Загорелый тридцатипятилетний мужчина обнажен по пояс (ангельские крылья из пуха и кружев, закрепленные у него на спине, не считаются), на бедрах ярко-розовая балетная пачка, на голове черный цилиндр со страусовым пером, лица практически не видно из-за горнолыжных очков и респираторной маски. Он крутит педали трехколесного велосипеда, обшитого желтым флуоресцентным мехом и пластмассовыми цветами. Мельчайшая белая мука пыли летит из-под колес — он приближается к огромной, с автобус размером, золотой утке. Утка медленно плывет через белоснежную пылевую пустыню и изрыгает огонь. Таких мужчин тысячи, они окружают зверюгу, кричат, карабкаются по жирным металлическим бокам наверх, берут на абордаж. В финале победитель втыкает в темя огнедышащей твари американский звездно-полосатый флаг, ее цельнометаллическая оболочка сотрясается под грохот транса — и начинаются танцы.
Описанное выше не является ни театральной постановкой, ни сценарием фантастического фильма об инопланетянах, это даже не ночной кошмар ребенка, пересмотревшего диснеевской тележвачки. Все описанное выше — реальность, слет фриков — чудаков со всех уголков Америки. Адрес прописки: город Блэк Рок сити, пустыня в штате Невада, Соединенные Штаты Америки.
Один раз в год в пустыне Невады 6 тысяч человек строят город-утопию. И имя ему Burning man («Горящий человек»). Живет этот техногенный карнавал ровно неделю. Неделю 60 тысяч человек, одетых в самые диковинные одежды, строят в центре пустыни город из палаток и кемпинговых машин по классической радиальной схеме, унавоживают пустыню арт-объектами, мешают день с ночью — здесь нет светофоров, расписания и никуда невозможно опоздать. Катарсис случается в конце фестивальной недели — в центре города сжигают сначала 20-метровую деревянную фигуру человека, а потом огромный деревянный храм.
Кусок пустыни выгорожен красным сетчатым забором, на въезде-выезде пробка: своей очереди ждут по несколько часов — никто не ропщет, все танцуют и натягивают респираторы — белая пыль ест глаза, забивает нос, к концу недели все бёрнеры «седеют». Кампанелла ликует в гробу — отдельно взятый город Солнца построен в американской пустыне. Есть подозрение, что только в такой форме и в таком объеме коммунизм и может существовать. Здесь нет денег — не за что платить; здесь запрещены коммерческие отношения, город — белый от пыли и отсутствия рекламы. Единственная монополия — на продажу льда — в руках организаторов мероприятия — 3 бакса за 5 кг льда в синем пластиковом пакете. Все что нужно для жизни, включая воду, еду, сигареты, алкоголь, палатки, посуду, наркотики, культуру и искусство каждый постоянный житель временного города привозит с собой и делится всем этим с окружающими. В рамках добровольного социального эксперимента работает только gift-экономика: подари что-нибудь другому — и он обязательно что-нибудь подарит тебе в ответ или просто так даст. Так и меняют шило на мыло, борщ на гамбургер, арбуз на гашиш, пластиковые стаканчики на текилу. Здесь нет мусора на улицах — в национальном заповеднике, которым является пустыня, нельзя оставить ни окурка, даже использованную, например, для мытья посуды, «серую» воду увозят с собой, возвращаясь через неделю в мир нормы и чистогана. Здесь нет электричества, и в ночи город освещается генераторами и светящимися палочками-глостиками. Вечерний ритуал: окольцевать глостиками шею и запястья — выйти на променад — по пустыне плывут тысячи светящихся обручей.
В августе 1986 года плотник Ларри Эллисон с друзьями приехали на один из заброшенных пляжей под Сан-Франциско. Построили из досок деревянного человека и сожгли его. На следующий год на тот же пляж приехали 200 человек. Через несколько лет приехали несколько тысяч человек. Еще несколько лет спустя правительство штата Калифорния попросило «фестивальщиков» переехать. Так Ларри и К° нашли мертвую пустыню в Неваде — в 6 часах от Сан-Франциско. В этом году собралось 60 тысяч человек. Для того чтобы контролировать процесс, установили плату за участие в вакханалии (в этом году билет стоил 295 долларов) — на вырученные деньги организаторами закупаются биотуалеты (в которых никогда не заканчивается туалетная бумага). Сюда не приезжает полиция, здесь ты зависишь только сам от себя и соседа. Если тебе не повезло — это твоя проблема. В этом году в пылевых бурях заблудилось и погибло 5 человек.
