Заза Бурчуладзе. Надувной ангел

  • Заза Бурчуладзе. Надувной ангел. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2014. — 144 с.

    Новый роман современного грузинского прозаика Зазы Бурчуладзе, автора книг «Минеральный джаз» и «Adibas», продолжает выбранную автором нереалистическую стратегию письма. В этом галлюцинаторном мареве перемешаны сны и кадры из турецких фильмов, дух Гурджиева покупает на Ширакском рынке мясо с костью, а братья Фуко, монахи-акробаты из Капошвара, готовят великолепный гуляш. Единственной незыблемой реальностью остаются голос автора и его сложносочиненные отношения с Тбилиси и родной страной.

    Ночной сеанс

    В общение с духами мало кто верит, но их вызывают снова и снова. Нино и Нико Горозии тоже не верили, что им удастся войти в контакт с духом Георгия Гурджиева. Такие духи — все равно что голливудские звезды, связаться с ними совершенно нереально.

    Горозии сомневались, что у них что-то получится. И все-таки погасили свет на кухне, выложили на стол большой квадратный лист ватмана с нарисованным на нем кругом, в который фломастером были старательно вписаны буквы грузинского алфавита, а под кругом приписано «да — нет». На перевернутой тарелке тем же фломастером нарисована стрелка. На блюдечке в красный горошек горела короткая толстая свечка, оранжевое пламя которой выхватывало из темноты лишь ватман, тарелку со стрелкой, выложенные на стол руки супругов и их лица.

    Настенные часы показывали первый час ночи, но этого не было видно в темноте. В раковине высилась гора немытой посуды. Пламя свечки туда тоже не дотягивалось. В чашке с отломанной ручкой в остатках кофе с молоком плавала дохлая муха. Запах в комнате стоял тяжелый — смесь никотина, геля для мытья посуды и псины. В стоящем у стены кресле спал Фуко — белый бультерьер с розовой мордой, размером почти что с кабана. От соседей доносились звуки телевизора. Где-то смотрели "Профиль«1: пригласили, видимо, какого-то остроумного гостя — зал то и дело смеялся и старательно аплодировал.

    Нино выглядела гораздо моложе своих лет, хотя никто точно не знал, сколько ей было. Она работала мелкой служащей в мэрии Тбилиси. Слегка сдувшаяся грудь, большие голубые глаза, хорошая осанка, отсутствие целлюлита — миниатюрная женщина в стиле Барби. Никто бы не смог сразу определить, что за ее добродушным лицом и слегка меланхоличным взглядом укрыты твердая воля и железный характер.

    Нико тоже не был богатырем. Впрочем, в отличие от Нино, в его пропорциях ощущалось что-то невыносимое и даже неполиткорректное. Со своими пухлыми щеками, округлыми губами и потухшими глазами он походил на депрессивного психопата. Характер у него такой мягкий, что хоть веревки вей.

    В ту ночь на Нино были джинсовые шорты и белая, почти прозрачная футболка, а на ногах резиновые тапочки. Она только что вышла из ванной, и её короткие растрепанные волосы еще не высохли. Запах шампуня слегка оживлял тяжелый воздух в комнате. Она была без лифчика: крепкие соски выпирали через футболку. Слегка возбужденная, она хотела, чтобы Нико засунул руку под футболку и потрогал ее за сосок... Но больше ничего.

    А Нико смотрел на тарелку со стрелкой и думал о лежавшем в холодильнике эклере, к которому не смел притронуться. Вот уже неделю он не ел после шести часов вечера и страшно мучился. На самом деле избыточный вес особо его не беспокоил — эта диета была скорее навязчивой идеей, чем необходимостью.

    Мысль устроить спиритический сеанс появилась у Нины, когда она сидела на работе, убивая время в интернете. Нико ничего против этой затеи не имел. Разве ж пойдешь против собственной жены? Тем более когда она решила войти в контакт с покойниками.

    Он всего лишь спросил:

    — А почему именно с Гурджиевым? — а в душе добавил: «А не, скажем... скажем...» Хотел назвать другого, более авторитетного покойника, но никого с ходу не вспомнил. Кроме разве что попугая, который был у него в детстве. Однажды утром, сняв ткань с клетки, Нико увидел дохлую птичку. Она валялась на дне клетки и была еще теплая. Когда он взял малюсенький труп попугайчика в руки, его головка упала набок.

