Почти сорок лет Памела Трэверс сочиняла истории об английской няне Мэри Поппинс, которая перешептывалась с птицами и младенцами, много знала, но ничего не говорила. Сама Трэверс поступала так же — прятала свою настоящую жизнь от посторонних, а красивые фантазии вдохновляли ее больше, чем скучная правда. «Только Соединяй» / «Only Connect» и «Никогда не Объясняй» / «Never Explain», — любила повторять писательница. Эти две фразы во многом определили сценарий ее жизни.
Неспокойная Хелен
Дорога, дорога, дорога… Австралия, Англия, Ирландия, США, снова Англия. Прекрасный огромный мир, где много любимых мест и красивых пейзажей, но нет дома. Так много обожаемых мужчин, но среди них нет единственного, самого подходящего. Так много манящих секретов, от которых все вокруг набухает и наливается красками, но нет ответа на главные вопросы — кто есть я на самом деле, какая я настоящая? Однажды, будучи уже очень пожилой дамой, Памела Трэверс сказала: «Молодые не могут просить о мире в душе. Это молодым недоступно». Недоступно это оказалось и для нее, одинокой и всегда беспокойной женщины, которая не только обожала ездить, но и была словно обречена на скитания.
Совершив свое первое путешествие в раннем детстве, на руках матери, Трэверс провела в пути почти сто лет. Всегда находились, что называется, объективные причины, чтобы собираться в дорогу: нескончаемые духовные поиски, война и любовь, болезни, писательская популярность. Впрочем, не будь всего этого — Памела все равно бы паковала чемоданы, просила попутного ветра, лишь ненадолго разрешая себе передохнуть. Только так, в дороге, она избавлялась от ощущения, очень навязчивого, что она везде чужая, «неместная», толком никому не нужная. Это чувство Памела Трэверс знала с пеленок.
В детстве ее звали Хелен Линдон Гофф. «Что это Хелен опять вытворяет?» — мимоходом замечала мать. Отец, если был трезв, только пожимал плечами. Хотя ничего особенного она не вытворяла. Ну да, играла в птицу-наседку и, бывало, целыми днями чистила перышки или «сидела на яйцах». Ну да, шепталась с деревьями и смотрела на звезды. Но у девочки было оправдание: она родилась в насквозь чужом и абсолютно неинтересном месте — в маленьком австралийском городке Мэрибороу. Трэверс не испытывала к Австралии никакой привязанности, даже стеснялась своего происхождения и появилась там на свет только затем, чтобы вскоре уехать. К тому же, ее утомляли тихие однообразные дни. «Будь хорошей дочерью и живи пристойно», — рекомендовала тетушка, чем приводила крошку Хелен в ужас. «Неужели это все, что меня ждет?» — думала она и отчаянно надеялась, что какая-нибудь звезда даст ответ.
На мудрые советы родителей Хелен Линдон не рассчитывала. «Я росла в темноте и в неизвестности, как зерно растет под землей», — много позже вспоминала Трэверс. Дело в том, что папа Трэверс Гофф и мама Маргарет Морхэд не были мудрыми. Они были хорошими, но часто огорчались и ссорились. Они любили самую странную из трех своих дочерей, но совершенно ее не понимали. Когда Хелен было всего семь, папа «отправился к Богу». Можно сказать и по-другому: допился, оставив после себя кучу долгов. Можно и так: не выдержал разлуки с родной Ирландией. И то, и другое будет правдой. Поэт и романтик, одетый в костюм банковского клерка, каждый день терзал семью воспоминаниями о щедрой Ирландии. А если не мог чего-то вспомнить — фантазировал. Хелен, в отличие от других, обожала отцовские истории. И когда рассказчика не стало, она, сознательно или нет, переняла эстафету.
