Отрывок из книги Лены Де Винне «Дневник жены космонавта… 3.2.1. Поехали!»
О книге Лены Де Винне «Дневник жены космонавта… 3.2.1. Поехали!»
От Франка
И вновь передо мной стоит этот маленький, но очень актуальный вопрос. Стоит ли мне, взрослому мужчине, генералу бельгийских ВВС и виконту королевства, использовать памперс? Я догадываюсь, что вам смешно, но, поверьте, это не просто занимательное вступление. Не легко решить, стоит ли обернуть вокруг нижней части тела крайне неудобный кусок ткани, который, может, пригодится, а может быть, и нет в ближайшие несколько часов. Или, может, стоит одеться более комфортно и довериться организму, который никогда меня не подводил? Удобством нельзя пренебрегать, когда предстоит трудная работа. У обоих решений есть и достоинства, и недостатки. В первом полёте я им не пользовался. Ну что ж, давайте для разнообразия попробуем другой вариант.
Традиционный тост в комнате командира — в карантине на третьем этаже, где мы провели в изоляции последние две недели. Наконец-то нашим жёнам разрешили присоединиться к этому закрытому от остального мира мероприятию. Им и так уже пришлось столько пережить из-за нас, и сколько ещё предстоит! Казалось бы, все должны понимать, что нет ничего естественней, чем пригласить их разделить с нами самые приятные моменты этого невероятного приключения. Несколько коротких речей. Согласно традиции, на празднованиях в Звёздном городке каждая из них завершается троекратным «ура»: «Ура! Ура! Ура!». После крайнего тоста следует присесть где-нибудь, хоть бы и на полу (ещё одна русская традиция: перед любой поездкой все обязательно садятся «на дорожку», чтобы путешествие было удачным).
В Звёздном городке нельзя говорить слово «последний». Русские очень суеверны. Считается, что если ты скажешь «последний», это может навлечь неудачу, и то, о чём идёт речь, станет чем-то последним в твоей жизни. Вместо этого здесь говорят крайний. Обитатели городка строго придерживаются этого правила, о чём бы они ни говорили. Например, заключительная поездка в Хьюстон перед взлётом — это «крайняя поездка», но ни в коем случае не «последняя», иначе она может оказаться «последней в жизни» поездкой в Хьюстон. Не то чтобы Хьюстон был местом, куда надо продолжать без дела ездить, но после полёта там будут встречи, то есть нам туда ещё надо. Потому-то и нельзя называть заключительную предполётную поездку в Хьюстон «последней» — даже если уточнить, что она «последняя перед этим полётом», — на всякий случай. То же и с «крайним тостом» на любой вечеринке: вряд ли вы захотите, чтобы эта выпивка стала для вас последней в жизни. Даже моя жена Лена, суперлингвист и ревностный борец за правильность русского языка, сдалась и начала говорить крайний в беседах с жителями Звёздного городка. Правда, каждый раз она при этом сразу шепчет мне на ухо, что так по-русски не говорят, что это «Звёздные» суеверия, которые не действуют за территорией городка, и чтобы я этого не запоминал и сам так не говорил. Суеверия, которые действуют везде, я уже и так знаю — с русской женой нет других вариантов.
Все выходим! Командир разбивает стакан о стену. Самая важная операция перед взлётом успешно завершена!
Спускаемся по лестнице. Нас встречает священник русской православной церкви и благословляет нас. Очень интересное нововведение после отмены коммунизма. Благословение сопровождалось щедрым крестообразным обрызгиванием нас святой водой. Мой врач протянул мне сложенный кусок марли. Я с радостью вытер лицо и отдал мокрую марлю Лене. Она быстро высохнет, но надеюсь, что хотя бы часть её святости сохранится. И этот кусок ткани тоже займёт достойное место в нашей космической коллекции в коробках на чердаке.
