Роальд Даль. Ах, эта сладкая загадка жизни

• «Эксмо», 2012
• Роальд Даль — мастер рассказа, и в сборнике «Ах, эта сладкая загадка жизни!» его талант проявился в полной мере. Сочные, колоритные, парадоксальные истории буквально завораживают. Даль создает на страницах этой книги особый мир — настолько притягательный и ни на что не похожий, что отложить книгу, не дочитав до последней страницы, вам вряд ли удастся.

---

На рассвете моей корове понадобился бык. От этого мычания можно с ума сойти, особенно если коровник под окном. Поэтому я встал пораньше, позвонил Клоду на заправочную станцию и спросил, не поможет ли он мне свести ее вниз по склону крутого холма и перевести через дорогу на ферму Рамминса, чтобы там ее обслужил его знаменитый бык.

Клод явился через пять минут. Мы затянули веревку на шее коровы и пошли по тропинке. Было прохладное сентябрьское утро. По обеим сторонам тропинки тянулись высокие живые изгороди, а орешники были усыпаны большими зрелыми плодами.

— Ты когда-нибудь видел, как Рамминс спаривает? — спросил у меня Клод.

Я ответил, что никогда не видел, чтобы кто-то по правилам спаривал быка и корову.

— Рамминс делает это особенно, — сказал Клод. — Так, как Рамминс, не спаривает никто на свете.

— И что он делает особенного?

— Тебя ждет приятный сюрприз, — сказал Клод.

— Корову тоже, — сказал я.

— Если бы в мире знали, как Рамминс спаривает, — сказал Клод, — то он бы прославился на весь белый свет. В науке о молочном скотоводстве произошел бы вселенский переворот.

— Почему же он тогда никому об этом не расскажет?

— Мне кажется, этого он хочет меньше всего, — ответил Клод. — Рамминс не тот человек, чтобы забивать себе голову подобными вещами. У него лучшее стадо коров на мили вокруг, и только это его и интересует. Он не желает, чтобы сюда налетели газетчики с вопросами, — а именно это и случится, если о нем станет известно.

— А почему ты мне об этом не расскажешь? — спросил я.

Какое-то время мы шли молча следом за коровой.

— Меня удивляет, что Рамминс согласился одолжить тебе своего быка, — сказал Клод. — Раньше за ним такого не водилось. В конце тропинки мы перешли через дорогу на Эйлсбери, поднялись на холм на другом конце долины и направились к ферме. Корова поняла, что где-то там есть бык, и потянула за веревку сильнее. Нам пришлось прибавить шагу.

У входа на ферму ворот не было — просто неогороженный кусок земли с замощенным булыжником двором. Через двор шел Рамминс с ведром молока. Увидев нас, он медленно поставил ведро и направился в нашу сторону.

— Значит, готова? — спросил он.

— Вся на крик изошла, — ответил я.

Рамминс обошел вокруг коровы и внимательно ее осмотрел. Он был невысок, приземист и широк в плечах, как лягушка. У него был широкий, как у лягушки, рот, сломанные зубы и быстро бегающие глазки, но за годы знакомства я научился уважать его за мудрость и остроту ума.

— Ладно, — сказал он. — Кого ты хочешь — телку или быка?

— А что, у меня есть выбор?

— Конечно, есть.

— Тогда лучше телку, — сказал я, стараясь не рассмеяться. — Нам нужно молоко, а не говядина.

— Эй, Берт! — крикнул Рамминс — Нука, помоги нам!

Из коровника вышел Берт. Это был младший сын Рамминса — высокий вялый мальчишка с сопливым носом. С одним его глазом было что-то не то. Он был бледно- серый, весь затуманенный, точно глаз вареной рыбы, и вращался совершенно независимо от другого глаза.

— Принеси-ка еще одну веревку, — сказал Рамминс.

Берт принес веревку и обвязал ею шею коровы так, что теперь на ней были две веревки, моя и Берта.

— Ему нужна телка, — сказал Рамминс.

— Разворачивай ее мордой к солнцу.

— К солнцу? — спросил я. — Но солнца- то нет.

— Солнце всегда есть, — сказал Рамминс. — Ты на облака-то не обращай внимания. Начали. Давай, Берт, тяни. Разворачивай ее. Солнце вон там.

Берт тянул за одну веревку, а мы с Клодом за другую, и таким образом мы поворачивали корову до тех пор, пока ее голова не оказалась прямо перед той частью неба, где солнце было спрятано за облаками.

— Говорил тебе — тут свои приемы, — прошептал Клод. — Скоро ты увидишь нечто такое, чего в жизни не видывал.