«Он был красивым и элегантным. Он владел плантациями сахарного тростника. Путешествовал по всему свету, носил белую шляпу и золотые серьги», — рассказывала в интервью Памела Трэверс, к тому времени она уже взяла псевдоним и «одолжила» у папы часть имени. Врала напропалую? И да, и нет. Ведь сохранилась же фотография, где ее отец действительно франтоват и действительно в белой шляпе… Настоящего папу Памела толком не знала и плохо помнила, но скучала по нему всю жизнь. Фантазия Памелы превратила его в доброго, чуть меланхоличного, любящего мужчину. Вылитый мистер Бэнкс из «Мэри Поппинс». Настоящий глава семейства. Возможно, именно поэтому (и поэтому об отце такой подробный рассказ) Трэверс любила только тех мужчин, которые статью, умом и благородством могли, как ей казалось, сравниться с владельцем сахарных плантаций. А мужчины, следуя примеру Трэверса Гоффа, слишком быстро ее оставляли.
Спящая красавица
Когда Хелен мечтала выступать на сцене, она влюблялась в актеров. Причем, в самых что ни на есть типичных — видных, болтливых, чуть высокомерных, падких на похвалы. Стареющий английский лицедей Лоуренс Кэмбелл преподавал ей теорию драмы и основы актерского ремесла. Он также руководил школьными постановками, в которых участвовала Хелен. Это было в городе Боурол под Сиднеем, куда семья Гоффов переехала после смерти отца.
От первой влюбленности осталось только одно воспоминание. Увлеченный этой неспокойной храброй девушкой с «дикими глазами» (многие потом отмечали ее диковатый взгляд), Кэмбелл предложил Хелен на время переехать к нему домой, чтобы постигать искусство театра, так сказать, более интенсивно. «Почему бы и нет?» — подумала наивная Хелен Линдон, не заметив сексуального подтекста. Правда, тетушки не позволили.
Писательница говорила, что Кэмбелл был первым в веренице мужчин, которые ее формировали и, исполнив свою роль, «передавали следующему». Ничего непристойного, не подумайте. Пожалуй, даже наоборот — Трэверс видела в каждой встрече фатальность, предопределенность. И как бы там ни было на самом деле, именно с подачи Кэмбелла она отправилась в Сидней, где вышла на профессиональную сцену и познакомилась с Алленом Уилки, актером и театральным менеджером.
В Сиднее семнадцатилетняя Хелен Линдон работала машинисткой. И, как заклинание, бормотала монологи шекспировской Джульетты. В
Возможно, только затем ей и нужна была сцена — чтобы Хелен переродилась в Памелу, что в переводе с греческого означает «любящая». Наверное, в театре состоялось первое пробуждение спящей красавицы, которая до поры лежала без движения и только и делала, что исследовала свои грезы. Это было одновременно и прощание с детством, где остался ее отец, после смерти обратившийся в звезду, и встреча с теми историями, которые готовились вот-вот стать реальностью. Едва состоялись гастроли в Новую Зеландию, едва вышли первые критические отзывы об «очень человечной» (именно так) мисс Памеле Трэверс, как мисс оставила актерскую карьеру. Она начала писать стихи и прозу. Она готовилась к новому переезду. Она опять влюбилась.
Через океан
«Писательство! Оставь это тем, кто умеет писать!» — кудахтали тетушки. Очередная выдумка Памелы, и еще более сумасбродная, чем предыдущая. Впрочем, втайне они уважали и восхищались фантазией девочки. Сами-то не могли заглянуть за горизонт. А эта — она не просто фантазировала, но каким-то чудом еще и воплощала свои мечты.
Стихи Памелы, положим, были так себе. Искренние и порой чувственные, но очень сентиментальные. Ранняя проза — наброски будущей длинной истории, силуэт будущих персонажей. Так, в рассказе о цыгане «проступают» черты Берта, уличного художника и друга Мэри Поппинс, и садовника Робертсона Эя. В
Наверное, Мортон не уделял ей достаточно внимания — у редактора и бизнесмена много дел. И Памела опять потеряла точку опоры. «Да, мои тексты хвалили, но я не верила отзывам, — говорила Трэверс, — Тамошние критики не казались мне убедительными — кто они такие, чтобы судить? Да и Австралия вообще не вызывала доверия. В этой стране для меня не было авторитетов. Когда это ощущение окрепло, я решила переехать в Англию».