Для меня полёт в космос — это прежде всего техническая работа. Конечно, я бы покривил душой, если бы сказал, что внимание мне безразлично. Я обычный человек. Как и все, я реагирую на доброжелательный интерес к моей персоне. Мне приятно, что многие приехали издалека, чтобы повидаться со мной перед пуском, поговорить со мной, поддержать меня, пожелать мне счастливого пути. Но я прекрасно понимаю, что только моя семья и очень близкие друзья здесь ради меня самого. Они бы приехали ко мне, даже если бы я не делал ничего эффектного на публике, — например, если бы я просто сидел во дворе и слушал музыку или поехал ловить рыбу. Они поддержат меня, даже если я совершу ошибку или сотворю какую-нибудь глупость. Придут и просто побудут со мной. Ленина мама Лида любит ходить со мной на рыбалку. Она очень терпеливая — просто сидит рядом и читает книгу. Она совсем маленькая — моя сумка с принадлежностями для рыбалки почти с неё размером. Но она, как настоящая русская мама, всё время пытается мне помочь её нести.
На этот раз на пуск приехал Его Королевское Высочество герцог Брабантский, принц Бельгии Филипп — это большая честь. Он приезжал на посадку во время моего предыдущего полёта.
Вокруг большая толпа гостей. Конечно, моя часть толпы состоит преимущественно из бельгийцев. Если бы летел другой европейский астронавт, собралась бы такая же толпа из другой страны. Культурные барьеры де-факто существуют в Европе, и над их преодолением ещё работать и работать. Полёты европейских астронавтов интересуют, увы, жителей только тех стран, из которых астронавты родом. Я надеюсь, что не за горами то время, когда мы, европейцы, сможем гордиться достижениями любого европейского гражданина — во всех областях. Я знаю, что это непросто, — ведь в массовом сознании даже спортивные результаты расцениваются как вполне серьёзные показатели успеха собственной страны. Иногда кажется, что все поголовно забыли, что спорт — это игра, именно поэтому ты «играешь», к примеру, в футбол или в теннис; слово «работа» здесь не уместно. Я за объединенную Европу, её общее будущее и общие культурные ценности. Куда ни глянь, к какому историческому примеру ни обратись, единственный способ достичь успеха — это объединить усилия в поиске решений, при которых все выигрывают — с учетом долгосрочных перспектив, а не только сиюминутной выгоды.
Я горд, что мой полёт является символом достижений всех тех людей, которые над ним работали. Часть моей Работы — быть символом этого коллективного успеха. Да, моя Работа очень для меня важна, но самое главное в моей Жизни — близкие мне людей. Моя Жизнь намного больше, чем моя Работа.
Вот и наш крайний переезд — мы едем к Ракете на Автобусе. Пусть Роман сам рассказывает о фильме, который по традиции крутили для нас в Автобусе. В нём его пятилетняя дочь Настя, одетая в старый дедушкин скафандр, рассказала короткое стихотворение. Если честно, мне пришлось отвернуться, чтобы никто не заметил, что даже у меня проступили слёзы.
Ракета. Я знаю, Лена сказала бы, что нужно создать гармоничные отношения с предметом, от которого ты зависишь. Она не случайно пишет в книге слова «Ракета», «Станция», «Корабль» с заглавной буквы (вернее, в Книге). Так можно выразить уважение и признательность тем энергиям и силам, с которыми работаешь. По-моему, это ужасно трогательно, хотя я совершенно не понимаю, о чём она говорит. Я просто знаю, как работает Корабль, и, соответственно, знаю, как сделать так, чтобы он полетел, куда надо.
Мы с экипажем решили, что не будем пользоваться защитными экранами, которые закрывают обзор через боковые иллюминаторы при пуске. Когда садишься в капсулу, нет возможности выглянуть наружу. Но через несколько минут полёта, после выхода из атмосферы, через иллюминаторы всё видно. Проблема в том, что ты сидишь значительно ниже уровня иллюминаторов, и перегрузка удерживает тебя в этом положении. Двигаться почти невозможно, разве что слегка повернуть голову. Тут и пригодилось зеркало на рукаве скафандра. Слегка пошевелив рукавом, я поймал отражение вида, открывшегося позади меня: черноту космоса и синеву Земли — как бы банально это ни звучало.