    — Как это почему, — Нино сделала паузу, — если что, хоть по-грузински с ним сможем поговорить.

    Дело в том, что Горозии толком не знали ни одного иностранного языка. В самом крайнем случае Нино могла бы припомнить несколько немецких слов, а Нико — английских, еще меньше. К тому же Нино настолько мало знала о Гурджиеве, что считала его если не грузином, то, по крайней мере, родившимся в Грузии. Нико, сомневавшийся в существовании языкового барьера с духами, в глубине души согласился с женой. В их отношениях было что-то такое, что существует между матерью и сыном.

    Когда-то Нико считался перспективным режиссером. Сняв в двадцать лет студенческий короткометражный фильм, он быстро оказался в центре внимания узкого, но нужного круга. Тогда многие заговорили о его интуиции и остром глазе. Все было вроде впереди у молодого человека: короткие романы с отчаянными домохозяйками, длинный шарф вокруг шеи и бурный образ жизни. Все кончилось, когда он познакомился с Нино. С ней Нико быстро сдулся и размягчился. А видеокамеру как-то непроизвольно сменил на фотоаппарат. За последние три года даже в нескольких совместных выставках участвовал, хотя стало заметно, что его острый глаз уже притупился. Черно-белые портреты и пейзажи другие тоже умели снимать. Причем гораздо лучше. Что Нико и сам видел, но особо по данному поводу не переживал. Поэтому его фотоаппарат теперь чаще лежал на полке рядом с компакт-дисками и книгами. А интуиции сейчас хватало только на то, чтобы не сморозить чего-нибудь такого, что не понравится Нино. В конце концов, он уже давно жил за ее счет. Так что, будучи рядом с женой, Нико иногда говорил не то, что сам хотел сказать, а то, чего от него ждали (как он сам считал).

    «Мало ли что», — подумал в ту ночь Нико, выбросил наконец из головы дохлого попугая и сказал:

    — Пусть будет Гурджиев, — пожал плечами и почему-то добавил: — Посмотрим.

    Учитель танцев

    Нино не ожидала, что что-то получится, даже когда повела тарелку со стрелкой по кругу над пламенем свечки и положила на картон. В Исландии как раз начиналось извержение вулкана Эйяфьядлайокудль, когда в Тбилиси Горозии прикоснулись к тарелке и закрыли глаза. Нино больше шептала, чем говорила из сердца: «Гурджиев, иди к нам!.. Гурджиев, иди к нам!..»

    Когда тарелка сначала завибрировала, затем резко замерла, а в прихожей что-то затрещало и зашуршало, Нино тотчас замолчала. Выпучив глаза, Горозии уставились друг на друга. Фуко вскочил, навострил уши. В прихожей вновь что-то зашуршало. Фуко спрыгнул с кресла, напряженный, с рычанием двинулся в сторону входной двери. Короткие мускулистые лапы пес слегка разводил в стороны, как большая ящерица. Нино сжала руку Нико. Фуко вышел в прихожую.

    Там отчетливо кашлянули. Фуко вдруг перестал рычать. Из темноты доносились звуки неясной возни. Нино еще крепче сжала ладонь Нико. А тот ничего лучше не придумал, чем шепотом позвать в темноте:

    — Фуко! — слегка повысил голос, — Фуко!

    — Здесь, — ответили из прихожей.

    У Нино расширились глаза, волосы на спине встали дыбом. Как у каждой грузинки, у Нино росло немного волос вдоль позвоночника.

    — Кто там? — почему-то шепотом спросил Нико.

    Из темноты выдвинулся среднего роста и дряблого телосложения старик, чем-то походивший на тюленя. Даже в тусклом свете свечки было ясно, что он подслеповат. У него были большие выпученные глаза и мягкий старческий подбородок. Густые белые усы с торчащими кончиками росли будто прямо из ноздрей. Потрепанный черный пиджак нараспашку, между карманом черного атласного жилета и пуговицей — цепочка от золотых часов. На ногах плосконосые запыленные штиблеты. А на голове смушковая черная папаха — некая смесь суфийского таджа и пионерской пилотки. Фуко пристроился рядом, помахивая хвостом.

    — Я Гурджиев, — начал мужчина прямо из прихожей.