Ко всему прочему, Фрэнк Мортон неожиданно умер. Памела просто не видела другого выхода, хотя разлука с матерью казалась ей немыслимой. И оставаться нельзя, и уезжать страшно — постоянный для Трэверс внутренний конфликт. «Только не плакать, не плакать, не плакать», — заклинала себя Памела, молодая одинокая женщина двадцати четырех лет, стоя на палубе корабля.
Она вернулась в Австралию только однажды, в
Цветок под солнцем
«Я не была его обожательницей. Я ничего для него не сделала. Что может цветок сделать для солнца? Он просто растет под его лучами», — так Трэверс говорила о главном, пожалуй, мистере Бэнксе в ее жизни.
Джордж Рассел был редактором ирландского литературного журнала «Irish Statement». Трэверс предложила для публикации тексты, он отозвался внимательным и искренним письмом. Вскоре они познакомились. Рассел курил трубку, говорил нараспев и обладал чутьем на хорошие тексты. Он изучал восточную философию и даже имел последователей. Писал, в основном, под псевдонимом «АЕ», это теософская аббревиатура, что в упрощенном варианте значит «вечное искание»«. Также Рассел был умен, харизматичен и склонен к самопознанию и познанию других. В общем — то, что доктор прописал.
АЕ был солнцем Памелы. Он называл ее ангелом. На момент знакомства Памеле Линдон было двадцать пять, Расселу — пятьдесят семь. «Я вижу в твоем будущем огромного мужчину, который о тебе позаботится», — говорил АЕ. Конечно, он имел в виду не себя. О совместной жизни речи не шло. Во-первых, АЕ был женат и не хотел что-то менять. Во-вторых, их история разворачивалась в несколько иной плоскости. В-третьих, Трэверс была бы не Трэверс, если бы просто вышла замуж за любимого человека.
Только соединяй. Ничего не объясняй.
Они переписывались по меньшей мере раз в месяц. Он приезжал в Англию, она — в Ирландию, и, к слову, родина любимого отца немедленно покорила Памелу. Во время встреч они держались за руки и разговаривали — это было даже похоже на свидания. С первого дня знакомства Рассел восхищался жизнелюбием Памелы, уверяя, что и в восемьдесят лет она заставит жизнь играть по своим правилам. Конечно же, уверял АЕ, они знали друг друга и раньше, в предыдущих воплощениях. Памела брала его за руку, а Рассел, тоже по-своему влюбленный, упрекал женщину: «Тебе не нужна философия, тебе нужна жизнь!».
В начале
Так, в
Первые рассказы о Мэри Поппинс появились в
Вселенная Мэри Поппинс
Памела Трэверс верила, что младенцам, мурлыкающим в колыбели, однажды является ангел и нашептывает им Великую Тайну Жизни. С возрастом люди забывают и тайну, и самого ангела. И только иногда — вскользь, едва ощутимо — к ним возвращаются давно известные истины. Нечто похожее Памела Трэверс чувствовала и к Мэри Поппинс. Имя волшебной няни, признавалась писатель, давно ей было знакомо. Имя — словно напетая когда-то давно, подзабытая, но по-прежнему ясная мелодия.
Книга под названием «Мэри Поппинс» вышла в
Лондон, где обитает семья Бэнксов и куда иногда наведывается Поппинс — насыщенное и живое пространство. Соседи Бэнксов — сплошь чудаки, люди со странностями. Старая дева, обожающая свою болонку, сварливый адмирал в отставке, одержимый жаждой власти смотритель парка, рассеянный и вечно спешащий мистер Бэнкс. Даже мороженщик — и тот не лишен экстравагантности. Да и саму Мэри Поппинс не назовешь идеальной, хотя лично она считает себя совершенством. Мисс Поппинс высокомерна и слегка самовлюбленна. Она любуется собственным отражением в витрине, обожает ходить по магазинам и нередко грубит. Она делает одолжение Бэнксам, поселившись у них. С выражением усталости и недовольства на лице Мэри Поппинс помогает детям, Майклу и Джейн, постигать многослойный мир.
