Режиссер — профессия мужская, тут и глотку нужно иметь луженую, и харизму, и голову светлую. Женщин к главному креслу съемочной площадки подпускали реже и с опаской — все чаще доверяли «хлопушку». Среди орды мужиков-киношников фемин немного: Вера Хитилова, Лилиана Кавани, Катрин Брейя, Лени Рифеншталь, Майя Дерен, наконец. Дальше — меньше. В России с этим делом еще хуже, ну, есть Кира Муратова — из старой гвардии, Рената Литвинова — из новой, Марина Разбежкина — из неигровой, из совсем свежих — Анна Меликян. По мнению многих критиков, сейчас происходит всемирная эмансипация кинематографа — от Америки и до Азии. Конечно же, это не обещает увеличения количества романтических мелодрам — в поступи француженки Клэр Дени, например, есть все от «мужского» кинематографа — жестокость, отчаяние… Некоторый взлет наблюдается и у нас. Мы постарались подобрать режиссеров трех разных поколений, стилей, форматов и аудитории, объединяет которых лишь принадлежность к прекрасному, пардон, полу
Оксана Бычкова
Оксана Бычкова родилась в Донецке и до начала своей кинокарьеры работала журналисткой, в том числе около шести лет на радиостанции. В кино она пришла с Высших режиссерских курсов (мастерская Петра Тодоровского), куда попала случайно: она и не мечтала стать фильммейкером, более того, в юности ВГИК для нее был чуть ли не синонимом Голливуда. Оксана уже сняла два полнометражных фильма («Питер FM» и «Плюс один») и несколько короткомет-ражных работ, последняя — для сети парфюмерных бутиков — с участием актеров ее любимого московского театра «Мастерская Петра Фоменко».
Работы Бычковой — это набор незамысловатых трогательных аксессуаров «романтишной» барышни: юноша-архитектор живет на питерской мансарде, рассекает на велосипеде по городу и подрабатывает дворником («Питер FM»), иностранный чудак-кукольник приезжает в Москву и влюбляется в невзрачную переводчицу, у которой за окном бабулечки занимаются аэробикой, а от кухонного шкафчика отваливаются дверцы («Плюс один»). Все это и смешно, и должно радовать своей простотой и умелой игрой с клише, однако за вышеперечисленные рамки не выходит. Наверно, и не нужно. Достаточно вспомнить успех ее первого большого фильма. В тот момент я был в Москве, и практически все мои знакомые после просмотра валом повалили в Питер «на выходные», благо на носу как раз были майские праздники. Что зацепило зрителей, в принципе понятно — атмосфера: правильное соотношение домов, крыш, каналов и миленькой, весенней love-story. Девушки и юноши бродили по городу, искали выходы на (о, это сладостное словосочетание!) «питерские крыши» и невзначай отыскивали артефакты, упомянутые в фильме: кафе «Пьер» на ул. Белинского или дом на Фонтанке. Оксана заняла нишу трогательных комедий, чувствует себя там уютно и снимает нормальные фильмы, которые соберут своего зрителя, готового к разного рода паломничествам. Смущает только то, что сама она считает свои работы арт-хаусом.
Валерия Гай Германика
Германика — оторва, блондинка и двоечница: школу вроде бы не закончила, вместо этого умотала в Лондон (или куда-то еще), вместо ВГИКа — занималась у Марины Разбежкиной в школе журналистики «Интерньюс». Пресса заинтересовалась ее фигурой после «Кинотавра», где Германика получила приз за лучший короткометражный фильм («Девочки»), снятый на хэндикам. Любимая тема — жизненные истории о девчонках и парнях пубертатного периода.