В моём первом полёте мы с экипажем решили не убирать защитные экраны. Есть опасность, что зрелище, открывающееся в иллюминаторе при пуске, создаст дополнительный эффект потери ориентации, что может отрицательно повлиять на самочувствие. Тогда мы решили не подвергать себя этому дополнительному риску. Теперь, во втором полёте, я был уверен, что опасности нет. В моём экипаже я был единственным, кто уже во второй раз летел на «Союзе», поэтому я предложил ребятам не закрывать иллюминаторы, и не сомневался, что это не помешает нашей работе. Точно знаю, что Бобу очень понравилось. К сожалению, Роман так и не смог ничего увидеть из своего центрального кресла. В положении командира Космического Корабля есть свои недостатки. Хотя я всё равно бы охотно с ним поменялся.
От Лены
Какой чудесный день! Великолепие и почти что волшебство! Впрочем, как выяснилось потом, я всё-таки была чуть-чуть не в себе: несколько человек меня на следующий день спрашивали о чём-то, о чём, по их мнению, мы разговаривали в день пуска, а я совершенно этого не помнила. Только не надо мне теперь рассказывать, что по пути к Ракете я у вас одолжила денег, — номер не пройдет — я же всё точно помню!
Дай Бог здоровья моей любимой американской подруге Кэти Лорини. Она воплощение юмора, и самодисциплины, и мудрых решений. Но главное, что с ней можно говорить обо всём на свете — она всё всегда понимает и никогда на меня не обижается. На этот раз я приставала к ней с разговорами о лицемерном отношении американцев к контролю за торговлей оружием в собственной стране, а точнее, об отсутствии контроля и регулярных, происходящих из-за этого неизбежных отстрелах мирного американского населения. Буквально за неделю до этого моя другая любимая подруга очень талантливо резюмировала ситуацию: ты настоящий американец, если ты подозрительно относишься к гомосексуализму, но точно знаешь, что страна должна гарантировать твоё конституционное право быть застреленным при выходе с воскресной мессы.
Я давно начала размышлять, как мне пережить пуск и остаться в себе. В прошлом году я потратила много времени и сил на изучение различных техник для восстановления внутреннего равновесия. В результате мой iPod Nano был забит кучей полезных медитативных текстов — под них хорошо засыпается; и ещё за прошедший год я научилась силой мысли довольно быстро изменять своё настроение. Я знала, что, если во время пуска нервное напряжение достигнет предела и надо будет срочно отвлечься, я смогу погрузиться в себя, слушая мой любимый текст «Daisy Pond» Берта Голдмана. Голдман называет себя «американским монахом», и, хотя это прозвище до сих пор кажется мне забавным, история его жизни произвела на меня впечатление. Именно к нему я обращаюсь в моих периодических поисках внутренних решений и хотя бы временного умиротворения, — кстати, всем рекомендую.
Седьмого мая я проснулась с глубоким убеждением, что «Daisy Pond» не поможет, и в день пуска мне понадобится что-то ещё — музыка. Жаль, что мои познания в роке не простираются дальше «The Beatles». Конечно, «Don’t stop me now» группы «Queen» вполне в тему, но там слишком медленное начало. Да и вообще, я предпочитаю джаз.
Традиционная пресс-конференция «за стеклом» оказалась менее суматошной, чем я ожидала, но более суматошной, чем полагается пресс-конференции. Сплошной, хоть и не всегда очевидный абсурд — как в путешествии Алисы. Не то Страна Чудес, не то Зазеркалье. До космической страны чудес оставалось лишь несколько часов пути. Франк разыскивал знакомые лица, всем нам улыбался и махал рукой. Я подарила значок и булавку для галстука с эмблемой
Дальнейшую последовательность событий сейчас уже трудно восстановить. Все выходят к автобусу, американский астронавт Майк Бэйкер (который занимался нашей семьёй и проявлял при этом невероятное внимание) помогает мне встать около входа в автобус. Кто-то «бдительный» (конечно же!) сразу пытается меня то ли оттолкнуть, то ли, схватив за руку, оттянуть подальше. Активное владение русским языком приходится очень кстати: «Трогать меня руками не надо». С соответствующим выражением лица и интонацией. Поборник предавтобусной дисциплины как ошпаренный отлетает в сторону. Франк с экипажем заходит в автобус. О том, чтобы поцеловаться на прощание не может даже быть и речи — Доктор Нет на страже. Франк садится в автобус и прикладывает обе ладони к стеклу изнутри, а мы с Неле — снаружи: как будто мы все держимся за руки. Автобус трогается, Франк посылает нам воздушный поцелуй. А потом, пару дней спустя, фотография на полполосы в популярной бельгийской газете, на которой запечатлён этот момент, — улыбающийся Франк с открытой ладонью. Да, он сделал это у всех на глазах. Но неужели правда издательство решило, что Франк посылает воздушный поцелуй бельгийской нации?!
