Хозяйки будут ставить тесто (1563 год)

Хозяйки будут ставить тесто (1563 год)

  • Игорь Сахновский. Острое чувство субботы
  • Издательство «АСТ», 2012 г.
  • «Острое чувство субботы» — книга о том, из какого жалкого
    и драгоценного вещества состоит каждый из нас. «Так
    случается: в какой-нибудь тусклый, неприглядный вторник
    вдруг возникает острое чувство субботы. И вот этим редким,
    праздничным чувством все прочие безрадостные дни могут
    Восемь историй от первого быть оправданы и спасены».
    лица — трагикомические, шокирующе откровенные рассказы
    мужчин и женщин об их «маленьких» и неповторимых жизнях.
    Одинокая красавица, в чьей тени можно прятаться от солнца. Мальчик, умеющий
    провести верблюда сквозь игольное ушко. Хдожник, различающий невидимое
    сквозь «цветной воздух». Таинственная аура семьи Набоковых…

    Реальность не оторвать от вымысла, низкое — от возвышенного, сиюминутное от вечного.

Я не имел чести знать своих родителей, да и они
вряд ли успели со мной познакомиться, поскольку имя Паоло мне дала торговка фруктами
с рынка в Каннареджо, которая торговка, ныне
покойная, нашла меня в ближайшем огороде
младенцем без малейшей одежды, пусть земля
ей будет пухом.

А грамоте я был обучен отцом Джованни из
приюта для сирот. Сказанный Джованни в праздники водил нас в церковь Санта-Мария деи
Мираколи, но в другие дни велел наказывать телесно с превеликим тщанием, вплоть до вспухания наказанных мест.

Благодаря такой науке я, дожив до сознательных годов, выбрал самую скромную и незаметную должность, каковую только можно было
отыскать в Лагуне, о чём ни разу не пожалел.
И теперь, стало быть, имею возможность собственноручно и правдиво описать на этих листах, как одним лишь движением моей левой руки сотворились любовные бедствия и гибельные
злодеяния, чьим невольным виновником явился
невидимый миру человечишка вроде меня.

В мои обязанности входило будить по утрам
хозяек, желающих ставить тесто. Это я и делаю
по сей день, в точно указанный час с большим
удовольствием по причине полной свободы, которую мне даёт моё ремесло. А то, что оно золотых дукатов и атласного камзола не принесло,
так я ведь и родился без таковых, и на тот свет
забрать не сумел бы, сколько бы ни накопил.

Когда обитатели Лагуны ещё досматривают
десятый сон, я могу пройтись безлюдной Пьяццеттой и заново узреть, как на верхушке колонны из гранита мой любимейший Сан-Теодоро
протыкает утренние сумерки копьём, а на второй колонне лев расправляет свои орлиные
крылья, нагоняя на меня детский страх.

А в ту пору, о которой я веду речь, в палаццо
Капелли жила молодая прелестница по имени
Бьянка, дочь патриция Бартоломео Капелло, известного своим суровым нравом.

Поговаривали, что сказанная Бьянка ведёт себя куда более фривольно, нежели принято среди
знатных дам её круга. Хоть она и не восседала на
манер известных куртизанок в паланкине, который несут по улицам рабы-мавры, но повсюду,
где являлась, открыто ублажала мужские взгляды красотой и роскошью телесных форм, равно
как и локонами золотистого цвета.

И неминуемо случилось так, что красота
Бьянки запала в душу небогатому юноше по имени Пьетро Бонавентури, который покинул родную Флоренцию и прибыл в Лагуну в поисках
лучшей участи, а работу здесь нашёл с помощью
своего дяди Джанбаттисты Бонавентури, в чьём
доме влюбчивый племянник и поселился. Один
только узкий проулок отделял этот дом от палаццо Капелли. Ничто не помешало сказанным
Пьетро и Бьянке высматривать друг друга через
окна, затем увидеться в церкви, а потом уже обменяться любострастными взглядами и с помощью знаков, понятных двоим, условиться о тайной встрече.

Узнай кто-нибудь о любовном сговоре, жестокое наказание настигло бы их обоих. Да и бедняк Пьетро навряд ли сам решился бы сделать
первый шаг. Из них двоих смелей и предприимчивей была Бьянка Капелло.

Каждую ночь, когда весь дом засыпал, она украдкой спускалась по лестнице, отворяла дверь
чёрного хода и перебегала узкий проулок, чтобы
оказаться в объятьях флорентийца.

