- Мария и Давид Бурлюки. По следам Ван Гога. – М.: Grundrisse, 2016. – 252 с.
Широкому читателю Давид Бурлюк известен прежде всего как поэт и художник, один из основателей русского футуризма, покровитель и друг Владимира Маяковского. В автобиографическом очерке «Я сам» Маяковский вспоминал про него: «Уже утром Бурлюк, знакомя меня с кем-то, басил: “Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэт Маяковский”. Толкаю. Но Бурлюк непреклонен. Еще и рычал на меня, отойдя: “Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупейшее положение”». Как всякий талантливый менеджер, Бурлюк всегда оставался немного в тени. В 1922 году он переехал в Америку, где издавал журнал, участвовал в выставках и писал в «Русский голос». Маяковский встречался с ним, когда приезжал в Нью-Йорк в 1924 году.
Умение устанавливать связи, пожалуй, было одним из главных качеств Бурлюка. Сам он через головы поэтов и правительств хотел вписать себя в историю, и не куда-нибудь, а рядом с Ван Гогом. Сам жанр путевых записок достаточно известен, у Бурлюка же сюжет особый: он движется по следам великого художника. Вместе с женой Марусей он отправляется в путешествие, на юг, по местам Ван Гога. Взяв с собой альбом его репродукций, Бурлюк посещает места художника в Арле и рядом, делая в каждом из них по несколько зарисовок.
Почему выбор пал именно на Ван Гога? Сам Бурлюк отвечает в тексте: «Друзья спросят: почему не Сезанн? Почему не Ренуар или Боннар? На этот вопрос легко ответить. Мы всегда должны помнить даты нашего рождения и рождения наших родителей». В таких родственных категориях мыслит он свои отношения с предшественником. Путешествие, описанное в книге, началось в 1949 году. Спустя 60 лет после гениального голландца Бурлюк фиксирует нынешнее состояние ван-гоговских сюжетов. Книга пестрит черно-белыми изображениями. Вот «Мост в Тринкветайле» (1888). А вот он же, написанный рукой Бурлюка (1949). В углу картины Бурлюк ставит две подписи: свою собственную и имя Ван Гога. Во французской провинции супругам даже удалось познакомиться с людьми, лично знавшими Ван Гога.
Брату покойного, отцу Елены, Фредерику Serret теперь 80 лет, он помнит Ван Гога; по его словам, его мать несколько раз давала художнику чашку супа, когда Van Gogh писал поблизости их дома на улице Mireille.
Путешествие Бурлюков, до ужаса туристическое, благообразное (поэту уже за шестьдесят) – это набор занятных мелочей, тысяча фактов обо всем на свете, лишенных, однако, всякой творческой идеи. Супруги скрупулезно записывают цены гостиничных номеров и свое меню на завтрак. Обычные американские пенсионеры в отпуске. Несмотря на искусственный глаз (один глаз у него, как известно, был ненастоящим), у Бурлюка словно недостает какого-то волшебного стеклышка, которое преображает реальность. Холодный чай, шум автомобилей, обои в цветочек – за всеми этими обрывочными образами так трудно разглядеть Ван Гога, каким ценил его Бурлюк.
Впрочем, пора футуристических чудачеств прошла ‒ поэт на покое. И всех радостей у него – перерисовка чужих картин; он как дети, которые переводят картинки через стекло. Есть в этом что-то глубоко символическое (так футуристы первых лет заимствовали у итальянцев их манифесты), печальное. «…ибо если ремесленник знает, что он делает, то художник этого не знает и не может знать», ‒ говорил знаменитый аниматор Александр Алексеев, ушедший из книжной иллюстрации в мультипликацию. Бурлюк в полном соответствии с этой формулой становится ремесленником, и маршрут его известен наперед. Он даже проложен на картах, которые, кстати, прилагаются к книге – раскладные черно-белые листы, оформление которых достойно всяческих похвал. Канны, Арль, Тараскон… Если вы, подобно Бурлюку, решите повторить этот путь, то вперед – все уже готово.
Листья платанов шумят под ногой на набережных, где внизу у воды – шеренги терпеливых рыболовов. Hotel Regina комната без ванны – 540 фр., обед – 750 франков, завтрак – 240 фр.
Путешествие Бурлюка ‒ опыт скорее не художника, а исследователя. Однако даже у ученого всегда остается место для эксперимента, для шага в сторону. У Бурлюка все предсказано наперед, эксцессов не предвидится. Он словно дотошный турист, отмечающий галочкой посещенные города. Только вся ценность этих мест ему уже известна ‒ никаких открытий не случается. И вся футуристическая юность Бурлюка предстает продуманной стратегий, «буйством с мандатом на буйство», как сказал бы Пастернак. Тут, однако, уже нет и буйства.
В северо-восточном углу укреплений, окружающих город, стоит 35-метровой высоты башня Constance. Безногий инвалид I мировой войны доводит нас до двери, на которой на белой бумажке лаконичная надпись: «30 франков».
Для Бурлюка как будто именно цена билета является самым поразительным фактом. Читателю же вангоговское путешествие к корням могло бы послужить напоминанием о самых банальных истинах. О том, как проницаемо историческое пространство, в котором великий художник века XIX встречается с ветераном великой бойни века XX. Помните, когда умер старший друг Пушкина Вяземский, Ленину было восемь лет ‒ так стремительно спрессовались события на сломе двух столетий.
Интересующиеся жизнью VanGogh’a не могут не посетить приют для душевнобольных в Saint-Remy, где художник прожил с мая 1889 года до мая 1890-го и написал там 141 холст. Если работы, сделанные в Arles, полны ясного блеска, яркости красок и влюбленности в «малые детали» жизни, то холсты периода Saint-Remy, написанные в моменты душевного просветления, по краскам свои темнее и часто в них царят черты мистицизма.
Вспоминается банальное изречение артистов Фабрики эксцентрического актера (сокращенно ФЭКС), которые взяли своим девизом слова Марка Твена: «Лучше быть молодым щенком,чем старой райской птицей». И правда, лучше. ФЭКС творили в Петрограде, когда там зарождалась бацилла футуризма. Тоже писали свои манифесты аршинными буквами и пугали приличную публику. Один из фэксов, режиссер Григорий Козинцев впоследствии записывал: «Режиссер “Шинели” укладывает меня на обе лопатки. В этом нет ничего странного: ему 22 года, а мне скоро 60». Режиссер «Шинели» – это сам Козинцев, только молодой. Подобно ему, и Бурлюк проигрывает не кому-нибудь, а себе – молодому. Только сам он об этом и не догадывается.