После обеда и короткой экскурсии по местному музею автобус привёз нас туда, откуда мы должны были смотреть пуск. Ракета казалась такой маленькой! Она стояла посреди степи, ужасно одинокая и в то же время радостная. Может, она интроверт? Степь — не самое приятное место на свете. Было жарко, светило яркое солнце, и — ни единого дуновения ветерка. Все оделись как можно легче (мои глубочайшие соболезнования высшему руководству, упакованному в деловые костюмы). Наша открытая обувь в определенный момент оказалась слишком смелым решением, принятым в целях выживания при высоких температурах, ибо на земле копошились неизвестные мне доселе насекомые. Какое-то необычное ярко-зелёное паукообразное вспрыгнуло из ниоткуда прямо на ногу Неле. Тут и пригодился большой флаг с эмблемами полёта, который я весь день таскала за собой, — им-то я и прогнала мелкое чудовище. Правда интересно, что практически каждому из нас случалось пострадать от существа, которое мы считаем значительно ниже себя? Это я к тому, что мы уверены, что мы умнее пауков.
Том, Неле и Кун благоразумно проводили большую часть времени в тени непонятного маленького домика — единственного в округе. Хоть оно и походило не более чем на трансформаторную будку, тень его была вполне полноценной. Рядом стояло ещё одно сомнительное рукотворное сооружение — что-то вроде деревянной веранды, где можно было скрыться от солнца в ожидании пуска. Однако её крыша загораживала вид. С нами был Франсуа, врач Франка со времен его первого полёта; он сумел отыскать стул для мамы Франка Жанны — вероятно, единственный на всю степь. Они с Кариной (сестрой Франка) тоже предпочли степь тенистой веранде.
«Все внимание — Ракете — позитивную энергию — Ракете», — я начала свою задуманную программу сразу при выходе из автобуса. И пуску помогу, и время проведу с пользой. Я даже попыталась послушать Голдмана. Ничего не вышло. Из-за окружающего шума нельзя было разобрать ни слова. Ракета же не обращала на меня никакого внимания. Она явно собиралась извлечь всю необходимую ей энергию из топлива и интеллекта создавших её людей. Признаюсь, в глубине души я уже давно подозревала, что именно так оно и будет! Итак, план «Б».
Окружающая действительность всё больше утрачивала связь с реальностью. Поехать на пуск ужасно интересно и увлекательно! Но с тех пор, как мы с Франком вместе, мы делаем всё интересное и увлекательное вместе. Так почему же он сейчас не со мной?! Что за ерунда! Я уже сходила без него в музей космонавтики и скупила там весь запас значков и магнитов местного производства — аж все десять штук — на подарки родственникам — бесценнейший сувенир, на котором наша фамилия написана неправильно: «De Vinne» вместо «De Winne». Ну поразвлекались, пора бы уже вернуться к нормальному положению дел — где же мой муж? Но это было только начало.
Две недели назад, когда экипаж отправили на Байконур, а мне пришлось остаться в Москве, у меня была уйма времени, чтобы распланировать свою жизнь на ближайшие недели и месяцы. Как ни старайся разобраться с предстоящими переживаниями заранее, всё равно на практике почти всё и всегда оказывается иначе. В тот день, за две недели до пуска, я представляла себе двадцать седьмое мая совершенно не так, как я его представляла за несколько месяцев. И могу сказать наверняка — я никогда не ожидала, что май 2009 года будет именно таким. Чем ближе был день пуска, тем сложнее и неподъемней казалось мне происходящее.