Видимо, не имея ключа, она оставляла свою
дверь приоткрытой, потому как в противном
случае не смогла бы затемно, перед рассветом
отомкнуть щеколду и незамеченной вернуться
к себе.

Злоключение, которое стряслось в одно
дождливое утро, можно было бы приписать коварному Року, если бы роль сказанного Рока не
исполнил я сам, проходивший в тот час мимо палаццо Капелли, поспевая по своим обязанностям, дабы вовремя поднять с постелей хозяек,
желающих ставить тесто.

И, раз вокруг поблизости не было ни одной
живой души, приметив незапертую дверь, я счёл
своим долгом поскорее захлопнуть её. Каковую
любезность я оказал исключительно по незнанию ради предохранения от воров.

Можно вообразить, как Бьянка, разнеженная
постельными утехами, спешно возвращается к себе и вдруг утыкается лбом в запертый чёрный
ход. Так она в одно мгновенье потеряла и свой
дом, и всю прежнюю жизнь.

Мне отнюдь неведомо, что совершила бы
иная благородная дама, окажись на её месте. Но
Бьянка тут же стремглав кинулась назад, через
проулок и чуть слышно постучала в дверь Пьетро Бонавентури, которому сказала, что отныне
их судьбы становятся одним целым.

Хотя история побега из Лагуны осталась тайной для всех, нетрудно догадаться, что любовники устремились во Флоренцию, в родительский
дом Пьетро, в то время как превеликая ярость
обуяла семейства Капелло, особливо отца и дядю, каковые кричали, что в их лице обесчещена
вся венецианская знать. По требованию сказанных родственников Джанбаттиста Бонавентури
угодил в темницу, который вскоре там же и скончался, пусть земля ему пухом, меж тем как было
объявлено вознаграждение в три тысячи золотых дукатов тому, кто исхитрится любым способом настичь и умертвить похитителя Бьянки.
А ещё позже Синьория затребовала у герцогов
Тосканы выдать обоих беглецов.

Говорят, родители Пьетро жили в домике на
виа Ларга скромнее скромного и на радостях,
что сын привёз молодую сноху, даже прогнали
единственную служанку, взвалив на Бьянку всю
чёрную работу.

Опасаясь мести из Лагуны, беглая новобрачная старательно хоронилась, почти не выходила
на улицу, разве что иногда от скуки выглядывала
тихонько в окно. Несмотря на таковую предосторожность, по городу пошёл слух, будто в доме
Бонавентури появилась изысканная особа несравненной красоты.

В ту пору Франческо Медичи, будущий великий герцог Тосканы, прослышал о таинственной
прелестнице и стал, говорят, часами намеренно
прогуливаться по виа Ларга, дабы углядеть молодую женщину, о которой любострастно возмечтал.

Между тем за дело взялся опытный помощник, испанский маркиз Мондрагоне, герцогский
фаворит, каковой Мондрагоне подговорил свою
супругу, почтенную матрону, приблизиться к загадочной даме в церкви, куда Бьянка в редкие
дни осмеливалась ходить вместе со свекровью,
закрывая накидкой лицо.

Сказанная маркиза хитроумно свела знакомство с матерью Бонавентури, когда та была одна,
подошла и заговорила с сочувственным видом
о том о сём. Простодушная старушка охотно жаловалась на бедность, на всяческую стеснённость,
а заодно сболтнула о женитьбе сына и о своей
снохе. На что маркиза выказала прегорячее душевное участие, обещала помочь, пригласив
обеих женщин к себе домой, дабы они выбрали
себе наряды и украшенья, какие захотят.

А вскорости за Бьянкой и её свекровью была
прислана карета, которая отвезла их в палаццо
подле Санта-Мария Новелла, где жили Мондрагоне. Там, по сговору с хозяевами, уже тайно
поджидал, спрятавшись в верхней комнате, наследник флорентийского престола.

Приняв смущённых гостий с особой лаской,
маркиза долго водила их по саду и пышным покоям, а когда старая Бонавентури утомилась ходить, хозяйка позвала Бьянку наверх полюбоваться платьями и драгоценностями, которая
была не в силах отказаться, тем более что ей велели: «Выбирай, что душе угодно!» и оставили
одну. Но не успела она оглянуться, как в комнату
вошёл смуглый неказистый человек, каковым
был сказанный Франческо Медичи.