Все так — но не только так. У персонажей сказки Трэверс, как и у всего живого, есть оборотная, тайная сторона. За маской экстравагантности спрятано одиночество, под невнимательностью — растерянность, под строгостью — мудрость. «Мэри Поппинс строга так же, как строга всякая мудрая женщина, — уверенно заявляла Памела Линдон, — На нее заглядываются все мужчины! Будь она просто строгой, из упрямства строгой — не заглядывались бы!»
Без света нет тени, не бывает ничего окончательного и однозначного — эти истины Трэверс приняла давно, приняла с восторгом. В первых книгах о Мэри Поппинс она исследовала двойственность всего сущего, «подставляла» зеркала, обнаруживала связи. Мысль, будоражащую ее многие годы, Памела отдала Очковой Змее из главы «Полнолуние», где Майкл и Джейн попали в ночной зоопарк. Змея готовилась поменять кожу и приговаривала: «Все живое вылеплено из одной глины: мы, обитатели джунглей, и вы, живущие в городах. И не только все мы, камни под ногами, реки, деревья и звезды — все, все сделано из одной материи. И все движется к одному концу. Не забывайте об этом, когда от меня не останется и воспоминания».
Религия, мифы, сказки — все суть одно. День творит ночь, фантазии творят реальность, зеркало открывает двери, западный ветер сменяется восточным. Противоположные полюса чего угодно существуют на равных. Только соединяй. Ничего не объясняй.
Первую книгу Трэверс посвятила своей матери, которая умерла шестью годами раньше. Писательница с самого начала чувствовала, что Мэри Поппинс предстоит длинная дорога. От этого ей было и сладостно, и беспокойно — так, как никогда раньше: «Не хочу, чтобы меня воспринимали как глупую кудрявую дамочку, которая пишет глупые сказки».
Какие уж тут глупости! Когда художник-иллюстратор Мэри Шепард делала рисунки к книге, Трэверс демонстрировала строгость, которой могла бы позавидовать ее героиня. Вместе с Шепард они ходили по улицам и паркам, высматривая детей, похожих на детей Бэнксов. Памела хотела, чтобы на картинках появились именно ее персонажи. Волновала и мисс Поппинс, которая не должна была выглядеть слишком милой, или слишком простой, или слишком молодой. Фарфоровая голландская кукла — вот на кого похожа Мэри! Пусть не сразу, но получилось. Сейчас иллюстрации Шепард считаются классическими.
Какие уж тут, повторюсь, кудрявые дамские глупости! Сорок с лишним лет, пока Памела Линдон Трэверс сочиняла новые истории о Поппинс, литературоведы писали свои исследования и выдвигали нешуточные гипотезы. Кто такая Поппинс — матерь богиня, древний архетип женщины, посланник космоса или, только представьте, слуга сатаны?
И чем больше волновались ученые, тем молчаливее становилась писательница. «Мэри Поппинс ничего не объясняла, и я не буду», — упрямо повторяла Трэверс.
Одинокий полет
Вскоре после выхода первых сборников о Мэри Поппинс жизнь в очередной раз доказала свою двойственность. Литературному успеху сопутствовала личная трагедия. В
После ухода АЕ у Трэверс начались кошмары — точно так же, как это было после смерти отца и матери. Она грубила друзьям и порой была невыносима: самые близкие подруги признавались, что общение с Памелой «слишком дорого обходится».
Она так и не смогла оправиться от разлуки с Расселом, до конца жизни терзаясь случайными мыслями: «Надо спросить у АЕ, надо сказать АЕ», не всегда отдавая отчет, что теперь и АЕ — молчаливая белая звезда.
