На экраны вышло «Обещание» (A Promise) Патриса Леконта — мелодраматический оммаж Стефану Цвейгу, вдохновленный малоизвестной новеллой писателя «Путешествие в прошлое».
Эта сдержанная в выражениях и красках история являет собой прекрасное доказательство той вечной истины, что любовь рождается из ничего и умирает из-за всего. Погибая медленно, она становится тенью, умирая молодой — остается сном. Превратив сюжет Цвейга, посвященный такому сну, в хронику отсроченной любви, режиссер оставляет зрителю и право на надежду: по Леконту, если чувство достаточно сильно, ожидание возлюбленного становится едва ли не большим счастьем, чем воссоединение с ним.
Отношения между литературой и кинематографом — пример той самой страстной и неугасающей любви-ненависти, которой мало кто способен долго наслаждаться в реальности, но видеть которую на экранах и книжных страницах жаждет всякая увлекающаяся личность. Их противоречивый роман лишь на первый взгляд сводится к старой шутке о плакате в витрине книжного магазина: «Купи эту превосходную книгу, пока Голливуд не успел ее загубить». Да и за той скрывается неочевидная тонкость: литература и кино влияют на общественные вкусы, то выступая в яростном противодействии друг другу, то сливаясь в благодушном дуэте, — и наблюдать за этим в каждом отдельном случае чертовски любопытно.
Традиционно считается, что экранизация (не обязательно удачная) пробуждает интерес публики к позабытому литературному произведению — недаром громкой премьере часто сопутствует череда переизданий, обложкой для которых становится кадр из нового фильма. Однако в долгосрочной перспективе кинематограф нередко производит обратный эффект: он словно бы исчерпывает целый ряд тем и сюжетов, буквально проиллюстрировав все то, что оставлялось писателем на долю читательского воображения. Особенно заметно страдают от этого классические тексты, в центре которых лежит любовная интрига, — как ни старайся проиллюстрировать средствами кинематографа большинство сочинений Тургенева, они все равно будут едва отличимы на экране от романов авторства Даниэлы Стил. Возвращаться к почитыванию Ивана Сергеича после этого захочется нескоро.
Подобная участь коснулась по понятным причинам и новелл Стефана Цвейга. Экранизировать их начали еще при жизни писателя, и на протяжении всех последующих десятилетий XX — начала XXI веков кинематографисты то и дело обращались к его творчеству. Даже лучшие их ленты сводились, в сущности, к милым безделицам, увидев которые, поэт Щипачев поспешил бы напомнить сентиментальному зрителю, что «Любовь не вздохи на скамейке // И не прогулки при луне…» «Обещание» Патриса Леконта, почти единогласно обруганное большинством критиков, оказалось между тем редким исключением из этого ряда — при всех формальных огрехах, в которых можно упрекнуть это кино, в нем определенно есть что-то, кроме томных вздохов, луны и звезд. (Последние, впрочем, заслуживают главных аплодисментов.)
Незадолго до начала Первой мировой войны молодой немецкий инженер-химик Фридрих Зайтц (Ричард Мэдден) устраивается на работу к сталелитейному промышленнику Карлу Хоффмайстеру (Алан Рикман). Трудолюбием, сообразительностью и подлинным интересом к делу юноша быстро завоевывает расположение начальника и становится его личным секретарем, а заодно и репетитором его сына Отто. Когда у герра Хоффмайстера обостряются давние проблемы с сердцем, он перестает посещать производство, делает Фридриха управляющим и уговаривает его переехать в свой дом. Тот принимает предложение с осторожностью — слишком большой мукой обещает стать для него жизнь под одной крышей с очаровательной молодой женой герра Хоффмайстера Шарлоттой (Ребекка Холл).
Новелла Стефана Цвейга, легшая в основу «Обещания», была написана предположительно в 1933 году, а обнаружена лишь спустя тридцать лет после смерти писателя и опубликована в 1976 году под оригинальным названием Widerstand der Wirklichkeit («Сопротивление реальности»). После ее неоднократно переиздавали уже как Reise in die Vergangenheit («Путешествие в прошлое») — под этим же наименованием (Journey into the Past) она пять лет назад была переведена на английский и выпущена в Британии. Вскоре «Путешествие» заинтересовало французского популярного классика Патриса Леконта (известного широкой публике прежде всего «Насмешкой», «Девушкой на мосту» и «Вдовой с острова Сен-Пьер»), который решил сделать экранизацию новеллы своим англоязычным дебютом.
La Belle Époque, на излете которой происходит действие «Обещания», отличалась столь выдающимся стилистическим единством, что ее внешние приметы, символы и детали не перепутает ни с какими другими даже самый отчаянный невежда. По этой же причине она любима кинематографистами, воссоздающими на экране эдвардианскую «роскошную простоту» в таких подробностях, что для зрителя, питающего слабость к «костюмному» кино, они с некоторых пор превратились в визуальные штампы. Лесконту, однако, каким-то волшебным образом удается решить эту проблему с завидным изяществом и деликатностью. Пространство всякого его кадра организовано так естественно и гармонично, что взаимодействия героев в этом пространстве и с этим пространством оказываются лишены даже намека на пошлость. При том, что зарождение чувств между Фридрихом и Шарлоттой сопровождается целой серией опаснейших в этом смысле приемов: меланхоличное наигрывание Бетховена, случайное касание рук над собираемой вместе мозаикой, звон чайного фарфора и падающая ваза со свежесрезанными цветами — словом, всем тем, что обыкновенно сопровождает дурновкусную сентиментальность, которой здесь не обнаружит даже неисправимый циник.
«Обещание», напротив, отличается сдержанностью в чувствах и словах — хотя и выстраивается прежде всего на отвлеченных разговорах и паузах между ними, скорее, естественно-неловких, чем многозначительно-томных. Любовная линия соединяет не двух, а трех в высшей степени привлекательных персонажей и рождает отношения не безумной страсти на разрыв аорты, а тихой нежности, что причудливо связывает всех участников этой истории. Оттого ее отличает сугубо камерная, внутренняя драматургия, которая почти не выходит в своем развитии за пределы пространства диалогов. Так что при всей визуальной безупречности это кино оказывается куда большим подарком для аудиалов — главная его прелесть обнаруживается в интонациях, обертонах и тембрах: «Обещанию» дубляж противопоказан, как, быть может, никакому другому фильму. Поклонники Алана Рикмана и его баритонального баса согласятся с этим в первую очередь.
Единственная серьезная претензия к режиссеру этой картины, не отдающая вкусовщиной, может касаться монтажа и ритма: опасаясь, вероятно, затянуть и без того лишенную лихих сюжетных поворотов историю, Патрис Леконт наполняет свое неспешное повествование эпизодическими «скороговорками». Оттого ряд ключевых и смыслообразующих событий (например Первая мировая война) обманчиво выглядят досадной ерундой, которую никак нельзя не упомянуть, хотя автора они совсем не занимают и отвлекают от главного. Этот зримый недостаток картины в какой-то момент оборачивается, впрочем, новым ее достоинством — зритель начинает проживать всю историю вместе с главной героиней, проникаясь ее чувством времени, в котором, как у всякого из нас, минуты состоят из разного числа секунд, а годы то сокращаются до пары месяцев, то тянутся, словно десятилетия. Расстояния же между этими в известной мере условными временными единицами сами собой заполняются интригующими недоговоренностями, которые каждый волен трактовать с помощью собственного воображения и памяти — и определять затем, как завещал Цвейг, силу их сопротивления собственной же реальности.