…Душный июль! Избыток
зелени и синевы — избитых
форм бытия…
Иосиф Бродский. Эклога пятая (летняя), 1981
У середины лета привычные приметы: грозы и пыль; цветение липы и конец сенокоса; миниатюры братьев Лимбург, Чайковский, Вивальди и Пьяццолла; сосланные на дачу разномастные тома классиков, наконец. А кроме того — и своя сезонная фильмотека, собрание или просто список картин, которые хочется пересмотреть непременно в разгар лета. Где бы вы ни проводили июль — в городском офисе, в деревенском гамаке или на морском побережье, — сейчас самое время вспомнить несколько лент прошлых лет и разглядеть в извечной зелени да синеве непривычные оттенки.
«Июльский дождь» Марлена Хуциева, 1966
«Июльский дождь» Марлена Хуциева — режиссера, которого нередко называют советским Антониони за склонность к эффектному переосмыслению стилистики западного «кинематографа отчуждения», — был снят на излете оттепели. Нетрудно догадаться, какие претензии предъявила к нему официальная советская критика: эстетизм, претенциозная режиссура, непоследовательная драматургия… — словом, все то, чем так мил нам кинематограф французской новой волны, черты которого несомненно имеет «Июльский дождь». В сущности, это кино, необъяснимо точно передающее дух своего времени, ассоциируется с серией очерков, зарисовок и набросков, небрежно (лишь на первый взгляд) собранных под обложкой чьего-то личного альбома. Листая его, мы зачарованно наблюдаем за историей отношений пары тридцатилетних москвичей — от идеального начала до финального разочарования. Оператор Герман Лавров, любовно снимающий летнюю Москву, между тем успевает написать и портрет «современной женщины в городе», раскрывая нетипичную для тогдашнего советского кинематографа новую тему, к которой в то же время начинают обращаться Жан-Люк Годар, Милош Форман, Александр Клуге и, разумеется, Микеланджело Антониони.
«Американские граффити» Джорджа Лукаса, 1973
Всякое поколение имеет право на свой культовый фильм о «последнем лете детства». Правда, за несколько десятилетий эта тема была реализована на экране всеми мыслимыми способами, опошлена — самыми немыслимыми способами и в итоге исчерпана на долгие годы вперед. Тем интереснее обратиться сегодня к ее далеким истокам. Будущий создатель «Звездных войн» 29-летний Джордж Лукас снял «Американские граффити» меньше, чем за месяц. Сейчас эта история о провинциальных подростках, спешащих повзрослеть в последнюю ночь своих последних школьных каникул, может показаться довольно наивной, но такой эффект во многом был задуман режиссером намеренно. Дело в том, что речь идет о лете 1962 года — эпохе расставания со всеамериканской патриархальной невинностью: впереди Вьетнам, убийства Джона Кеннеди и Мартина Лютера Кинга, сексуальная революция, феминизм, ЛСД и новая рок-культура, а пока… Пока можно влюбляться, мечтать о великом университетском будущем, обожать машины и скорость и быть уверенным, что у тебя-то все точно будет совсем не так, как у всех.
«Летние люди» Сергея Урсуляка, 1995
Одним из первых фильмов режиссера и сценариста Сергея Урсуляка, который сейчас известен широкой публике тремя блистательными минисериалами — «Ликвидацией» (2007), «Исаевым» (2009), «Жизнью и судьбой» (2012), стала экранизация «Дачников» Горького. Впервые к этой ранней пьесе писателя кинематограф обратился в 1966 году — режиссер Борис Бабочкин создал тогда чрезвычайно деликатную и последовательную киноверсию дачных отношений между представителями разночинной русской интеллигенции накануне революции 1905 года. Урсуляк же выбрал для своей картины любопытную авторскую форму — включив в нее классические элементы немого кинематографа (под особым влиянием которого неизбежно находилось поколение горьковских героев), режиссер придал всему действу выраженный оттенок трагифарса. В итоге этот прием, поначалу кажущийся слишком надуманным и избыточным, неожиданно обнаружил в оригинальном сюжете еще большую, истинно чеховскую тонкость. Неудивительно, что наградной список ленты впечатляет и длиной, и солидностью позиций: как минимум с одной из них — «Никой», которая была присуждена (посмертно) композитору Микаэлу Таривердиеву, — не сможет поспорить даже самый строгий зритель.
«500 дней лета» Марка Уэбба, 2009
Как однажды заметил писатель Франсуа Мориак, когда вспоминаешь о том времени, когда ты любил, кажется, что с тех пор больше уже ничего не случилось. Остается лишь добавить, что и в воспоминаниях об этой любви иногда происходит гораздо больше, чем случалось в ее пору в реальности. Истории захватывающих отношений между памятью и воображением как раз и посвящены «500 дней лета» — кино, состоящее из воспоминаний одного милого юноши об отдельных днях его романа с одной славной барышней. Искать разгадку того, как клипмейкеру Марку Уэббу удалось рассказать своими словами — и рассказать настолько искренне — все то, что мы уже сотню раз видели хотя бы в «Энни Холл», «Когда Гарри встретил Салли» и прочих утонченных и несколько «опечаленных» романтических фильмах, нет никакого желания. Хочется лишь наслаждаться свежими красками зеленого Лос-Анджелеса, забавными прическами и нарядами и безупречным саундтреком. У Уэбба и его героев в головах хрестоматийная и оттого вдвойне любопытная для зрителя постмодернистская мешанина символов и знаков, заваренная местами на, как нынче говорят, «сложных», местами же — на «ложных щах». Все режиссерско-сценарные упражнения, этюды и трюки устраиваются здесь при помощи не только ловкости рук и невинного мошенничества, но и целого волшебного мешка ссылок, аллюзий и цитат, которые не выглядят, впрочем, нарочитыми или неуместными — и, к счастью, не оказываются самоцельными.
«Люсия и секс» , 2001; «Комната в Риме», 2010 Хулио Медема
Испанский кинематографист Хулио Медем является дипломированным хирургом — отсюда, вероятно, та пристальная серьезность, с которой он склонен изучать в собственных фильмах прекрасное женское тело. Серьезность эту, впрочем, никак не назовешь беспристрастной и уж тем более бесстрастной: являя собой живое воплощение испанского национального характера и одновременно испанского кинематографа с его непосредственностью, почти карикатурной чувственностью, самоуверенным и лишенным всякой самоиронии мачизмом, Медем с нескрываемым удовольствием реализует на экране собственные фантазии. В его вуайеризме есть некая примитивная и потому эффективная магия, действие которой, к слову, абсолютно не связано с формальным сюжетом. Так, «Люсия и секс» (история о приключениях нескольких вечно обнаженных героев на выдуманном испанском острове), где вымыслы и выдумки в какой-то момент полностью заменяют некую (пусть и условную) реальность, доставляет зрителю столько же легкомысленного удовольствия, сколько «Комната в Риме» (две красавицы, русская и испанская, проводят ночь разговоров и объятий в итальянском отеле), где правда, напротив, приходит на смену фантазиям.