— Ну-ка, попридержи! — велел Рамминс,

— Прыгать ей не давай!

И с этими словами он поспешил в коровник, откуда привел быка. Это было огромное животное, черно-белый фризский бык с короткими ногами и туловищем, как у десятитонного грузовика. Рамминс вел его на цепи, которая была прикреплена к кольцу, продетому быку в ноздри.

— Ты посмотри на его яйца, — сказал Клод. — Бьюсь об заклад, ты никогда таких яиц не видывал.

— Нечто, — сказал я.

Яйца были похожи на две дыни в мешке. Бык волочил их по земле.

— Отойди-ка лучше в сторонку и отдай веревку мне, — сказал Клод. — Тут тебе не место.

Я с радостью согласился.

Бык медленно приблизился к моей корове, не спуская с нее побелевших, предвещавших недоброе глаз. Потом зафыркал и стал бить передней ногой о землю.

— Держите крепче! — прокричал Рамминс Берту и Клоду.

Они натянули свои веревки и отклонились назад под нужным углом.

— Ну, давай, приятель, — мягко прошептал Рамминс, обращаясь к быку. — Давай, дружок.

Бык с удивительным проворством вскинул передние копыта на спину коровы, и я мельком увидел длинный розовый пенис, тонкий, как рапира, и такой же прочный. В ту же секунду пенис оказался в корове. Та пошатнулась. Бык захрапел и заерзал, и через полминуты все кончилось. Он медленно сполз с коровы. Казалось, он доволен собой.

— Некоторые быки не знают, куда его вставлять, — сказал Рамминс. — А вот мой знает. Мой может в иголку попасть.

— Замечательно, — сказал я. — Прямо в яблочко.

— Именно так, — согласился Рамминс.

— В самое яблочко. Пошли, дружок, — сказал он, обращаясь к быку. — На сегодня тебе хватит.

И он повел быка обратно в коровник, где и запер его, а когда вернулся, я поблагодарил его, а потом спросил, действительно ли он верит в то, что если развернуть корову во время спаривания в сторону солнца, то родится телка.

— Да не будь же ты таким дураком, — сказал он. — Конечно, верю. От фактов не уйдешь.

— От каких еще фактов?

— Я знаю, что говорю, мистер. Точно знаю. Я прав, Берт?

Затуманенный глаз Берта заворочался в глазнице.

— Еще как прав, — сказал он.

— А если повернуть ее в сторону от солнца, значит, родится бычок?

— Обязательно, — ответил Рамминс.

Я улыбнулся. От него это не ускользнуло.

— Ты что, не веришь мне?

— Не очень, — сказал я.

— Иди за мной, — произнес он. — А когда увидишь, что я собираюсь тебе показать, то тут уж, черт побери, тебе придется мне поверить. Оставайтесь здесь оба и следите за коровой, — сказал он Клоду и Берту, а меня повел в дом.

Мы вошли в темную грязную комнатку. Он достал пачку тетрадей из ящика шкафа. С такими тетрадями дети ходят в школу.

— Это записи об отелах, — заявил он. — Сюда я заношу сведения обо всех спариваниях, которые имели место на этой ферме с того времени, как я начал, а было это тридцать два года назад.

Он раскрыл наудачу одну из тетрадей и позволил мне заглянуть в нее. На каждой странице было четыре колонки: «Кличка коровы», «Дата спаривания», «Дата рождения», «Пол новорожденного». Я пробежал глазами последнюю колонку. Там были одни телки.

— Бычки нам не нужны, — сказал Рамминс.

— Бычки на ферме — сущий урон.

Я перевернул страницу. Опять одни телки.

— Смотри-ка, — сказал я. — А вот и бычок.

— Верно, — сказал Рамминс. — А ты посмотри, что я написал напротив него во время спаривания..

Я заглянул во вторую колонку. Там было написано: «Корова развернулась».

— Некоторые так раскапризничаются, что и не удержишь, — сказал Рамминс. — И кончается все тем, что они разворачиваются. Это единственный раз, когда у меня родился бычок.

— Удивительно, — сказал я, листая тетрадь.

— Еще как удивительно, — согласился Рамминс. — Одна из самых удивительных на свете вещей. Знаешь, сколько у меня получается в среднем на этой ферме? В среднем — девяносто восемь процентов телок в год! Можешь сам проверить. Я тебе мешать не буду.

— Очень бы хотел проверить, — сказал я. — Можно, я присяду?

— Давай, садись, — сказал Рамминс. — У меня другие дела.

