- Владимир Гракхов. Безлунные странники, Североград и еще несколько вещиц. — СПб.: Геликон Плюс, 2017. — 472 с.
Открывая книгу Гракхова, знаешь лишь то, что рукопись — в лонг-листе «Национального бестселлера — 2017». Закрывая — знаешь не больше.
«Безлунные странники, Североград и другие вещицы» — череда фрагментов, смесь малой прозы, лирики и прозиметров. Иногда они сливаются друг с другом, иногда соотносятся лишь косвенно и оттого напоминают записную книжку, содержимое которой никто и не собирался публиковать. На этом сборнике хорошо практиковать медленное чтение, ибо быстро воспринимать иногда буквально обрушивающийся поток информации получится не у каждого:
порожденные этими совокуплениями внутренние личные искажения алгоритма Коэна-Рабиновича могут впоследствии выступить блокиратором (подобное лечится подобным) для проникновения туда же спутниковых антипердунских волн, тем самым предохранив готовые к репликациям хромосомы
На ум сразу приходят «странная фантастика» Чайны Мьевиля, «Роковые яйца» Булгакова, «Пирамида» Леонова, но культурный подтекст книги Гракхова гораздо глубже — от явных христианских параллелей до постмодернистского интереса к «возможным мирам».
Голоса с небес, расчлененные тела, эсхатология, наблюдения за фантастически быстро распадающейся плотью (совершенно в духе Эдгара По), путешествия в неведомые страны, «где травы имели шанс на духовное спасение», обезьяна-летчик, вспоровшая ножом небесную пленку. Многословность повествования, отсутствие привычной логики, мир криптонауки и криптоистории, а потом — неожиданно и очень уместно — автопародия в рассказе «Безумный писатель Стасов»:
Старый писатель Стасов под конец своей никчемной жизни окончательно выжил из ума. Творчество его утратило всякую соотносимость с бытием — и не только с, так сказать, миром видимым, но и даже с мирами, колышущимся за пределами какой-либо реальности.
И после этого рассказа тексты сборника начинают восприниматься совершенно иначе, как своеобразная игра, правила которой изначально не оговорены и придумываются по ходу:
Когда 21 архангел строили нашу планету, сначала в центр ее был замурован этот священный сосуд, а уже вокруг него накрутили магму, базальты, граниты, пески, сады, холодные горные реки, поля, поля, поля.
Книга строится по тому же принципу: в центре — главная идея обреченности человечества, а вокруг, слой за слоем — нагромождение сюжетов, мотивов, героев.
Открывается сборник рассказом о неком S, одержимом местью огромному черному волку, и тут же вводится установка на относительность восприятия:
Кто ты? — спросил я белую женщину, — черный волк?
Черное или белое, безымянный волк или кит Моби Дик — здесь и в дальнейшем повествовании оказывается незначительным. Бинарные оппозиции (в традиционном своем понимании) практически не встречаются в мире Гракхова. Что угодно может стать собственной противоположностью за очень короткий срок.
Однако, трансформируясь внешне или внутренне, вещи и люди сохраняют следы своих предыдущих воплощений: так появляются скорняк-живодер, переродившийся в доброго мальчика, и злая княгиня, теперь рожденная самоотверженной прачкой. Если у Юнга «свет немыслим без тени, другой стороны Создателя», то у Гракхова свет и есть тень. Эта установка вынуждает, к примеру, писать через слеш («и нежная мать его/ненавидящая детей безжалостная княгиня»), демонстрируя равноценность вариантов.
Отсюда же — идея языка, имеющего название для каждой сущности в отдельности, как в новелле «Фунес, чудо памяти» Борхеса:
Ты приходишь в еще пустой утренний ресторан, заказываешь 100 грамм ливерной, получаешь холодный слизистый хек, — спрашиваешь — почему хек? — ливерная значит хек, — отвечают тебе.
Проза и стих также суть одно, поэтому проза местами переходит в ритмизованную, местами — перемежается лирикой, столь же разнообразной и столь же направленной на нелинейное восприятие: «Изранена баранина безжалостным ножом/ Зарезана баранина за цинковым столом» (сравните с целым рядом текстов от «Мясо наелось мяса» Игоря Северянина до «Смертное вот несет домой вентилятор купило» Линор Горалик).
Читая «Безлунные странники, Североград и другие вещицы» Гракхова, лучше не задавать/задавать пугающий школьный вопрос «Что хотел сказать автор?».
Что хотел сказать автор?
Белая женщина — это черный волк.
Ливерная значит хек.