В конце концов я нашла банальное, но действенное решение. Когда ситуация представляется непосильной, единственный способ с ней справиться — разделить её на части, каждая из которых по отдельности кажется разрешимой. И я начала разбивать полёт Франка на кусочки. Я размышляла об этом, помогая своей подруге, художнику-кукольнику Светлане Пчельниковой, собрать и покрыть лаком сувенирных кукол для полёта Франка — она сделала их по нашей просьбе. Малыш-астронавт, обнимающий и защищающий планету Земля. Прообразом нашей куклы стала эмблема благотворительного проекта Светланы «Парад кукол детям». Суть проекта в том, что знаменитости с помощью художников-кукольников создают коллекционных кукол, которые потом продаются с аукциона, а деньги полностью переводятся в детское отделение Бакулевского центра на операции детям, чьи семьи не могут их оплатить (эмблема проекта наш малыш-астронавт, а главное — коллекция аукциона и списки детей, которым уже помог проект — на сайте www.paradkukol.ru). Малыш-астронавт сделан всего в ста экземплярах, все они номерные. Это не так мало, как кажется, когда их надо лакировать, упаковывать и перевозить!
«Если бы он летел на одну-две недели, была бы я сейчас в таких растрепанных чувствах?» — размышляла я, расставляя на полу коробки для упаковки кукол. Скорее всего, нет. Конечно, я бы сходила с ума от мысли о пуске и стыковке и остальных, чисто технических моментах. А потом, сразу после стыковки, я бы начала ходить по потолку в ожидании посадки. Одна-двухнедельные командировки — вполне естественное явление в нашей жизни, так что и думать тут нечего. Просто бежишь как стометровку в школе — на одном дыхании… Эврика! Отныне я объявляю этот полёт коротким — для себя, конечно. Это даёт мне право ограничиться схождением с ума только по вопросам безопасности На сегодня остальная часть полёта для меня не существует. А когда пройдет запуск и стыковка, я буду себе придумывать, что дальше — двух-трехнедельный полёт. И просто повторю это несколько раз.
Мы с Франком придумали для него несколько интересных проектов на время полёта. Я собрала всякие необходимые мелочи в личные вещи. Осталось только проработать подробности и переслать информацию Франку. Заодно и время скоротаем.
Со вздохом облегчения я представила себя Скарлетт О’Харой, которая была мировым лидером по откладыванию на завтра всего, что досаждало ей сегодня. Унесенный Ракетой, а не ветром, он обязательно вернётся, хоть он и не Терминатор. Жизнь прекрасна, всё зависит от точки зрения!
Мы с Кэти, как и все присутствующие, бесцельно стояли посреди голой степи. К счастью, пауки интересовались женщинами значительно младше нас. Ожидание стресса — это тоже стресс. Мы уже договорили о неограниченной торговле оружием, а Ракета всё не улетала. У русских всё рассчитано по секундам. Тогда время для джаза: я протянула один наушник Кэти, другой заткнула себе в ухо. Дэйв Брубек — «Take Five» — музыка на все времена. Если время в моей подборке на сегодня рассчитано верно, следующая песня начнётся как раз вовремя. Пятиминутная композиция была близка к концу. Ничего не происходило. Играем её ещё раз. И вот минуту спустя, как раз под мой любимый проигрыш саксофона, я увидела вибрацию. Именно увидела — по меньшей мере на секунду раньше, чем услышала или ощутила. Я нажала перемотку вперёд. Кэти удивленно взглянула на меня и от всей души расхохоталась. Громкий рокочущий звук и вибрация исходили из моего крошечного iPod-нано. Говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Но в данном случае было бы хорошо один раз услышать. Я надеюсь, вы узнаете мелодию, читая слова. Это хит конца
We’re leaving together
But still it’s farewell
And maybe we’ll come back
To earth, who can tell?