Сначала пропадают горы. Белой взвесью затягивает горизонт. Пыль скручивается в воронки и толстые столбы, гигантским щитом поднимается из ниоткуда, пожирая перспективу, уничтожая представление о пространстве, застилая солнце. Ветер в первые секунды на 35-градусной жаре кажется ласковым. Его прикосновение обманчиво — сигнальная ласка дает люфт в 5 секунд, чтобы успеть натянуть респираторную маску и очки. Город в кольце гор превращается в круглую пудреницу в руке невидимого ребенка. Никогда не знаешь, когда ему вздумается открыть крышку, сунуть свой нос и дунуть так, чтобы вся пудра взлетела и повисла в воздухе. Нет ничего, кроме пыли: нет пальцев на вытянутой руке, нет голоса в севших связках, нет воздуха в забитых пылью легких. Есть только пыль, ты в ней и всплывающие то тут, то там в молочном порошке миражи — рукотворные конструкции, все то, что в течение недели бёрнеры строят в пустыне. Велосипедисты передвигаются со свистками во рту, фотографы прячут фотоаппараты в пластиковые мешки, ветер с пылью хлещут по ногам розгами. Кто сказал, что в Америке нет пончиков? Пончики — это бёрнеры: обожженная солнцем кожа присыпана сахарной пудрой пыли. Диковинные костюмы тяжелеют от пыли, как театральный занавес в провинциальном театре. Обувь бёрнера — сапоги — впитывает пыль, как губка. Буря может продолжаться сутки, а может час — никто не знает, и все ее ждут.
В богатом и могучем нет существительного, описывающего происходящее. «Фестиваль» — официоз, long last party — англицизм. Чтобы прочувствовать вкус этого блюда возьмите существительные «турслет» и «оргия» — тщательно перемешайте, встряхните, посолите потом обезвоженной пустыней, поперчите острым запахом марихуаны, добавьте ЛСД, экстази и кокаина по вкусу, перед подачей к столу сбрызните алкоголем. Тщательно пережевывая пищу, широко откройте глаза и ждите — genius loci к вам подойдет. Душа этого места — плайя — вычерченный посредине пустыни круг диаметром в 3 километра. От него лучами отходят улицы-стрелы — у каждого бёрнера есть адрес, который можно зарегистрировать в центральном компьютере, чтобы тебя могли найти друзья. Плайя — это сердце Burning man, майдан — один раз перейди и не вернешься назад.
Как разноцветные конфеты по белой поверхности стола, по плайе раскиданы арт-объекты. Ради них и собираются фрики в пустыне — приехать, построить, походить, посмотреть, что построили другие, и в конце недели сжечь все. Впрочем, здесь не ходят, а ездят. Транcпорт местного пролетариата — велосипед, арт-мобиль и их гибриды. Просторы плайи бороздят диковинные рыбы, переделанные из старых автобусов, гигантские бобинные магнитофоны на колесах, огнедышащие драконы на лыжах с электрическим приводом, плюшевые диваны на мотоциклетных моторах, сказочный домик на гусеничном ходу… Гигантская игровая площадка, где резвятся очень странные взрослые люди…
Женщина-змея в противогазе возвышается над толпой на три метра, балансируя на гигантских ходулях, она медленно продвигается по плайе. Талия стянута спиралью светящихся в темноте лент. В одной руке косяк, в другой — цепь с огненными шарами на концах. Говорят, американцы проводили в пустынях Невады эксперименты с ядерным оружием.
Мой папа любит петь песню «Америка — кругом песок, Америка — говна кусок». Мой папа ошибается, надо петь другую песню: «Мир, в котором я живу, называется мечтою, хочешь я тебя с собой возьму, хочешь позову с собой…» На неделю… до второго…
