- Дж. М. Кутзее. Школьные дни Иисуса. — М.: Эксмо, 2017. — 320 с.
В «Школьных днях Иисуса» речь пойдет о мальчике Давиде, собирающемся в школу. Он учится общаться с другими людьми, ищет свое место в этом мире. Писатель показывает проблемы взросления: что значит быть человеком, от чего нужно защищаться, что важнее — разум или чувства? Но роман Кутзее не пособие по воспитанию — он зашифровывает в простых житейских ситуациях целый мир. Мир, в котором должен появиться спаситель.
Вот только от кого или чего нужно спасаться?
ШКОЛЬНЫЕ ДНИ ИИСУСА
Фасад музея искусств, расположенного на северной стороне главной площади Эстреллы, украшают высокие колонны из песчаника. Он, Инес и мальчик попадают в здание, как и было велено, минуя главный вход, через узкую дверь, выходящую в переулок, над которой яркими золотыми буквами значится Academia de la Danza, и далее следуют по стрелке, указывающей на лестницу. Поднимаются на второй этаж, проходят через распашные двери и оказываются в просторной ярко освещенной студии, пустой, если не считать пианино в углу.
Входит женщина — высокая, стройная, облаченная с головы до пят в черное.
— Чем могу помочь? — спрашивает она.
— Мы бы хотели поговорить с кем-нибудь о записи моего сына, — говорит Инес.
— Записи вашего сына — куда?..
— Записи его в вашу Академию. Насколько я понимаю, сеньора Валентина разговаривала об этом с вашим директором. Моего сына зовут Давид. Она уверила нас, что дети, записанные к вам в Академию, получают и общее образование. В смысле, не только танцуют. — Она произносит слово «танцуют» с некоторым презрением. — Нас в первую очередь интересует общее образование, а танцы — не очень.
— Сеньора Валентина говорила нам о вашем сыне, все верно. Но я недвусмысленно дала ей понять и так же откровенно скажу вам, сеньора: это не обычная школа и не замена ей. Эта Академия занимается воспитанием души через музыку и танец. Если вашему сыну требуется обычное обучение, вам лучше воспользоваться услугами государственного образования.
«Воспитание души». Он касается руки Инес.
— Если позволите… — говорит он, обращаясь к бледной молодой женщине — столь бледной, что она кажется обескровленной, — alabastra приходит ему на ум, — но тем не менее красивой, поразительно красивой, и, возможно, это вызвало в Инес враждебность — красота, словно у статуи, ожившей и пробравшейся сюда из музея. — Если позволите… Мы в Эстрелле приезжие, новенькие. Мы работали на ферме у сеньоры Валентины и ее сестер временно, пока здесь не обосновались. Сестры любезно заинтересовались судьбой Давида и предложили финансовую помощь, чтобы он мог посещать вашу Академию. Академию они очень хвалят. Говорят, что вы знамениты образованием в целом, что ваш директор, сеньор Арройо, — почтенный работник образования. Можно ли нам добиться встречи с сеньором Арройо?
— Сеньор Арройо, мой муж, сейчас не может вас принять. На этой неделе нет занятий. Они возобновятся в понедельник, после каникул. Но если хотите обсудить практические вопросы — можете обсудить их со мной. Во-первых, ваш сын будет у нас пансионером?
— На пятидневке? Нам не сказали, что ученики могут в Академии жить.
— У нас мало мест для проживающих учеников.
— Нет, Давид будет жить дома, правда, Инес?
Инес кивает.
— Хорошо. Во-вторых, обувь. У вашего сына есть бальные туфли? Нет? Бальные туфли ему понадобятся. Я напишу вам адрес магазина, где вы сможете их приобрести. А также одежду полегче и поудобнее. Важно, чтобы тело было свободно.
— Бальные туфли. Учтем. Вы только что говорили о душе, о воспитании души. В каком направлении вы воспитываете душу?
— В направлении добра. Повиновения добру. А почему вы спрашиваете?
— Просто так. А каково остальное расписание, помимо танцев? Нужно ли купить какие-нибудь книги?
Во внешности этой женщины есть нечто настораживающее, чего он не может толком определить. А теперь понимает, в чем дело. У нее нет бровей. Брови у нее либо выщипаны, либо сбриты — а может, они никогда и не росли. Ниже ее светлых, довольно редких волос, туго стянутых на затылке, простирается нагой лоб, широкий, как его ладонь. Глаза — сине́е небесного — спокойно, уверенно встречаются взглядом с его. «Она видит меня насквозь, — думает он, — что бы я ни говорил». Не такая уж и молодая, как сначала показалось. Тридцать? Тридцать пять?
— Книги? — Она небрежно отмахивается. — С книгами позже. Всему свое время.
— А классы? — говорит Инес. — Можно нам посмотреть классы?
— Это наш единственный класс. — Она обводит взглядом студию. — Здесь дети танцуют. — Приблизившись, она берет Инес за руку. — Сеньора, вам необходимо понять: это Академия Танца. Танец — в первую очередь. Все остальное — вторично. Все остальное — потом.
От ее прикосновения Инес зримо деревенеет. Ему хорошо известно, как Инес противится человеческому прикосновению — и уж точно его сторонится.
Сеньора Арройо поворачивается к мальчику.
— Давид — так тебя зовут?
Он ожидает от мальчика привычной дерзости, привычного отрицания («Это ненастоящее мое имя»). Но нет: мальчик обращает к ней лицо, словно раскрытый цветок.
— Добро пожаловать в нашу Академию, Давид. Я уверена, тебе здесь понравится. Меня зовут сеньора Арройо, и я буду за тобой присматривать. Ты слышал, что я сказала твоим родителям о бальных туфлях и о том, что нужно носить свободную одежду?
— Да.
— Хорошо. Тогда жду тебя в понедельник утром, ровно в восемь. Начнется новая четверть. Иди сюда. Потрогай пол. Славный, да? Его положили специально для танцев, это доски из кедра, растущего высоко в горах, их сделали плотники, настоящие искусники, и пол у них получился настолько гладкий, насколько это вообще возможно. Мы вощим его каждую неделю, до блеска, и каждый день его полируют ногами ученики. Видишь, какой он гладкий и теплый! Чувствуешь тепло?
Мальчик кивает. Никогда прежде не был он таким отзывчивым — отзывчивым, доверчивым, подобным ребенку.