Первый полнометражный игровой («День рождения Инфанты» все-таки документальный) фильм Германики «Все умрут, а я останусь» вышел в 2008 году и сразу же засветился в параллельной программе Каннского фестиваля. Не последнюю роль в этом сыграл на редкость талантливый оператор Алишер Хамидходжаев, снимавший картину «с руки», будто имитируя манеру ранних «любительских» фильмов Германики. «Все умрут…» заметили все — коллеги по цеху, критики, но самое ценное — зрители. Мнения разошлись, одни обвинили фильм в чем ни попадя, например в «спекуляции на низости, преподносимой как знание жизни», другие оценили крутой старт 24-летнего режиссера, у которого получился драйвовый, реалистичный и в меру жесткий большой фильм, третьим он напомнил работы Лари Кларка или братьев Дарденн. Из «документального» периода своего творчества Валерия захватила любовь к неприкрашенным страстям — «Ягуары» на лестничных площадках, таскания за волосы и необузданное рвение продегустировать как можно больше вредных «привычек». В этом ей выгодно пособило увлечение а-ля «Сам себе режиссер». Правда, если раньше Германика старалась избегать сценария или хотя бы тщательно это скрывала, то в большом кино без него никуда. Вообще, вступив на гулкие подмостки Отечественного Кинематографа, Германика сильно изменилась. Все та же напористость и смелость у нее всегда при себе (как и камера), но почерк стал чуть глаже и ровнее: пусть она не стесняется пользоваться своими «большими» монтажными ножницами, фильмы действительно что-то потеряли. На мой взгляд, это можно назвать «кинотеатрдоковость» — они стали чуть меньше «синема верите», из них ушла недекоративная действительность, зато прибавилось кинематографа. В одном Германика пока абсолютно права — она снимает фильмы о том, что хорошо знает: старшеклассники, спальный район, конфликты с родителями. Хочется верить, что она пойдет дальше, потому что проблемами переходного возраста зрителя долго не покормишь.
Светлана Баскова
Выпускница МАРХИ, художница и представительница московской постмодернистской тусовки, Светлана Баскова сняла свой первый фильм «Кокки — бегущий доктор» в 1998 году. Чтобы далеко не ходить, на роли актеров она задействовала своих друзей-художников: Сергея Пахомова, Александра Маслаева, Императора WAWA, Алену Мартынову. Состав актеров от фильма к фильму практически не менялся, разве что к ним присоединился профессионал — Владимир Епифанцев. Полнометражный трэш о докторе-неудачнике, снятый на любительскую камеру, был показан на фестивале сверхлюбительского кино «Sтык», восприняли его неоднозначно, что не помешало Светлане через год продемонстрировать там же свой второй фильм — «Зеленый слоник», спродюсированный еще одним художником — Олегом Мавромати. Тем самым, что распинал себя на фоне Храма Христа Спасителя. Фильмы Басковой — это жесть, чернуха и прочие ругательные слова, ее лентам точно не светят ни первый, ни второй показы. Несмотря на это, среди маргиналов она известна, на фестивалях ее крутят и награды ей вручаются.
Фильмы Басковой напоминают самодеятельность: актеры играют, будто нет никакого сценария, камера и свет максимально раскрепощены и подвижны. В большом кино можно было бы сказать, что режиссер добивается эффекта присутствия, но нет — здесь это один из элементов китча, нарочито дурного тона. Камеру укачивает, актеры творят черт-те что: бухают, меряются пиписьками, произносят длиннющие монологи, блюют и, как ни странно, рефлексируют. Несмотря на это, каждый окунувшийся в мрачное творчество трэш-феи Басковой и досмотревший фильм до конца поймет, что это не пустая трата кассеток ручной камеры, которой режиссер верна уже столько лет, — в ее картинах что-то есть. Есть Моцарт-старик, до которого не добралась завистливая рука Сальери, и гений с возрастом потух, есть рефлексирующий доктор, у которого не выходит главная операция в его жизни. Вполне себе живые люди, только вкупе с тем, как это сделано (нарочито неряшливо) и какие иллюзии прослеживаются (вплоть до библейских), картины Светланы производят впечатление потопа сознания, понять который с непривычки довольно сложно. Ну, а если анализировать не хочется, посмотреть все-таки стоит, хотя бы для того, чтобы увидеть Пахома, выкручивающего пируэты в чулках.