- «Эксмо», 2012
- Роальд Даль — мастер рассказа, и в сборнике «Ах, эта сладкая загадка жизни!» его талант проявился в полной мере. Сочные, колоритные, парадоксальные истории буквально завораживают. Даль создает на страницах этой книги особый мир — настолько притягательный и ни на что не похожий, что отложить книгу, не дочитав до последней страницы, вам вряд ли удастся.
На рассвете моей корове понадобился
бык. От этого мычания можно с ума сойти,
особенно если коровник под окном. Поэтому
я встал пораньше, позвонил Клоду
на заправочную станцию и спросил, не поможет
ли он мне свести ее вниз по склону
крутого холма и перевести через дорогу на
ферму Рамминса, чтобы там ее обслужил
его знаменитый бык.
Клод явился через пять минут. Мы затянули
веревку на шее коровы и пошли по
тропинке. Было прохладное сентябрьское
утро. По обеим сторонам тропинки тянулись
высокие живые изгороди, а орешники были
усыпаны большими зрелыми плодами.
— Ты когда-нибудь видел, как Рамминс
спаривает? — спросил у меня Клод.
Я ответил, что никогда не видел, чтобы
кто-то по правилам спаривал быка и корову.
— Рамминс делает это особенно, — сказал
Клод. — Так, как Рамминс, не спаривает
никто на свете.
— И что он делает особенного?
— Тебя ждет приятный сюрприз, —
сказал Клод.
— Корову тоже, — сказал я.
— Если бы в мире знали, как Рамминс
спаривает, — сказал Клод, — то он бы прославился
на весь белый свет. В науке о молочном
скотоводстве произошел бы вселенский
переворот.
— Почему же он тогда никому об этом
не расскажет?
— Мне кажется, этого он хочет меньше
всего, — ответил Клод. — Рамминс не тот
человек, чтобы забивать себе голову подобными
вещами. У него лучшее стадо коров
на мили вокруг, и только это его и интересует.
Он не желает, чтобы сюда налетели
газетчики с вопросами, — а именно это
и случится, если о нем станет известно.
— А почему ты мне об этом не расскажешь?
— спросил я.
Какое-то время мы шли молча следом
за коровой.
— Меня удивляет, что Рамминс согласился
одолжить тебе своего быка, — сказал
Клод. — Раньше за ним такого не водилось.
В конце тропинки мы перешли через
дорогу на Эйлсбери, поднялись на холм на
другом конце долины и направились к
ферме. Корова поняла, что где-то там есть
бык, и потянула за веревку сильнее. Нам
пришлось прибавить шагу.
У входа на ферму ворот не было — просто
неогороженный кусок земли с замощенным
булыжником двором. Через двор
шел Рамминс с ведром молока. Увидев нас,
он медленно поставил ведро и направился
в нашу сторону.
— Значит, готова? — спросил он.
— Вся на крик изошла, — ответил я.
Рамминс обошел вокруг коровы и внимательно
ее осмотрел. Он был невысок,
приземист и широк в плечах, как лягушка.
У него был широкий, как у лягушки, рот,
сломанные зубы и быстро бегающие глазки,
но за годы знакомства я научился уважать
его за мудрость и остроту ума.
— Ладно, — сказал он. — Кого ты хочешь
— телку или быка?
— А что, у меня есть выбор?
— Конечно, есть.
— Тогда лучше телку, — сказал я, стараясь
не рассмеяться. — Нам нужно молоко,
а не говядина.
— Эй, Берт! — крикнул Рамминс — Нука,
помоги нам!
Из коровника вышел Берт. Это был
младший сын Рамминса — высокий вялый
мальчишка с сопливым носом. С одним
его глазом было что-то не то. Он был бледно-
серый, весь затуманенный, точно глаз
вареной рыбы, и вращался совершенно независимо
от другого глаза.
— Принеси-ка еще одну веревку, —
сказал Рамминс.
Берт принес веревку и обвязал ею шею
коровы так, что теперь на ней были две веревки,
моя и Берта.
— Ему нужна телка, — сказал Рамминс.
— Разворачивай ее мордой к
солнцу.
— К солнцу? — спросил я. — Но солнца-
то нет.
— Солнце всегда есть, — сказал Рамминс.
— Ты на облака-то не обращай внимания.
Начали. Давай, Берт, тяни. Разворачивай
ее. Солнце вон там.
Берт тянул за одну веревку, а мы с Клодом
за другую, и таким образом мы поворачивали
корову до тех пор, пока ее голова
не оказалась прямо перед той частью неба,
где солнце было спрятано за облаками.
— Говорил тебе — тут свои приемы, —
прошептал Клод. — Скоро ты увидишь нечто
такое, чего в жизни не видывал.
