- Andaguraundo. Yakusoku-sareta basho-de
- Авторский сборник
- Перевод с японского А. Замилова, С. Логачева, Ф. Тумаховича
- М.: Эксмо, 2007
- Переплет, 608 с.
- ISBN 5-699-20345-1
- 7000 экз.
Мир без войны?
Мир без войны? Где Харуки Мураками?
Вернее так: где я и где — Харуки Мураками?
Он литератор с мировым именем, мое имя никому не известно (я и сам-то стал его забывать). Его книги переведены более чем на тридцать языков, моих даже на русском нет. В его домашней коллекции сорок тысяч джазовых пластинок, а у меня только радио «Эрмитаж». У него собственный бар в Токио, а я захожу только туда, где нет дресс-кода.
Короче, вы понимаете… Неблагоустроенному питерскому обывателю рассуждать о творчестве великого писателя…
Если рассуждать… Если взять на себя смелость… Если просто попробовать — так, просто…
Высказать мнение, только мнение…
Мне его книга не понравилась.
Ему, видите ли, не понравилась. А кто ты такой?
Вот и я про это. Кто я? Да никто.
Поэтому — как хотите. Хотите — дальше этот текст читайте, а хотите — читайте Мураками.
В аннотации сказано:
«Собранные свидетельства поразительны. С самого начала „Подземка“ трогает до невозможности и неожиданно захватывает» (Time Out).
Неправда. Не поразительны. И не захватывает.
«Тщательное проникновение в самое сердце ужаса» (Scotsman) — опять неправда. Это мировая пресса о книге.
Неизвестно, кто тут лукавит: может быть, Мураками не собирался вовсе в это самое сердце проникать, во всяком случае в авторских комментариях — тексте от первого лица, набранном курсивом,— ничего о такой задаче не говорится. Не знаю.
Речь в романе идет о террористическом акте в токийском метро, когда, ну помните, там люди отравились ядовитым газом — испарениями зарина. Смертельно опасную жидкость специально разлили в вагонах боевики секты «Аум Сенрике». Семьсот человек были госпитализированы. Два человека погибли.
В аннотации сказано: «20 марта 1995 года мир всколыхнула беспрецедентная трагедия».
В 1995 году в поволжском городе прорвало трубу с кипятком, залило теплотрассу, в которой ночевали бомжи, человек сорок-пятьдесят (кто их считает) — все, как один, сварились. Не опознали ни одного тела. Да и не пытались особо. И никого это не всколыхнуло. Ну, на рынке, конечно, разговоры шли, но чтобы мир…
Потому что — кто они? Никто.
Потому что ни жертвы, ни палачи мир не колышат. А волну нагоняют пиар-менагеры, у них работа такая. И за эту работу они получают приличные деньги.
Весь роман состоит из воспоминаний людей, пострадавших от теракта, и, кстати сказать, большая часть тех, к кому автор обращался, отказались сотрудничать с ним. Почему?
Не знаю.
Может быть, потому, что мы все умрем, но каждый — своей смертью. И в этой смерти каждый будет безнадежно одинок, и когда вдруг что-то напоминает об этом, все начинает меняться, уже сейчас меняться: человек еще жив, а уже… И при чем тут тогда мир? И книга? При чем тут книга, которую хочет кто-то там написать, пусть даже он лауреат и гений?
Достоинство не позволит подлинному писателю делать капитал на чем-то кроме его собственной внутренней драмы. Трагедии, если угодно. В противном случае это уже не литература, а пресловутый менегмент.
«Недалеко от нашего дома был ипподром. Мы часто бегали туда играть. Мне понравилось, я влюбился в профессию жокея».
«Четвертый год, как я устроилась в эту фирму. Работаю помощником начальника отдела. Контролирую на компьютере складские запасы, разбираюсь с возвратом товара».
«Тем временем с организмом начало что-то твориться. Уже в районе станции Йоцуя стало плохо. Перед глазами стало темно, словно я надел солнечные очки».
Это воспоминания троих пассажиров. Один из них ирландец, живущий в Японии. Молодая девушка-японка и сорокалетний мужчина. И все они говорят одинаково. Не поймешь по тексту, что разные люди. Вообще, все говорят одинаково. Схожими фразами и в одном ритме. Лексика совпадает. Во всех интервью. Вся прямая речь лишена индивидуальных признаков.
Такой вот роман.
Ну и авторский текст:
«Конечно, в ходе этих трагических событий самопроизвольно проявились и некоторые положительные тенденции. За некоторыми исключениями, персонал метро, находившийся в то время в зоне бедствия, проявил дисциплину, работоспособность и высокие моральные качества, которые заслуживают восхищения.
Однако, хоть и имели место приведенные выше позитивные моменты, за их счет нельзя списать общую растерянность системы».
Это что — автор «Страны чудес без тормозов» написал?
Это менагер средней руки умозаключил. Не иначе.
Я специально такие обширные цитаты привел, чтобы вы не подумали, что я от зависти или от злобы на этого японского писателя нападаю. Мне ведь с ним делить нечего, общей собственности у нас нет. (У меня так вообще никакой нет.) Я просто подумал сейчас, что есть такой ритуал — «минута молчания». Ну, правильно. А что сказать-то? Если так. Бог разберет.
Да вот, о Боге.
У людей есть убеждения. И они либо убивают во имя своих убеждений, либо умирают за них.
Мне, может, не следовало бы по этому поводу высказываться, но ведь Мураками первый начал (я имею в виду из нас двоих). Эта трагедия в токийском метро… Я так понимаю, малозначительный эпизод извечной религиозной войны… Чему же удивляться, если вся история человечества — история убийств во имя веры? Мураками, однако же, удивляется. Как такое возможно? — вопрос, который явно беспокоит автора. Подспудный вопрос.
Позволяющий самим фактом своей постановки обозначить авторскую позицию. Как бы наивно-гуманистическую. Вроде и не было разрушения Иерусалима, геноцида армян, крестовых походов и Варфоломеевской ночи. И никто не слышал об ИРА, басках, чеченцах, о балканской войне и Аль-Каиде.
Любая борьба (более всего — «борьба за мир», как говаривали во времена СССР) — война мира против самого себя. Мир — место, отведенное войне во вселенной. И мы тут живем. И воспринимаем эти жизненные обстоятельства как драматические, но неизбежные реалии. И хорошо, если нам достает такта не спекулировать этими самыми обстоятельствами, не «гнать волну» и на этой волне не зарабатывать ни нравственного, ни фактического капитала.
Кому достает — тот «никто».
Кому нет — тот прогрессивный писатель с активной жизненной позицией.
P. S. Чего это я так завелся?