- Мечтатели. 34 известных писателя о путешествиях, которые изменили их навсегда — М.: Эксмо, 2015. — 416 с.
«Мечтатели» — это сборник коротких историй о смешном и грустном, о страшных опасностях и захватывающих приключениях, о прыжках со скалы и посиделках в парижских кафе, созданный при поддержке издательства Lonely Planet.
Тим Кэхилл, чей рассказ представляет «Прочтение», является основателем и главным редактором журнала «Outside». Он написал 9 книг и поучаствовал в создании трех документальных фильмов для IMAX, два из которых были номинированы на Oscar. Тим живет в штате Монтана.ТИМ КЭХИЛЛ МЕСТО, КОТОРОЕ Я НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ Пустыня была в… ммм… ладно, не помню точно где,
но точно где-то в Соединенных Штатах. Почти точно она была в каком-то штате к западу от Висконсина, где
я вырос и ходил в школу, совершенно ничего не зная о той
Америке, что располагалась за Миссисипи. Тогда были
пасхальные каникулы, и мы — я и пара моих друзей — решили поехать в Калифорнию. Конечно, это была долгая
поездка, а мы хотели вернуться до начала занятий, так что
не могли позволить себе остановку со сном в кровати, тем
более что на мотели у нас особо не было денег. Я малость
вздремнул, когда кто-то еще сел за руль, но когда в «Фольксваген-жук» набивается трое здоровенных парней, спать
почти невозможно.И все же, мне кажется, я был погружен в этакий странный полусон, когда эмоции явно преобладают над чувства-
ми. Яснее всего я запомнил то… хм, пространство. Вместо
привычных моему глазу зеленых холмов с жующими коровами я видел много… ну, песка. Да. И камня, пожалуй. Кажется, это было раннее утро, потому что солнце было достаточно низко (но это мог быть и закат), и оно освещало
вершины того, что я бы назвал горами. На дороге мы были
совершенно одни. Было не очень понятно — то ли мы глубоко в долине, то ли высоко в горах. И то, что было вокруг
нас или над нами, — вот этот пейзаж… Я такого никогда
не видел. Я замер, пораженный необузданной мощью и великолепием неведомой страны. Друзья дали мне минуту.
А может, они сказали мне: выйди на минутку… я не помню — в любом случае глаза мои жгло, как будто я собирался
заплакать. Я не знаю почему. Я об этом не думал.Горы (или долина, или что бы это ни было) сверкали
под солнцем, и, возможно, я правда почувствовал слезы
на лице. Но может, и нет. Как бы то ни было, я стоял и смотрел на эту странную землю — где бы и чем бы она ни была — и повторял в своем сердце: я никогда этого не забуду.Это место стояло у меня перед глазами еще несколько часов. Потом я уснул. А когда мы добрались до Лос-Анджелеса, оно исчезло. Я не мог воскресить его в памяти,
словно бы не видел. Место, которое я никогда не забуду,
исчезло за один день.*** Несколько лет спустя, уже в 1967-м, я жил в Сан-Франциско, в квартире, которую можно, пожалуй, описать как
хипповую ночлежку. Собирался в Мексику, так что читал
книги о культуре, географии, еде и музыке в этой стране.
Если вы можете живо представить матрас на полу и кучи
библиотечных книг вокруг, вы поймете, о чем я.Мои ночлежные друзья всячески поносили меня, витая
в облаках марихуаны: «Слышь, ты делаешь все неправильно.
Просто расслабься и угомонись уже». Но я выучил урок того «места, которое я никогда не забуду», и собирался узнать
о Мексике как можно больше. Ведь только так после путешествия я буду все помнить.Впрочем, это тоже не сработало.
Я очень хорошо помню поездку, но в основном она состояла из проблем с попутчиками, а вовсе не из особенностей Мексики. Например, теперь я знаю, что ехать в Мексику с человеком, который находится на испытательном сроке
после проблем с наркотиками, — плохая идея. Вы, может,
и поговорите с местными, но эти местные будут полицейскими, и вопросы задавать придется уже не вам.Какие-то проблемы возникали из-за моего совершеннейшего невежества. Тогда я ни разу не был в походе и почему-то очень много надежд возлагал на армейский спальник.