— Ну-ка, попридержи! — велел Рамминс,
— Прыгать ей не давай!
И с этими словами он поспешил в коровник,
откуда привел быка. Это было огромное
животное, черно-белый фризский
бык с короткими ногами и туловищем, как
у десятитонного грузовика. Рамминс вел
его на цепи, которая была прикреплена к
кольцу, продетому быку в ноздри.
— Ты посмотри на его яйца, — сказал
Клод. — Бьюсь об заклад, ты никогда таких
яиц не видывал.
— Нечто, — сказал я.
Яйца были похожи на две дыни в мешке.
Бык волочил их по земле.
— Отойди-ка лучше в сторонку и отдай
веревку мне, — сказал Клод. — Тут тебе не
место.
Я с радостью согласился.
Бык медленно приблизился к моей корове,
не спуская с нее побелевших, предвещавших
недоброе глаз. Потом зафыркал и
стал бить передней ногой о землю.
— Держите крепче! — прокричал Рамминс
Берту и Клоду.
Они натянули свои веревки и отклонились
назад под нужным углом.
— Ну, давай, приятель, — мягко прошептал
Рамминс, обращаясь к быку. — Давай,
дружок.
Бык с удивительным проворством вскинул
передние копыта на спину коровы, и я
мельком увидел длинный розовый пенис,
тонкий, как рапира, и такой же прочный.
В ту же секунду пенис оказался в корове.
Та пошатнулась. Бык захрапел и заерзал, и
через полминуты все кончилось. Он медленно
сполз с коровы. Казалось, он доволен
собой.
— Некоторые быки не знают, куда его
вставлять, — сказал Рамминс. — А вот мой
знает. Мой может в иголку попасть.
— Замечательно, — сказал я. — Прямо в
яблочко.
— Именно так, — согласился Рамминс.
— В самое яблочко. Пошли, дружок,
— сказал он, обращаясь к быку. — На
сегодня тебе хватит.
И он повел быка обратно в коровник,
где и запер его, а когда вернулся, я поблагодарил
его, а потом спросил, действительно
ли он верит в то, что если развернуть
корову во время спаривания в сторону
солнца, то родится телка.
— Да не будь же ты таким дураком, —
сказал он. — Конечно, верю. От фактов не
уйдешь.
— От каких еще фактов?
— Я знаю, что говорю, мистер. Точно
знаю. Я прав, Берт?
Затуманенный глаз Берта заворочался в
глазнице.
— Еще как прав, — сказал он.
— А если повернуть ее в сторону от
солнца, значит, родится бычок?
— Обязательно, — ответил Рамминс.
Я улыбнулся. От него это не ускользнуло.
— Ты что, не веришь мне?
— Не очень, — сказал я.
— Иди за мной, — произнес он. — А когда
увидишь, что я собираюсь тебе показать,
то тут уж, черт побери, тебе придется
мне поверить. Оставайтесь здесь оба и следите
за коровой, — сказал он Клоду и Берту,
а меня повел в дом.
Мы вошли в темную грязную комнатку.
Он достал пачку тетрадей из ящика шкафа.
С такими тетрадями дети ходят в школу.
— Это записи об отелах, — заявил он. —
Сюда я заношу сведения обо всех спариваниях,
которые имели место на этой ферме
с того времени, как я начал, а было это
тридцать два года назад.
Он раскрыл наудачу одну из тетрадей и
позволил мне заглянуть в нее. На каждой
странице было четыре колонки: «Кличка
коровы», «Дата спаривания», «Дата рождения», «Пол новорожденного». Я пробежал
глазами последнюю колонку. Там были одни
телки.
— Бычки нам не нужны, — сказал Рамминс.
— Бычки на ферме — сущий урон.
Я перевернул страницу. Опять одни
телки.
— Смотри-ка, — сказал я. — А вот и бычок.
— Верно, — сказал Рамминс. — А ты
посмотри, что я написал напротив него во
время спаривания..
Я заглянул во вторую колонку. Там было
написано: «Корова развернулась».
— Некоторые так раскапризничаются,
что и не удержишь, — сказал Рамминс. —
И кончается все тем, что они разворачиваются.
Это единственный раз, когда у меня
родился бычок.
— Удивительно, — сказал я, листая тетрадь.
— Еще как удивительно, — согласился
Рамминс. — Одна из самых удивительных
на свете вещей. Знаешь, сколько у меня
получается в среднем на этой ферме? В
среднем — девяносто восемь процентов телок
в год! Можешь сам проверить. Я тебе
мешать не буду.
— Очень бы хотел проверить, — сказал
я. — Можно, я присяду?
— Давай, садись, — сказал Рамминс. —
У меня другие дела.
