Дмитрий Быков. Школа жизни

  • Школа жизни. Честная книга: любовь — друзья — учителя — жесть. / Сост. и вступ. ст. Дмитрий Быков. — М.: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015. — 507 c.

    Попытка реконструкции школьных времен довольно мучительна, но эти времена есть за что благодарить. Ведь лучший способ разобраться в себе нынешних — вспомнить себя тогдашних. Сборник рассказов об отрочестве школьников шестидесятых—девяностых годов — новый проект серии «Народная книга». Откройте его, и станет понятно, почему та генерация почти все сдала и все-таки удержалась на краю пропасти.

    Владимир Неробеев
    ЗАГУБЛЕННЫЙ ТАЛАНТ, ИЛИ О ВРЕДЕ КУРЕНИЯ

    Благодатны наши края воронежские! Чер-но-зе-ем! У нас издавна говорят: весной оглоблю в землю воткнул, осенью — телега выросла. И с духовностью и талантами все в порядке! Вспомните того же Митрофана Пятницкого: свой знаменитый хор он собирал в нашей деревне. Да у нас в каждом дворе поют. Говорок певучий, поэтический к этому располагает. Вот примерно так звучит разговор мужа с женой ночью, спросонок:

    — Манькя-яя, глянькя-яя, штой-та шуршить? Не сынок ли Федя на машине к нам едя-яя?

    — Будя табе! Скажешь тожа-аа... Эт вить мышонок твой ботинок гложа-аа.

    Очень ладный говорок. Оттого, наверное, у нас стишок какой или частушку сочинить проще простого: был бы повод, хотя бы махонькая зацепка.

    Как-то мой дядя с приятелем (они тогда еще парнями были) под семиструнку репетировали частушки для концерта художественной самодеятельности. Репетируют, а по радио в известиях передают: «В Советском Союзе запущен спутник с собакой на борту». Петька Поп, дядин приятель, тут же подхватил:

    — До чего дошла наука:
    В небесах летает сука!

    В общем, вы поняли, в каких краях я родился: родина Кольцова, Никитина, Тургенева, Бунина. Куда ни кинь — сплошные таланты. Куда ни плюнь — попадешь в поэта либо в композитора. Как не крути, даже если и не хочешь, — ты обречен быть талантом. Лично мне жизнь сулила быть знаменитым поэтом, но одна закавыка помешала.

    Уже в начальных классах (а было это в начале далеких пятидесятых) я стал сочинять стихи. Сочинил как-то, переписал их на чистый лист и решил послать в «Пионерскую правду». Послать-то можно, только сначала кто бы ошибки в них исправил: грамотей-то я никудышный (до сих пор). Вот на перемене шмыгнул в кабинет директора.

    — Стихи!.. Это хорошо, — одобрил меня Аким Григорьевич, директор наш. — Стоящее дело! Это лучше, чем целыми днями бить баклуши.

    Помолчав немного, читая стихи, добавил:

    — Иди, я проверю ошибки и принесу.

    На уроке математики он вошел в наш класс. Видать, судьба так распорядилась, что речь о моих стихах зашла именно на математике. Перед этим уроком на большой перемене со мной произошел конфуз, о котором узнаете чуть позже.

    Как только Аким Григорьевич вошел в наш класс, у меня где-то под ложечкой сразу похолодело, словно я мороженного переел. Нутром почувствовал: эх, не ко времени я затеял дело со стихами! Нужно было денек-другой погодить. Говорить о моих стихах на математике при учителе Василь Петровиче?! У этого человека не язык, а бритва — не почувствуешь, как обреет под ноль (хвать, хвать, а ты уже лысый!). Нет, не ко времени я со своими стихами.

    — Ребятки, — обратился к нам Аким Григорьевич, жестом руки велев нам садиться. — Я всегда считал, что вы замечательные люди... — Надо сказать, что директор наш был романтиком, в своих речах любил «подъезжать» издалека. — Не знаю, кто кем из вас станет, но уже сейчас некоторые сидящие среди вас... — И так далее, и тому подобное...

    И прочитал стихи, не называя автора. Сказал по поводу газеты. В классе воцарилась тишина. Василь Петрович, глядя на директора немигающим взглядом, от удивления деревянный циркуль уронил на пол. Вскоре ребята оживились, кто-то даже захлопал в ладоши, стали оборачиваться друг на друга, искать глазами, кто бы мог написать эти стихи. Под одобряющие голоса класса Аким Григорьевич назвал-таки автора, то есть меня. Последние слова будто электрическим током выпрямили сутулую фигуру Василь Петровича. Он изменился в лице, подошел к директору и взял листок со стихами. Он не читал их, а медленно и основательно обнюхивал каждый уголок бумаги, вертел в руках так и эдак и снова обнюхивал. Поведение учителя математики заинтриговало ребят. Директор же застыл в немой позе.

    — Нет! — отрицательно покачав головой, наконец произнес Василь Петрович. — Эти стихи... — нюххх-нюххх... — не напечатают... — нюххх-нюххх... — в газете...

    — Почему? — удивился директор, забрал у Василь Петровича стихи и тоже стал принюхиваться к бумаге. А учитель математики — как всегда в таких случаях, чтобы скрыть эмоции на лице, — отвернулся к доске и стал чертить циркулем фигуры. Мол, моя хата с краю, ничего не знаю...

    — Почему? — недоумевая, повторил Аким Григорьевич.

    Ученики, как галчата, рты пооткрывали: ничегошеньки не понимают. Больше всех, конечно, переживал я... И не только по поводу стихов.

    Василь Петрович, выдержав актерскую паузу столько, сколько этого требовали обстоятельства, быстро метнулся от доски к столу.

    — Да потому что вот! — Он достал из своего портфеля пачку папирос «Север» и швырнул ее на журнал. Все, кроме директора, знали, что это моя пачка, только что на перемене конфискованная Василь Петровичем. Пачка новенькая, не мятая: всего-то одну папироску удалось мне выкурить из нее. Глядя на нее, я глотал слюнки, а учитель математики резал правду-матку:

    — Да потому, что от его стихов за версту несет куревом.

    При этих словах директор сразу принял сторону учителя, начал поддакивать ему, для убедительности приложился еще раз носом к листу бумаги. За партой кто-то ехидно хихикнул в кулачок, а Василь Петровичу того и нужно было. Он продолжал разносить в пух и прах юное дарование:

    — Что ж там, в газете, дураки, что ли, сидят? Сразу догадаются, что автор этих стихов (кстати, недурственных) курит с пяти лет... Посмотрите на него! Он уже позеленел от табака! Его впору самого засушить под навесом и измельчить на махорку!

    И пошло-поехало! То прямой дорогой, то пересеченной местностью. Укатал математик лирика вдрызг!

    Аким Григорьевич был добрее. Старался притушить пожар страстей и сгладить резкость упреков. Даже все-таки посоветовал послать стихи в «Пионерскую правду».

    — Может, и напечатают, — подмигнул он мне одобряюще.

    Правда, однако, оказалась на стороне учителя математики: стихи мои не опубликовали, хотя ответ из газеты пришел. В нем ничего не говорилось по поводу курения, как, впрочем, и о качестве стихов. Витиеватым тоном литературный сотрудник газеты Моткова (инициалы, к сожалению, запамятовал) намекала мне показывать во всем пример другим ребятишкам, к чему, собственно говоря, призывал и Василь Петрович.

Дата публикации:
Категория: Отрывки
Теги: Дмитрий БыковРедакция Елены ШубинойЧестная книга: любовь – друзья – учителя – жестьШкола жизни
Подборки:
0
0
5182
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь