Один из самых заметных писателей современности Захар Прилепин представил в Петербурге свой новый роман «Обитель». Готовый ответить за каждое произнесенное и написанное им слово, автор рублеными фразами объяснил свою позицию относительно русской государственности, словесности и экзотики. «Прочтение» выбрало восемь цитат из речи Захара Прилепина.
Об историческом контексте романа «Обитель»
Для меня эпоха 1920-х годов родная, я чувствую себя в ней растворенно. Многие вещи, которые характерны не только для всех нас, но и в целом для российской истории, артикулированы там. История книги — это история моего собственного взросления. Моя читательская биография была связана с литературой 1920-х годов: поэзия Есенина, Багрицкого, Маяковского, Луговского, проза Бабеля, Мариенгофа, Шолохова, дневники Пришвина — это пространство моей естественной человеческой жизни, моей физиологии. В мировой истории мало таких времен, которые соразмерны 1920-м годам советской России.
О главном герое романа Артеме Горяинове
Все персонажи моих предыдущих книг являлись носителями какой-то одной мысли или эмоции, о которой мне было очень важно рассказать. В «Обители» я хотел воспроизвести типаж, который так или иначе отражает все архитипические черты русского человека. А так как эти черты в принципе неуловимы, их нельзя расшифровать, он получился персонажем со всеми свойствами: смелым, жалким, беспощадным, милосердным, очаровательным, отвратительным и так далее. Мне кажется, это как раз обычно для русского человека — в разных обстоятельствах проявлять себя каким угодно образом. Артем Горяинов, попадая в среду чекистов, блатных, контрреволюционеров, священников, отражает их, а не светит сам. Это очень важно.
О власти романа над автором
В итоге получился плутовской, авантюрный роман. Все само по себе двигалось и мной руководило. Жуть, я даже не могу этого объяснить. Я всегда иронизировал над русской литературой, которая наделяет себя уникальными свойствами и возможностями: кто-то ей что-то надиктовывает, а она записывает. Все это казалось мне абсолютной ерундой. В моем романе есть сто персонажей, большая часть из них имеет реальные прототипы. Когда документы начали оживать, люди — разговаривать, я стал меньше, чем свой текст. Роман довлеет надо мной.
О тексте «Письмо товарищу Сталину»
История написания этого текста случайна. Когда я отдыхал в своей деревне Ярки Борского района Ижорской области в Керженских лесах, мне в голову вдруг пришла строчка: «Мы обязаны тебе всем, будь ты проклят». Это не имело никаких видимых привязок, я даже не знаю, зачем оно появилось. С другой стороны, когда перемещаешься по России, видишь колоссальное количество людей, которые не имеют голоса в медиа или литературной сфере. В этом смысле я ощущаю себя, может быть, ложно, человеком, который должен проговорить эти мысли. Который может сказать о том, что назрело, что всем очевидно. Я пришел и сообщил об этом. Я во многом разделяю озвученную в письме точку зрения.
О русской литературе
Самое важное значение русской литературы заключается в том, что она свободна — доступны любые движения, жестикуляция и слова. Гуманизм русской литературы в том, что она не толерантна, не политкорректна, она может быть милитаристская или ксенофобская, она задает самые страшные вопросы и отвечает на них. Когда я нахожусь в этом пространстве, я могу позволить себе какие угодно вещи, я свободный человек в свободной стране в свободной литературе: что хочу, то и говорю.
Разнообразная мозаика современной русской литературы дико любопытна. Однажды мне рассказали про Дмитрия Сергеевича Лихачева, который на вопрос студентов о его обширном художественном вкусе ответил, что для него литература — это огромная мозаика, в которой все сообразуется и одно проистекает из другого. Может быть, и я так воспринимаю. Мы переживаем не самое худшее время в русской литературе.
О теории теплопожатий
У писателя Леонида Максимовича Леонова была история про теплопожатия. Он говорил, что Пушкин жал руку Гоголю, Гоголь жал руку Толстому, Толстой жал руку Чехову, Чехов жал руку Горькому, Горький жал руку Леонову, Леонов жал руку Распутину… А Распутин жал руку мне. Вот в этих восьми рукопожатиях и есть вся русская литература. Внутри этого ощущения находиться очень приятно, но я думаю, что есть и параллельные теплопожатия.
Об отце Эдуарде и деде Сане
Имеются в виду Лимонов и Проханов. Конечно, писательская моторика восходит у меня к этим именам. Эти люди подействовали на меня очень сильно, освободиться от их энергетики невозможно. Что бы мы о них не думали, они останутся вписанными в контекст русского слова и государственности.
Об экзотике в литературе
Мой друг Миша Тарковский в возрасте 16-18 лет уехал на Енисей, поселился в избе, и главной экзотикой в его случае стала сама жизнь — деревенская, русская, енисейская. Он там строит церкви, ходит на охоту… Человек, помещенный в Россию, — самая большая экзотика русской литературы. Такого у нас не хватает совершенно.