Когда Бьянка поняла, кто перед ней, она повалилась на пол ничком и взмолилась о помощи,
прося защитить их с мужем от венецианских
смертных угроз. Молча поглядев на неё, Франческо ответил, что теперь ей нечего бояться, и
тотчас ушёл. Но от женских глаз не укрылось,
что душа его пришла в восторг и всем его существом завладела безмерная страсть.

Говаривали, с того же дня Бьянка сделалась
главной фавориткой, затем любовницей Франческо Медичи, а потом и любовью всей его жизни,
так что, придя к власти, он открыто пренебрегал
законной женой Иоанной, великой герцогиней
Тосканской, каковая герцогиня померла то ли
с горя, то ли от неудачных родов, земля ей пухом,
хотя люди судачили, что без яда не обошлось.

Бонавентури переехали в просторный дом на
другой улице. Пьетро заполучил важную должность и проник в знатные круги, но это не пошло ему на пользу, поскольку он гордился и кичился без меры новым своим положеньем. К тому
же, давая супруге волю, сам теперь норовил залезть в постели к самым блестящим синьорам.
Дошло до того, что видные флорентийцы, один
за другим, стали жаловаться, дескать, сказанный
Бонавентури учиняет непотребства с их жёнами
и дочерьми.

Среди недовольных было семейство Рицци,
к каковому семейству принадлежала девица по
имени Кассандра, чьей невинности Пьетро настырно домогался.

Франческо Медичи не внял жалобщикам,
а только предупредил виновника, что тот может
плохо кончить, однако неразумный Пьетро,
подкараулив на улице одного из Рицци, грязно
оскорблял и запугивал его, приставив к самому
горлу кинжал. Таковое поведение тоже стало известно герцогу, и он сказал взбешённому Рицци:
«Поступайте с ним по собственному усмотрению, я вмешиваться не буду», а сам покинул
Флоренцию на несколько дней. Когда же возвратился, дело уже было сделано. Неузнанные
убийцы зарезали Пьетро Бонавентури, идущего
домой после утех с Кассандрой, и в тот же самый час кто-то придушил сказанную Кассандру
в опозоренной постели. Пусть ей земля будет
пухом.

Людская молва не жаловала Бьянку Капелло
за то, что будучи фавориткой, она вела себя уже
как законная владычица Тосканы, а после смерти несчастной герцогини Иоанны даже не скрывала своего торжества. Для овдовевшей Бьянки
отныне самым горячим желанием было выйти
замуж за Франческо, теперь тоже вдовца, который Франческо души не чаял в любовнице, но жениться не торопился. Поговаривают, что, в конце
концов, она подкупила герцогского духовника,
дабы сказанный священник на исповеди склонил Франческо в нужную сторону.

И, как стало известно, похоронив жену в середине весны, герцог уже в начале июня тайно
женился на Бьянке. Хотя ему с великой настойчивостью советовали послушаться рассудка и не
связывать свою судьбу с венецианской красоткой.

Тот, кто пытался вразумить Франческо, был,
говорят, его родной брат, кардинал Фердинанд
Медичи, который кардинал по вине Бьянки мог
лишиться права на престол, и с некоторых пор
у неё не было более злого и проницательного
врага, нежели сказанный Фердинанд.

И вот, дабы достичь полной власти над герцогом, Бьянке оставалось родить ему наследника,
для чего беспрерывно служили мессы и приглашали учёных мужей, умеющих судить о положении
звёзд, которые, как известно, не только направляют, но иногда и принуждают людей пойти в правильную сторону, но каковые зловредные звёзды
отказывали Бьянке в том, чтобы она родила.

Впрочем, иногда разносилась весть, что госпожа отказывается от еды по причине сильной
тошноты, хотя, возможно, это делалось притворно. Говаривали, что в подаренном Бьянке
палаццо тайно были поселены сразу несколько
беременных женщин, из которых первая родившая на свет мальчика обречена уступить его госпоже.

Помимо сказанных узниц в эту же тайну была
посвящена служанка по имени Джованна, что
приглядывала за роженицами, и только ей одной звёзды позволили убежать и скрыться, когда
Бьянка в своём безумии наняла убийцу, дабы
умертвить всех соучастных женщин, для чего сама же отправилась ночью к мосту Понте Веккио
заплатить хладнокровному душегубу за безвинную кровь.

Неведомо кто, а возможно, сказанная служанка Джованна перед побегом успела доложить
кардиналу Фердинанду о затее с новорождённым. Рассказывают, был ещё один скрытый пособник Бьянки, монах из францисканского монастыря, каковой монах молча ждал своего часа.

