Каждый день на ярмарке Non/Fiction проходили встречи с писателями. Некоторые из литераторов невозмутимо прогуливались между книжными рядами, общаясь с коллегами по цеху. Эдуард Лимонов, например, передвигался в плотной «чашке» из охраны. Слова литераторов жадно ловили журналисты. Самые заметные высказывания зафиксировала корреспондент журнала «Прочтение» Евгения Клейменова.
Людмила Улицкая: «Наталья Горбаневская властно и твердо предостерегла меня от того, чтобы писать стихи, зато про первый мой рассказ сказала: „Людка, это твое!“»
Фредерик Пеетерс: «Я вообще не думаю о читателе и пишу для себя. Это мне приносит удовольствие. Если человек пишет и держит в голове читателя — это маркетинг».
Анна Брекар: «Романтики придумали, что писателю кто-то что-то нашептывает, так вот и я тоже считаю, что кто-то водит моей рукой. Чтение мне необходимо, это комната, в которой я запираюсь на ключ. В художественной литературе разлита жизнь, и даже перечитывая книги, я каждый раз будто захожу в новые залы».
Захар Прилепин: «В связи с тем, что юность моя прошла под звуки рок-н-ролла, биг-бита, под „Время колокольчиков“, это, конечно, является частью моей физики и биохимии. Писательство — одинокое занятие: сидишь и тюкаешь по клавиатуре. А группа — это какое-то другое воспроизведение человеческой энергии: звуки гитары, радость сотворчества, сочинение песен. Это может никому на свете не нравиться, но вдруг неожиданно нравится тебе. В первую очередь, это удовольствие. Когда мы сделали ряд песен, я предложил нескольким нашим рок-звездам ничтоже сумняшеся сделать „совместки“ с нами. Они послушали песни и согласились. Когда мне было 14–16 лет, их портреты висели у меня на стене, а теперь я делаю то, что, кажется, было совершенно невозможно. Как если бы я предложил Есенину написать вместе стихотворение. И он бы сказал: „Да, давай! У тебя хороший куплет. Я тоже сейчас напишу свой“. Меня это внутренне по-хорошему смешит. Я думаю про себя: „Вот ты сукин сын, вот до чего тебя жизнь довела“».
Максим Осипов: «Врач-писатель часто встречается. Это дает необходимое для творчества сцепление с жизнью. А вот писателя во враче должно быть поменьше».
Дина Рубина: «Если держать руку на том, что происходит в России, постоянно сидеть в „Фейсбуке“, смотреть новости, ты перестанешь быть писателем и создавать свои миры. Все, чем интересен писатель, есть в его книгах. Он в долгу перед своей творческой судьбой. Самая главная книга для меня та, в которой я только что поставила точку. Мой герой некогда не будет злодеем. Это человек, которому нужно преодолевать препятствия. Я бы также никогда не выбрала героем романа вялого, неторопливого человека».
Татьяна Москвина: «Роман „Жизнь советской девушки“ о культуре, на которой я выросла. Следующая книга будет совершенно другая, например о 1980-х, о Курехине. Я веселая и одновременно угрюмая девушка из Петербурга и все время хочу пробовать что-то новое, что-нибудь отчебучить. Например, летом мы с петербургскими писателями — мальчишками и девчонками за пятьдесят — путешествовали вокруг Онеги. Сейчас нужно всем талантливым людям собираться в войска, чтобы сражаться с пошлостью. Пока у нас есть прилепины и крусановы, мы так просто не сдадимся».
Татьяна Толстая: «Книга „Невидимая дева“ создавалась как варьете, не монотонной, очень разной. Мне интересно из памяти и владения языком свинчивать разные вещи. Правда, больше всего всем нравятся разговоры про еду. Если я пишу в „Фейсбуке“, как что-то купила или сварила, то у меня тысячи лайков, а если что-то литературное, гул стихает».
Денис Драгунский: «Раньше литература была на слуху, потому что критик печатался тиражами большими, чем автор».
Светлана Алексиевич: «Некоторые писатели свою малограмотность компенсируют агрессией».