I guess there is no one to blame
We’re leaving ground
Will things ever be the same again?It’s the final countdown…
We’re heading for Venus and still we stand tall
‘Cause maybe they’ve seen us and welcome us all
With so many light years to go and things to be found
I’m sure that we’ll all miss her so.It’s the final countdown…
(Europe/J. Tempest)
Мы с Кэти то ли танцевали, то ли прыгали под музыку. Я размахивала флагом с эмблемами. Наш собственный саундтрек, наложенный на реальность, отделил нас от всех остальных, превратил пуск в трёхмерное кино, на которое я сходила вдвоём с любимой подругой. Неожиданно мы создали свой собственный кусочек реальности, который останется с нами на всю жизнь. Куражу и веселью нашему не было предела — просто-напросто мы были счастливы. Идеально синее небо, предельно хорошая видимость, безупречный пуск, все чувствуют себя прекрасно — дети, мамы, сестра. Какой чудесный день — великолепный, почти что волшебный. А ещё мне удалось уговорить некоторых из сильно растрогавшихся присутствующих перестать плакать — ну не смех? Лучше не бывает!
* * *
Аэропорт «Крайний» на Байконуре — небольшое здание, в котором начисто отсутствуют услуги для пассажиров. К сожалению, там строго запрещено фотографировать. У меня есть серьёзное подозрение, что этот запрет связан не с какими-то невидимыми невооружённым глазом секретами, а с тем, что при виде этого аэропорта трудно поверить, что он является одним из стратегических пунктов, гарантирующих чёткость космических пусков. Вот они его и скрывают.
К моменту, когда мы приехали в аэропорт, прошло уже больше часа со времени пуска, и значительно больше с тех пор, когда мы последний раз были вблизи цивилизации. Естественно, нам был нужен туалет. Ответственно заявляю, что статус жены астронавта, только что улетевшего в космос, даёт некоторые, хотя и неохотно предоставляемые, преимущества в этой сфере. При поддержке персонала НАСА (во время этого сюрреалистичного путешествия эти люди помогали нашей семье всеми возможными способами) я смогла уговорить местную милицию позволить нам, женщинам, воспользоваться их мужским туалетом. Это была небольшая, но очень важная победа женщины-человека над жёсткими правилами мужской военизированной системы.
Впервые в жизни я заходила в самолёт с хвоста. Три дня назад, когда мы прилетели, мы спустились по обычному трапу. А теперь самолёт готовили к отправке одновременно с нашей посадкой в него. Работали двигатели. Шум был невероятный. Люди затыкали уши, чтобы хоть как-то уменьшить грохот в голове. Помните сцену из фильма «Кабаре»? Там персонаж Лайзы Минелли тянет персонажа Майкла Йорка под мост, когда поезд проезжает у них над головами. «Ааааааааа!» — кричит Минелли изо всех сил. Йорк смотрит на неё с удивлением. Но через секунду он тоже вопит, широко открыв рот: «Аааааааааа!»
«Кун, даёшь антистресс?»
Кун просто ангел. Он всегда готов играть, веселиться и экспериментировать. Года три назад он вместе с друзьями организовал съёмки фильма под названием «Возвращение на Марс». Я тоже там снималась — в роли кого-то из Центра управления. Кун играл одного из главных героев, бывшего преступника, приглашенного участвовать в полёте. В последней сцене фильма он умирает на Марсе. Я покатывалась со смеху, когда увидела смонтированный фильм и те сцены, в которых не участвовала — Кун даже умудрился организовать, чтобы его арестовала местная полиция и бросила в кутузку. Об этом я, кажется, ему уже говорила. Но я раньше никогда ему не рассказывала, что я не удержалась и расплакалась, когда увидела сцену его смерти на Марсе. Я, конечно, понимаю, что мы родственники и всё такое, и я к нему отношусь необъективно, но просто он действительно ужасно трогательно сыграл! Эти последние три года Кун много занимался кино, и теперь вместе с другом Мишелем Кнопсом они работают над собственными сценариями и собираются стать профессиональными кинематографистами.
«Аааааааа!» — закричали мы вместе, так громко, как только могли, хотя совершенно ничего не услышали. Да здравствует антистресс! Дай пять! ААААААААААА! По-моему, мы изрядно удивили окружающих. Им было не до нас, и они нас наверняка простили (хотя и сомневаюсь, что поняли). Впрочем, мы их не потревожили — они так и стояли, плотно заткнув уши, чтобы уберечься от шума моторов.