Говорят, разыгрывая роды, Бьянка начала
стонать и кричать, тогда как поблизости от её
спальни, в передней прохаживался кардинал
Фердинанд, делая вид, что читает требник.
Время шло, герцогине становилось всё хуже,
и наконец она велела позвать своего духовника,
поскольку желала причаститься. Вскоре явился
подговоренный францисканец, готовый услужить госпоже, но Фердинанд остановил монаха
у дверей спальни, обняв его с необычайной сердечностью и со словами: «Благодарю, святой
отец, что пришли! Видно, без вашей помощи
герцогиня уже никак не могла обойтись».
И притом, не разнимая объятий, нащупал под
рясой ребёночка. После чего двулично вскричал: «Хвала Господу, герцогиня принесла наследника!» И, раз Бьянка заслышала таковые
слова, она уразумела, что Фердинанд раскусил
хитрость, а значит, волен, когда пожелает, предать дело позорной огласке и вконец погубить
её жизнь.

Но Бьянка Капелло и тут переборола судьбу.
Немного позже, говорят, она сама призналась
мужу в обмане и вымолила у него прощенье, чередуя слёзы и неумеренные ласки, разжигающие
похоть. К тому времени младенец, названный
Антонио Медичи, уже был признан законным
сыном герцога, получив титул наследника.

Простым людям вроде меня трудно постигнуть, зачем знатные особы, вкусив наяву от любых щедрот, поступают со своей жизнью именно
так, а не иначе. Зачем они обустраивают для себя столь роскошный адский вход? Разве это объяснить одной лишь ненасытностью?

Ведь у них, всемогущих, как и у меня, глядящего снизу вверх, желудок вмещает не более кушаний, чем ему положено вместить. А что касается
прелестей власти, то сказанные прелести находятся выше моих разумений. Но неужто великих
мира сего не тревожит, в каком виде, в чистом
или непотребном, они вернут небесам свою душу, взятую взаймы?

Страшный конец истории Бьянки Капелло
приключился во время празднества в Поджо-а-Кайяно, одном из чудеснейших имений флорентийских герцогов, разукрашенном, как говорят, искусным и достославным Понтормо.

Бьянка с её злейшим недругом, кардиналом
Фердинандом, уже давно делали вид, что подружились, и частенько трапезничали за одним семейным столом. Вот и в тот вечер после охотничьих забав кардинал приглашён был на угощение, и, дабы выказать особенную любезность,
герцогиня, говорят, собственноручно приготовила его любимые пирожные.

Но Фердинанд, будучи якобы не в духе, невзирая на слишком настойчивые уговоры невестки,
даже не прикасался к лакомству. Тогда Франческо Медичи, подсмеиваясь над братом: «Что ж,
дескать, боишься всего на свете?», сам тут же отведал кушанье. И Бьянка, бледнея, немедленно
тоже взяла себе кусочек. А вскоре оба они катались по полу, сжигаемые изнутри адскими мучениями, крича и умоляя позвать врача, но люди
кардинала по его указанью встали у дверей, дабы
не допустить ничьей помощи.

Уже на следующий день Фердинанд Медичи
сделался великим герцогом Тосканы. Тело его
несчастного брата, накормленного ядом из рук
обожаемой жены, упокоилось в церкви Сан-Лоренцо, пусть земля ему пухом. А прах самой
Бьянки Капелло похоронили в неизвестном месте и отовсюду, со всех дворцов сбили и стёрли
торжественные вензеля с её именем.

Нынче утром, проходя безлюдной, тихой
Пьяццеттой, я подумал, а может ли случиться
так, что мой любимый Сан-Теодоро вдруг устанет вздымать копьё и оно уткнётся в землю, злодеяния останутся без наказаний, а внимательное
божеское око с печальным разочарованьем отвернётся от нас?

Если так произойдёт, догадаемся ли мы сами
об этом или же подсказкой нам будет то, что вся
Лагуна захлебнётся высокой водой, даже серебристые главы Сан-Марко скроются в подводной
темноте, и только рыбы смогут ими любоваться?
Один Бог знает.

У меня же пока имеется последняя подсказка
и путеводная примета, когда я в утренних сумерках прохожу над спящими каналами: если я приду и постучу точно в назначенный час, то хозяйки будут ставить тесто и в их домах начнётся правильный день.