— Как давно ты описываешь питерские памятники, сколько уже настрелял?
— Лет десять назад решил разобраться с памятниками Менделееву и Плеханову: мимо них я проходил без преувеличения тысячи раз, так что совсем уж не занимать никакого места в моей жизни они не могли. А года полтора назад увлекся темой, написал очерков двадцать — мои герои в основном малоизвестные памятники, «притаившиеся», иногда даже несанкционированные или спрятанные от посторонних глаз…
— Какой внутренний смысл ты находишь в этом занятии?
— Идентичность памятников, психология памятников, приспособляемость памятников к изменяющимся условиям — вот темы, которые меня по-человечески волнуют, потому что, будучи человеком, я с некоторыми памятниками установил своего рода контакт. Вообще говоря, меня интересуют памятники со сложной судьбой, сильным характером, памятники, которым есть что сказать.
— Воплощает ли памятник как явление имперскую идею?
— Те или иные идеи памятникам часто приписывают, еще чаще навязывают. Никто не может сказать достоверно, какую идею в настоящий момент воплощает памятник.
— В памятнике больше Логоса, Бахуса, Марса или Эроса?
— Логоса больше, потому что любой памятник это высказывание. Что касается Бахуса, он обнаруживает себя ситуативно. В Петербурге есть несколько памятников, привлекающих к себе выпивох. Было бы легкомысленно объяснять феномен простым наличием скамеек. Составляющую Марс отнесем к определенным тематическим монументам, но не будем забывать, что в принципе каждый памятник изначально занимает оборонительную позицию: памятники уязвимы ровно настолько, насколько позволяют себе быть уязвимыми. Эрос находит выражение у памятников на нескольких уровнях, и это исключительно интересная тема, требующая особого разговора. От себя добавлю еще одну смысловую координату — Танатос — куда более важную, чем Бахус и Марс.