Я нашел карандаш и листок бумаги и
самым внимательным образом стал просматривать
все тридцать две тетради. Тетради
были за каждый год, с
восемьдесят телят в год, и за тридцатидвухлетний
период мои подсчеты вылились
в следующие цифры:
Телок — 2516.
Бычков — 56.
Всего телят, включая мертворожденных,
— 2572.
Я вышел из дома и стал искать Рамминса.
Клод куда-то пропал. Наверное, повел
домой мою корову. Рамминса я нашел
в том месте фермы, где молоко наливают в
сепаратор.
— Ты когда-нибудь рассказывал об
этом? — спросил я у него.
— Никогда, — ответил он.
— Почему?
— Да ни к чему это.
— Но, дорогой ты мой, это ведь может
произвести переворот в молочной промышленности
во всем мире.
— Может, — согласился он. — Запросто
может. И производству говядины не повредит,
если каждый раз будут рождаться
бычки.
— А когда ты впервые узнал об этом?
— Отец рассказал, — ответил Рамминс,
— когда мне было лет восемнадцать.
«Открою тебе один секрет, — сказал он тогда,
— который сделает тебя богатым».
И все рассказал мне.
— И ты стал богатым?
— Да, в общем-то, я неплохо живу, разве
не так? — сказал он.
— А твой отец не объяснил тебе, почему
так происходит?
Кончиком большого пальца Рамминс
обследовал внутреннюю кромку своей ноздри,
придерживая ее большим и указательным
пальцами.
— Мой отец был очень умным человеком, — сказал он. — Очень. Конечно же,
он рассказал мне, в чем дело.
— Так в чем же?
— Он объяснил, что, когда речь идет о
том, какого пола будет потомство, корова
ни при чем, — сказал Рамминс. — Все дело
в яйце. Какого пола будет теленок, решает
бык. Вернее, сперма быка.
— Продолжай, — сказал я.
— Как говорил мой отец, у быка два
разных вида спермы — женская и мужская.
До сих пор все понятно?
— Да, — сказал я. — Продолжай.
— Поэтому когда бык выбрасывает
свою сперму в корову, между мужской и
женской спермой начинается что-то вроде
состязания по плаванию, и главное, кто
первым доберется до яйца. Если победит
женская сперма, значит, родится телка.
— А при чем тут солнце? — спросил я.
— Я как раз к этому подхожу, — сказал
он, — так что слушай внимательно. Когда
животное стоит на всех четырех, как корова,
и голова повернута в сторону солнца,
сперме тоже нужно держать путь прямо к
солнцу, чтобы добраться до яйца. Поверни
корову в другую сторону, и сперма побежит
от солнца.
— По-твоему, выходит, — сказал я, —
что солнце оказывает какое-то влияние на
женскую сперму и заставляет ее плыть быстрее
мужской?
— Точно! — воскликнул Рамминс. —
Именно так! Оказывает влияние! Да оно
подталкивает ее! Поэтому она всегда и выигрывает!
А разверни корову в другую сторону,
то и сперма побежит назад, а выиграет
вместо этого мужская.
— Интересная теория, — сказал я. —
Однако кажется маловероятным, чтобы
солнце, которое находится на расстоянии
миллионов миль, было способно оказывать
влияние на стаю сперматозоидов в корове.
— Что за чушь ты несешь! — вскричал
Рамминс. — Совершенно несусветную
чушь! А разве луна не оказывает влияния
на океанские приливы, черт их побери, да
еще и на отливы? Еще как оказывает! Так
почему же солнце не может оказывать
влияния на женскую сперму?
— Я тебя понимаю.
Мне показалось, что Рамминсу вдруг
все это надоело.
— У тебя-то точно будет телка, — сказал
он, отворачиваясь. — На этот счет можешь
не беспокоиться.
— Мистер Рамминс, — сказал я.
— Что там еще?
— А почему к людям это неприменимо?
Есть на то причины?
— Люди тоже могут это использовать,
— ответил он. — Главное, помнить,
что все должно быть направлено в нужную
сторону. Между прочим, корова не лежит,
а стоит на всех четырех.
— Понимаю.
— Да и ночью лучше этого не делать, —
продолжал он, — потому что солнце находится
за горизонтом и не может ни на что
влиять.
— Это так, — сказал я, — но есть ли у
тебя какие-нибудь доказательства, что это
применимо и к людям?
Рамминс склонил голову набок и улыбнулся
мне своей продолжительной плутоватой
улыбкой, обнажив сломанные зубы.
— У меня ведь четверо мальчиков,
так? — спросил он.
— Так.
— Краснощекие девчонки мне тут ни
к чему, — сказал он. — На ферме нужны
парни, а у меня их четверо. Выходит, я
прав?
— Прав, — сказал я, — ты абсолютно
прав.