Я нашел карандаш и листок бумаги и самым внимательным образом стал просматривать все тридцать две тетради. Тетради были за каждый год, с 1915-го по 1946-й. На ферме рождалось приблизительно восемьдесят телят в год, и за тридцатидвухлетний период мои подсчеты вылились в следующие цифры:

Телок — 2516.
Бычков — 56.
Всего телят, включая мертворожденных, — 2572.

Я вышел из дома и стал искать Рамминса. Клод куда-то пропал. Наверное, повел домой мою корову. Рамминса я нашел в том месте фермы, где молоко наливают в сепаратор.

— Ты когда-нибудь рассказывал об этом? — спросил я у него.

— Никогда, — ответил он.

— Почему?

— Да ни к чему это.

— Но, дорогой ты мой, это ведь может произвести переворот в молочной промышленности во всем мире.

— Может, — согласился он. — Запросто может. И производству говядины не повредит, если каждый раз будут рождаться бычки.

— А когда ты впервые узнал об этом?

— Отец рассказал, — ответил Рамминс, — когда мне было лет восемнадцать.

«Открою тебе один секрет, — сказал он тогда, — который сделает тебя богатым».

И все рассказал мне.

— И ты стал богатым?

— Да, в общем-то, я неплохо живу, разве не так? — сказал он.

— А твой отец не объяснил тебе, почему так происходит?

Кончиком большого пальца Рамминс обследовал внутреннюю кромку своей ноздри, придерживая ее большим и указательным пальцами.

— Мой отец был очень умным человеком, — сказал он. — Очень. Конечно же, он рассказал мне, в чем дело.

— Так в чем же?

— Он объяснил, что, когда речь идет о том, какого пола будет потомство, корова ни при чем, — сказал Рамминс. — Все дело в яйце. Какого пола будет теленок, решает бык. Вернее, сперма быка.

— Продолжай, — сказал я.

— Как говорил мой отец, у быка два разных вида спермы — женская и мужская. До сих пор все понятно?

— Да, — сказал я. — Продолжай.

— Поэтому когда бык выбрасывает свою сперму в корову, между мужской и женской спермой начинается что-то вроде состязания по плаванию, и главное, кто первым доберется до яйца. Если победит женская сперма, значит, родится телка.

— А при чем тут солнце? — спросил я.

— Я как раз к этому подхожу, — сказал он, — так что слушай внимательно. Когда животное стоит на всех четырех, как корова, и голова повернута в сторону солнца, сперме тоже нужно держать путь прямо к солнцу, чтобы добраться до яйца. Поверни корову в другую сторону, и сперма побежит от солнца.

— По-твоему, выходит, — сказал я, — что солнце оказывает какое-то влияние на женскую сперму и заставляет ее плыть быстрее мужской?

— Точно! — воскликнул Рамминс. — Именно так! Оказывает влияние! Да оно подталкивает ее! Поэтому она всегда и выигрывает! А разверни корову в другую сторону, то и сперма побежит назад, а выиграет вместо этого мужская.

— Интересная теория, — сказал я. — Однако кажется маловероятным, чтобы солнце, которое находится на расстоянии миллионов миль, было способно оказывать влияние на стаю сперматозоидов в корове.

— Что за чушь ты несешь! — вскричал Рамминс. — Совершенно несусветную чушь! А разве луна не оказывает влияния на океанские приливы, черт их побери, да еще и на отливы? Еще как оказывает! Так почему же солнце не может оказывать влияния на женскую сперму?

— Я тебя понимаю.

Мне показалось, что Рамминсу вдруг все это надоело.

— У тебя-то точно будет телка, — сказал он, отворачиваясь. — На этот счет можешь не беспокоиться.

— Мистер Рамминс, — сказал я.

— Что там еще?

— А почему к людям это неприменимо?

Есть на то причины?

— Люди тоже могут это использовать, — ответил он. — Главное, помнить, что все должно быть направлено в нужную сторону. Между прочим, корова не лежит, а стоит на всех четырех.

— Понимаю.

— Да и ночью лучше этого не делать, — продолжал он, — потому что солнце находится за горизонтом и не может ни на что влиять.

— Это так, — сказал я, — но есть ли у тебя какие-нибудь доказательства, что это применимо и к людям?

Рамминс склонил голову набок и улыбнулся мне своей продолжительной плутоватой улыбкой, обнажив сломанные зубы.

— У меня ведь четверо мальчиков, так? — спросил он.

— Так.

— Краснощекие девчонки мне тут ни к чему, — сказал он. — На ферме нужны парни, а у меня их четверо. Выходит, я прав?

— Прав, — сказал я, — ты абсолютно прав.