    В конце он чуть зашепелявил, так что Нино не расслышала — Гурджиев или Доржиев. При виде старика Нико встал:

    — Прошу вас, господин...

    — Зовите меня Гурджи2, — помог старик. Разговаривал он странно, будто бы еле сдерживая улыбку.

    — Гурджи? — повторил Нико.

    — Впрочем, — старик протянул Нико руку, — имя Раймонд мне тоже нравится.

    Фуко глухо тявкнул, вроде как кашлянул, потребовав внимания.

    — Раймонд? — спросил Нико, машинально пожимая гостю руку.

    Фуко встал на задние лапы, передними уперся в старика, чуть не свалив его с ног. Тот потрепал пса по голове, почесал за ухом.

    — Пусть будет Гурджи, — сказал он с улыбкой, — только без господина!

    Нико не понял, шутит гость или говорит серьезно.

    — Салам алейкум! — Старик пожал Нино руку. —  Учитель танцев Георгий Гурджиев.

    Гурджиев на секунду посмотрел Нино в глаза. А она сразу ощутила между ногами легкое покалывание, по всему телу прошел озноб. Это было подобно гипнозу — одновременно приятно и опасно.

    Нино, несмотря на растерянность, отметила, какая теплая и мягкая рука была у гостя.

    Перед тем как старик убрал руку, Нино заметила на его среднем пальце кольцо с выгравированными фигурами разных животных. Это была тонкая ювелирная работа. Даже в неверном свете свечи каждая деталь виднелась четко, как на аверсе свежеотчеканенной монеты. На серебряном кругу друг за другом выстроились маленький человечек с птичьей головой, двуглавый орел, стоящий на одной ноге журавль, обыкновенный петух... Лишь одна птичка повторялась три раза подряд. Как многоточие. У птички было крупное тело, маленькая головка и крючковатый клюв.

    Гость уловил направление взгляда Нино.

    — Это андийский кондор, — сказал он и скупо поклонился Нино, — честь имею.

    Нико заметил, что гость улыбнулся в усы, завидев тарелку со стрелкой. Также отметил легкий и приятный акцент, с которым старик говорил по-грузински. Очевидно, Нино была права — надо было вызывать именно Гурджиева.

    — Чаю не желаете? — Нино встала со стула.

    «Эклер еще есть», — подумал Нико про себя.

    — Не успеем, — гость достал из кармана жилета часы, посмотрел на них, — очень извиняюсь. Сейчас должен быть совершенно в другом месте... не знаю, как сюда попал, — и вытянул нижнюю губу. — Видимо, что-то не так пошло.

    На кухне воцарилась неловкая тишина. Нико отвел взгляд от старика — сначала посмотрел на Нино, затем на Фуко, на холодильник и снова на Нино.

    — Сейчас исчезну, — деловито сказал гость и начал считать: — Пять... четыре... — Горозии уставились на старика. — Три... два... один...

    И действительно, эффектно досчитав, Гурджиев всколыхнулся, как некачественное изображение на телеэкране, но не исчез. Лишь в животе у него щелкнуло, из ушей струей вырвалась черная сажа и запахло жженой резиной. Фуко удивленно и сдавленно тявкнул. Гость посмотрел на часы, потряс ими, приложил к уху, снова посмотрел на них.

    — Что случилось? — спросила Нино.

    — Не знаю, — гость непроизвольно рыгнул, выпустив остаток сажи изо рта, как дым сигареты. Снова пахнуло жженой резиной.

    На кухне воцарилась неловкая пауза. Гость казался растерянным.

    — Могу чем-нибудь вам помочь? — Нико придвинул стул. — Садитесь.

    — Не знаю, голубчик, не думаю... — Старик машинально присел. — Главное, не поддаваться панике. — 

    Было видно, что он обращается к себе, а не к Горозиям. —  Побеседуем, и исчезну, когда исчезнется.


    1 Аналог российской передачи «Пусть говорят». (Здесь и далее прим. пер.)

    2 Слово «Гурджи» представляет собой застывшую форму прозвища, которое восходит к тюркскому слову «гурджи», что значит «грузин».

Дата публикации:
Категория: Отрывки
Теги: Ад Маргинем ПрессЗаза БурчуладзеНадувной ангел
Подборки:
0
0
3866
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь