожидании очередного спешного свидания.
Переводя политические интриги в художественный мир, нужно всегда помнить, что читатели воспринимают исторических личностей иначе, не как выдуманных. У каждого есть свое мнение насчет конкретного политического деятеля. И очень сложно отступить от него. По роману Андропов высоконравствен, Черненко честолюбив, Брежнев жалок. Именно это и отталкивает: есть только белое или черное. Политика такого не терпит, а история — тем более.