Если вы не знаете, кто такая Патти Смит, то, наверно, эту рецензию следовало бы начать так:
Знаменитая американская певица и поэтесса Патти Смит стала лауреатом престижной Национальной книжной премии США за 2010 год в номинации «документальная литература». Наградили ее за книгу мемуаров «Just Kids» («Просто дети»).
Если вы знаете, кто такая Патти Смит, то вас не удивит, что на страницах этой книги Дженис Джоплин могла запросто болтать с Джими Хендриксом, а Грейс Слик из Jefferson Airplane хлопнуть по плечу Уильяма Берроуза. А еще здесь упоминаются и Rolling Stones, и Doors, и Энди Уорхолл и вообще, скорее, можно было бы удивляться тому, если вдруг не находишь кого-то из тебе известных американских знаменитостей «былых времен».
И каждый из них мог бы стать героем этой книги. Но в истории, которую рассказывает Патти, это лишь статисты, и все это бурное десятилетие — не более, чем фон, сцена, где разыгрывается главный сюжет, который, откровенно говоря, достаточно банален для автобиографической прозы. Ведь «Просто дети» — это дань огромной любви Патти Смит к Роберт Мэпплторпу фотографу (тоже, кстати, весьма знаменитому!), умершему в 1989 году от СПИДа и попросившему ее описать их одновременно легкие и трагические отношения. Банальный сюжет в котором не банальным оказывается практически все.
Итак, главный герой — Роберт Мэпплторп. Именно он ввел взбалмошную провинциалку (Патти) в богемные круги Нью-Йорка и навсегда вписал в историю фотографии, сформировав для нее имидж андрогина в белой рубашке, запечатлев в таком виде на обложке знаменитого музыкального альбома «Horses». В их отношениях все было как-то «не по-людски». Пока Роберт медленно шел к осознанию своей гомосексуальности, он вполне себе гетеросексуально дружил с Патти, а когда они расстались, — она, подражая своему возлюбленному в экспериментах с полом, создала себе новый имидж: унисекс. И вот, она ни мужчина, ни женщина. Она — Патти Смит.
Показательна одна история из ее воспоминаний: «Одним дождливым днем я пыталась купить себе сэндвич с салатом в излюбленном хиппи кафе-автомате в Бруклине. Я опустила в щель два четвертака, не заметив, что цена выросла до 65 центов. И в это время голос за моей спиной сказал: „Вам помочь?“ Это был Аллен Гинзберг. Он заплатил за сэндвич и чашку кофе и пригласил Патти за свой стол, заговорил об Уолте Уитмене, а потом вдруг наклонился и посмотрел на нее очень внимательно. „Ты что, девочка? — спросил он и рассмеялся: — А я-то принял тебя за хорошенького мальчика“. Как раз незадолго до этого Роберт Мэпплторп признался Патти в своих сексуальных предпочтениях, так что суть всего этого недоразумения была ей понятна, и она быстро ответила: „Вот оно что! Значит ли это, что я должна вернуть сэндвич?“».
Нет, это значило, что она могла оставить себе и сэндвич и образ, в котором стала источником вдохновения и энергии всего панк-движения, преобразив само понятие «женственность» — ведь мало какая представительница слабого (?) пола могла сказать: «Любой самый блядский рок-н-ролл способен поднять меня выше, чем Библия». Ее манера поведения сама стала Библией для панк-рока. И как истинный панк она плевала абсолютно на всё: на бедность (спала на скамейке в центральном парке), на гомосексуальность Мепплторпа (продолжала с ним дружить), на супы Уорхолла (плевать ей на них), на свое прошлое (в котором рано родила и сдала на усыновление дочь), плевала и на будущее, вовсе не ожидая того, что «секс, наркотики и рок-н-ролл» позволят ей дожить до того возраста, когда обычно принимаются за мемуары. Когда панк-музыка стала выходить из андеграунда, Патти Смит, независимая во всем, потеряла к ней интерес, и в сентябре 1979 года, после концерта перед 70 тысячами зрителей во Флоренции, Patti Smith Group распалась. И ее вдохновительница, неожиданно для всех, зажила «жизнью для себя» с мужем и двумя детьми.
Удивительным образом, при всем эпатирующем характере ее натуры, в тексте мало экспансивных выходок, языковых изысков или пренебрежения к читателю. Ее воспоминания — вполне традиционный, очень нежный рассказ о любви двух совсем юных душ, ищущих себя в большом городе и в большом искусстве. Жизнь развела их, связала с другими людьми, но все равно, по самому большому счету, они прожили ее вместе. И когда Роберт умер, скорбь Патти была столь сильной, что пережить ее она могла лишь целыми днями расхаживая по линии прибоя и надеясь увидеть в небесах облака, нарисованные рукой Мэпплторпа.
И теперь сама Патти нарисовала его портрет в воспоминаниях и сделала это столь искусно, что вся эпоха семидесятых приобрела черты законченного мифа. Верная духу этого времени, Патти Смит, получая свой приз, попросила всех «несмотря на прогресс, читать бумажные книги». А если бы речь шла о фотографиях, она бы наверняка добавила, что они должны быть только черно-белыми.