Дефицит реальности
Фестивали класса «А» всегда считаются показателем здоровья национальных кинематографий. Именно там зажигают звезды режиссуры и открывают целые направления — от Дэвида Линча до братьев Дарденн, от иранского кино до современного европейского гиперреализма.
Российское же кино продолжает проходить по разряду экзотики и только мэт-ры советской школы — Сокуров, Муратова, Герман — еще вызывают стабильный интерес международной кинокритики. В прошедшем году российские фильмы отсутствовали в основном конкурсе Берлина и Канн.
Показательна реакция нью-йоркской кинокритики на главный скандал позапрошлого года «Груз 200» Алексея Балабанова. Воспринятый у нас как жесткое обличение то ли советской, то ли современной России, «Груз 200» был рассмот-рен ими через призму малобюджетных жанровых ужастиков Уэса Крейвена и Тоба Хупера. Там, где у нас на первый план выходила метафора системы, калечащей своих граждан, американцы увидели хоррор про маньяка в погонах, справедливо вспоминая хуперовского расчленителя с бензопилой. И лишь внешнее сходство Журова с Путиным и обветшалая городская фактура дали возможность критику сказать о неких социальных обобщениях в фильме.
И действительно, отсутствие внятных мотивов и логики в поступках героя фильма позволяет относить его именно к жанровой продукции. Ведь на первый план здесь выходят не тонкий социальный анализ и убедительные характеры, а следование канонам жанра. Характерное для фильмов ужасов ощущение безысходности и зловещая иррациональность в поведении персонажей сталкивает фильм в наезженную жанровую колею, из которой он не выбирается до самого финала.
Но и взглянув на фильмы, далекие от жанра ретро, не видишь ни остросоциальных обобщений, ни объемной панорамы современной жизни. Складывается впечатление, что режиссеры реализуют на экране скорее собственные фантазии о современном обществе. Современный россиянин им упорно не дается, точнее — получается вымышленный образ среднестатистического гражданина, знакомый нам по телесериалам и рекламе. А ведь и для жанрового кино необходим хотя бы зачаточный уровень реализма, позволяющий зрителю соотнести себя с героями фильма. Режиссер же, разворачивая сюжет в понятной, узнаваемой среде, может достичь высочайшего уровня саспенса.
«Мертвые дочери» Павла Руминова предлагает настолько вымороченных тинейджеров из рекламы чипсов и джинсов, что сам так уже ждешь, когда же с ними покончат. А псевдокиберпанковская «Нирвана» Игоря Волошина может стать любимым фильмом петербуржцев, способных поиронизировать над замшелыми штампами. Как обычно, Петербург представляет собой — по меткому замечанию одного критика — «гибрид обветшалого дворца со свежей помойкой».
Но даже серьезное арт-хаусное кино старается найти для себя героев далеких от мира обычного кинозрителя. В фильме «Коктебель» Хлебникова и Попогребского пропивший московскую квартиру папа и его малолетний сын товарняками и расхлябанными дорогами пытаются добраться до тети в теплом крымском городке.
Вызывая у опытной аудитории ассоциации с «Малышом» Чаплина, «Бумажной луной» Богдановича и «Алисой в городах» Вендерса, фильм, однако, выглядит ожившей мультипликацией. Конфликт между хорошим и еще лучшим. Масса странных и потертых жизнью, но внутренне добрых и милых героев. Трогательная глупость и наивность в их поступках до самого финала заставляют ожидать волшебника на ковре-самолете, материализовавшегося-таки в колоритного дальнобойщика.
В дальнейшем Хлебников и Попогребский снимут фильмы по отдельности. В «Свободном плавании» в основу режиссерского стиля лягут юмористические зарисовки из жизни провинциального городка. Раздолбанные российские дороги и безобидные дураки с жуликоватым начальством — все это с интонациями немых комедий выдается за некое правдоподобное высказывание.
Конечно, странный и безобидный российский мужик еще долго способен кормить наше кино. Но достаточно вспомнить «Левшу» Овчарова — термоядерную смесь сатиры, эксцентрики и драмы, чтобы понять — Хлебников ваяет очередной лубок.
И — также в сравнении с фильмами ленинградской школы Асановой, Арановича, Германа — «Простые вещи» Попогребского лишь поначалу смотрятся как реалистический рассказ о петербургской жизни. Но ухитриться снять настолько бесконфликтное кино не удавалось и советским режиссерам. Врач-анестезиолог, чья единственная проблема — возрастной кризис, сам устраивает себе и зрителю психологический наркоз — как-нибудь проживем, лишь бы дети были здоровы.
За последние два года новым поколением нашей режиссуры была выработана идеальная формула среднестатистического арт-хаусного фильма. Действие должно происходить в российской глубинке. Потертые жизнью герои в обшарпанных интерьерах пьют водку, изрекают глубокомысленные банальности и в 90% случаев общаются друг с другом с задушевными митьковскими интонациями.
Изобрести правдоподобного современного городского героя режиссеры уже не в состоянии. В раскрученном, но безумно скучном полнометражном дебюте Бакурадзе «Шультес» им становится вор-карманник с потерей памяти. В насквозь фальшивом «Юрьеве дне» Кирилла Серебренникова в заколдованный замкнутый круг заснеженного провинциального Юрьевска попадает столичная оперная прима.
В редком фильме герои живут обычной жизнью и сталкиваются со знакомыми всем проблемами. Пытается уйти от реальности, забыться в наркотическом сне преподаватель литературы из Владикавказа — «Ласточки прилетели» дебютанта Галазова. Действительно мощное и драматическое высказывание, где ощущаешь каждый прожитый на экране день, с массой метких наблюдений и высококлассной режиссурой, отточенно нанизывающей сцену за сценой на пути к неоднозначному финалу.
Кино в нашей стране действительно стало фабрикой грез. Плохо лишь то, что рекламные и сериальные приемы, примитивный психологизм — фактически штампы и наработанные схемы — проникли в самое творческое и прогрессивное направление — авторское кино.