В любви Памела вела себя отчаянно, непоследовательно и вместе с тем старомодно. Ее, кажется, не интересовали пошлые вопросы вроде «Куда приведут эти отношения?», во все времена терзающие девушек после свидания. Она хотела найти уютный радостный дом и родить детей, но, влюбившись, забывала о самых простых мечтах. Иные женщины назвали бы ее глупой — Трэверс никогда не заботилась, что называется, о своих интересах. Не ревновала, не претендовала, не обижалась. Наслаждалась процессом, не задумываясь о результате. Чистое благородство, а в благородстве не упрекают. Между тем, задать кое-какие вопросы возлюбленным Трэверс было бы не вредно.
Например, ирландскому поэту Фрэнку Макнамаре, с которым Трэверс познакомилась в
Было ли Трэверс обидно? Наверняка. Но Памела ни разу сказала плохого слова ни о Фрэнке, ни о ком-то еще, не оправдавшим ее надежд. Для полета Памеле хватало собственной любви. Можно даже предположить, что она не обрела одного-единственного близкого мужчины, так как у нее были все сразу — но вдалеке. Что, если Трэверс просто не могла любить одного, отказавшись при этом от остальных?
В
Памела знала (не убеждала себя, а знала!), что человек только тогда слаб и нечестен, когда он глубоко страдает. Подлость и эгоизм — всегда следствие пережитых внутренних трагедий. В таком случае, зачем обижаться, если возлюбленный ведет себя недостойно? Лучше попросить за него у высших сил. Следом за АЕ Памела Линдон повторяла: «В каждом из нас живут архангелы, девы, демоны, ангелы». И хотя Трэверс не была лучезарным оптимистом, она всегда верила в свет, в перерождение, доступное в земной жизни и, конечно, за ее пределами.
Домой! Домой!
Памела Трэверс с детства мечтала «примерить» три женские ипостаси — Нимфа, Мать, Старуха. Образ нимфы ей был неплохо знаком, а вот о материнстве Трэверс не имела никакого представления. Писательнице почти исполнилось сорок, она так и не вышла замуж. Новым сердечным другом стал философ армянского происхождения Георгий Гюрджиев, но от духовно-мистической связи дети не рождаются. И Памела решилась на усыновление.
Ребенок нашелся в Ирландии, у знакомых ее знакомых, которые только что разорились, а у них, как на беду, родились близнецы. Одного из них взяла Трэверс, тем самым на долгие годы разлучив братьев. Ее сын, ее сокровище Камиллус однажды узнает правду и глубоко обидится на мать, но до этого еще далеко.
В
В Нью-Йорке она писала третью книгу о Мэри Поппинс — «Мэри Поппинс открывает дверь». Тогда Трэверс вынесла первое предупреждение: «Няня не может без конца приходить и возвращаться!». Ей уже как будто немного поднадоело «выуживать» великолепную няню из-за горизонта. Но без толку — издатели требовали новых историй о семействе Бэнкс.
Между тем, Камиллус подрастал. Беспокойный мальчик. Он еще в три года говорил маме, что в нем живут два Камиллуса — хороший и плохой. И демонстрировал обоих. Что интересно, мальчик говорил правду — он всю жизнь страдал от этого странного «раздвоения». Уже взрослым Камиллус мог быть в один день заботливым сыном, мужем и отцом, в другой — отчаянным алкоголиком, который бросал работу, забывал близких и уходил во мрак.
Четвертая книга «Мэри Поппинс в парке» вышла в
Трэверс встречала старость в унынии. И так всегда нервная, с возрастом она стала заложником трех страхов — маленьких демонов. Она боялась смерти, физической немощи и некоего итога жизни. Она много размышляла. Достаточно ли она была внимательна и добра? Познала ли то, что ей нужно было познать? Кто она такая на самом деле? Чтобы побороть своих демонов, Трэверс продолжала писать, вспоминала детство и — опять переехала. На сей раз в лондонский дом на Шеффилд-Стрит, где все окна выходили на запад. Писательница «не хотела потерять ни кусочка солнца».