Нет, конечно, вы можете спать в таком мешке под дождем,
но очень скоро промокнете и замерзнете, а к утру спальник будет весить сто кило и никогда не высохнет — зато
вы сможете отдать его местным в счет оплаты двух ночей
в сарае с козлами. С козлами? Ну да, зато сухо.Конечно, эти истории очень веселили моих ночлежных друзей, но все-таки мои воспоминания казались мне
туманными и не такими уж яркими. На тот момент я думал, что хочу быть писателем. Величайшее Произведение
должно было возникнуть из небытия целиком благодаря
опыту прожитой жизни (двадцать четыре года, на минутку). Но тогда я пытался рассказать соседям про тот сарай
с козлами и понимал, что не могу даже толком ответить
на вопросы.— Чувак, там же реально воняло, наверное.
— Да нет, нормально было. Чем там вонять-то могло?
— Ну, ээээ… козлами.
— Козлами? Серьезно? Я че, похож на человека, нюхавшего козлов?Мне показалось, что истории, которые я рассказываю,
только выиграют, если их расцветить деталями. Я не мог
просто испытать что-то и думать, что этот опыт навеки
со мной останется. Мне следовало давать названия цветам, запахам и чувствам. Следовало обращаться к соб-
ственным эмоциям и уже через них воспринимать мир.
И мне нужно было это делать прямо сразу, потому что
в путешествиях не всегда есть время на рефлексию. Какого цвета тени на скале? Совершенно точно — темно-красные, я уверен, потому что — записал. Ночной, темный
красный цвет, близкий к абсолютной тьме. Глубокий.
Жуткий. Так вот и записал.*** Северная Калифорния была для меня новым местом,
поэтому в свободное время я исследовал окрестности.
Я ездил в Пойнт-Рейес, или к горе Лассен, или даже
в Биг-Сур. И в любой день путешествия я непременно находил минутку, чтобы посидеть и записать впечатления.
И сейчас, примерно сорок лет спустя, я могу открыть эти
старые записные книжки и снова вернуться в те дни.Еще одним плюсом записей стало то, что, читая их,
я вспоминаю и те вещи, о которых не писал. Я, например, могу вспомнить погоду, вспомнить, как озяб с утра,
могу прямо-таки почувствовать дождь, загнавший меня
в палатку, трепетавшую на ветру.Некоторые люди уверены, что могут вспомнить свои
ощущения с помощью фотографий. Не могу с этим поспорить, хотя передача чувств через объектив — редкий талант,
которого у меня нет. Мне приходится превращать эмоции
и интуиции в слова — чтобы потом запоминать их навсегда.
Когда я не могу записать, что хотел, и вместо этого делаю
фото, я знаю, что навсегда теряю этот момент.Урок, полученный мной в «месте, которое я не забуду», укоренился в моем «Я». Почему я плакал, когда впервые увидел пустыню? Интересно было бы вспомнить.
Надо бы найти время, чтобы осознать то, что я сейчас
называю внутренним пейзажем. Записывая впечатления,
я творю. Когда на странице соседствуют эмоции и наблюдения, читая это, я приближаюсь к пониманию того, зачем все это нужно.Потом я получил работу музыкального журналиста
в маленьком журнале в Сан-Франциско под названием
«Rolling Stone». Несколько лет спустя я помогал новому
журналу «Outside». Я много работал в «Outside», потому что мне нравилось писать для них. Сплав на плотах
по реке Овайхи, поиск доколумбовых построек в Перу — не могу поверить, что мне за это платили.Я был хорошим журналистом. Страсть к записыванию впечатлений сделала свое дело. После возвращения
из поездки все мои быстрые записки на коленке превращались в настоящие истории, которые можно было рас-
сказывать. Теперь, когда мне уже семьдесят, я все еще
пишу о путешествиях, наслаждаюсь ими и все еще в восторге от того, что могу зарабатывать этим на жизнь.
Иногда я думаю, что моя работа — это волшебство, содеянное той самой пустыней. Или — горой? В общем,
«местом, которое я никогда не забуду». Хотелось бы мне
сказать, что там было невероятно красиво, но это всего
лишь предположение. Мне кажется, что это сочетание
сильных эмоций и пустынного пейзажа, существующего
в моих воспоминаниях.Вообще, если подумать, пустыня могла быть и в Юте.