Памела Трэверс продолжала путь, но ей было все сложнее держать «внутренний зонтик» по ветру. Подкрадывалось ощущение, что поиски ни к чему не приведут, что настоящего дома и настоящего спокойствия ей никогда не обрести. Трэверс знала: чтобы увидеть конец, надо увидеть начало. А в том самом начале, где-то за тридевять земель, осталась Хелен Линдон Гофф — одинокая девочка-выдумщица.
Подорвала здоровье и встреча с Голливудом. Уолт Дисней надумал экранизировать «Мэри Поппинс». Трэверс не возражала, только говорила: «У меня есть несколько пожеланий». Голливудский гигант Дисней только кивал — выслушаем, примем во внимание, учтем обязательно, посоветуемся. В итоге все сделал по-своему. Магическую сказку словно выпотрошили, а взамен сияющего, чуть абсурдного волшебства напихали сладкую сахарную вату. Сказать, что Трэверс была недовольна — ничего не сказать. Но держалась молодцом, воздерживаясь от оценок и комментариев. А зачем? Кто не готов постичь Мэри Поппинс — никогда не постигнет.
Наши дни как трава
Если Мэри Поппинс читатели доверяли безоговорочно, то к самой Памеле Трэверс часто относились с иронией. Словно ей просто повезло «заполучить» такую героиню. Детский автор, да еще коммерчески успешный! Как-то раз Трэверс читала две лекции в американском университете — «Только соединяй» и «Ничего не объясняй». Она была убеждена, что в этих фразах скрыты замечательные тайны жизни, а студенты позевывали.
«Давайте поговорим, наверняка вас многое волнует», — предлагала Трэверс. Но доверия не возникло — студенты видели перед собой пожилую полноватую даму, увешанную серебряными браслетами, в массивном нефритовом колье. Вот еще, будут они ей рассказывать о своих тревогах! Беседа о детской литературе тоже не склеилась. «Я не знаю, как нужно писать для детей, потому что для детей я не пишу, — в который раз повторила писательница, — По моему ощущению, есть просто книги. И кое-какие из этих книг читают дети».
В
Правда, говорить ей не очень хотелось. Вместо дорог в жизни Трэверс теперь были разлуки, окончательные и необратимые. Она жаловалась, что не остается никого, кого можно любить, о ком можно заботиться. Медленно, но настойчиво воспоминания вытесняли реальность. Все вокруг как будто теряло форму, истончалось в волокна, и только во сне Памела опять наслаждалась цветами, разговорами, встречами. Только во сне приходили люди, так ее вдохновлявшие. Однажды, провалившись в тяжелую дрему, Трэверс увидела Макнамару. Она красноречиво говорила ему о любви, чего никогда себе не позволяла, а Макнамара внимательно слушал и кивал: «Да-да, я отлично тебя понимаю». Несколько ниточек связывали Памелу с реальностью. Сын Камиллус, ее отрада и головная боль, неприкаянный паренек. Встречи с Гюрджиевым и его последователями. И Мэри Поппинс.
Целая вечность прошла с тех пор, как Рыжая Корова исполнила свой танец. Кошка перестала смотреть на короля. Мраморный мальчик из городского парка состарился. Наконец, Памела Линдон Трэверс взяла заключительные аккорды: в
«Наши дни как трава» — говорила Памела Трэверс, измученная болезнями и нервными срывами. Ей удалось отметить девяносто шестой день рождения — кто-то сочтет это везением.
22 апреля 1996 года Камиллус навещал умирающую мать, сидел у постели и пел колыбельную, которой Памела когда-то убаюкивала его. На следующий день Трэверс отправилась навстречу звездам.
Памела Линдон Трэверс считала, что настоящим героем своей истории ты можешь стать, только если примешь ее целиком и полностью. Удалось ли это Трэверс? Кажется, что да. Но ведь однозначных ответов не бывает.