Из книги Вячеслава Курицына «MTV: покорми меня»
Свеженезависимое государство, обломок только-только рухнувшей Империи, выбирает себе Президента. Им становится композитор, ибо в посттоталитарных странах принято выбирать в лидеры художников, философов и прочих драматургов.
Новый Президент — всенародный любимец, интеллигентнейший человек, но у него есть одно вредное для главы государства качество: невероятно развитое чувство прекрасного. При виде совершенного произведения искусства он от восхищения хватается за сердце, у него взлетает давление, рвется пульс. Причем впечатлительность его прогрессирует и дошла до того, что теперь перед лицом гениального творения Президент просто валится в обморок. Это выясняется на открытии отреставрированного собора, который должен стать символом возрождения и единения нации. Президент должен держать речь, но собор излишне великолепен, и Президент, увидав его, лишается чувств. Торжества переносятся, но и вторая попытка бесплодна: Президент, узрев чудо, вновь отправляется в аут. Кто-то умный из окружения чувствительного Президента догадывается, в чем дело. Храм удается открыть, содрав с него половину позолоты и выбив пару особо искусных витражей.
Президент всякую свободную минуту норовит уделить искусству, которое, конечно же, обязано расцвесть в освободившемся народе. Он не подозревает о причинах своего недуга, списывая вся на государственную усталость, на проделки надвигающейся старости. Между тем ясно, что новые встречи с шедеврами опасны для его жизни. Соратники всерьез обеспокоены (излишне указывать, что все руководство страны — люди искусства; премьер — баритон, спикер — архитектор, госсекретарь — шпрехштальмейстер из цирка, а министр обороны — тонкий поэт-романтик). Соратники понимают, что Президента надо оберегать от встреч с прекрасным. Для этого придется несколько поумерить темпы возрождения национальной культуры, избегать гастролей великих артистов и вообще, как это ни горько, поуменьшить уровень развития искусств. Сам Президент, человек благородный, ни за что бы не согласился с такой политикой, предпочел бы принести себя в жертву высокому; потому ему ничего не рассказывают.
Как истинные интеллигенты, художники, облеченные властью, начинают с себя: министр обороны обещает подзабыть основы рифмовки, премьер — почаще давать в «Онегине» петуха… Но втайне друг от друга они по очереди пробираются к Президенту, который превратился в идеальный индикатор талантливости и, рискуя его жизнью, музицируют ему, читают стихи, показывают картины, глава наркоконтроля что ни вечер заявляется через черный ход дворца с подведомственным ему ансамблем народной пляски…
И с ужасом обнаруживают, что Президент ни в какой обморок не торопится, не бледнеет ничуть. Самочувствие его даже улучшается. Так выясняется, что гениев среди соратников нет. И руководители республики, которые поначалу снижали уровень искусств несколько смущенно и деликатно, начинают беречь здоровье Президента с утроенной энергией. Ни один шедевр не должен пролезть в страну! Создаются специальные комитеты по подавлению талантов. «Верю!» — укоряет теперь актеров видный режиссер, сторонник системы Станиславского. Президент ведь непременно будет на премьере. «Уже хуже, — обнадеживает писателя редактор ведущего журнала, — но надо бы еще поработать. Побледнее краски, походульнее характеры…».
Дочь президента, к огорчению его классической-академической натуры, тусуется с художниками андеграунда — постмодернистами, авангардистами и некрофилами. Тусовка открывает большую выставку, и дочь уговаривает Президента посетить вернисаж. Окружение не против: понятно, что на выставке андеграунда ничего выдающегося не попадется. Работы тусовки и впрямь так плохи, что Президент с каждым залом выглядит все здоровее. Но где-то на последней стене его подкарауливает работа молодого художника — скажем, по имени Петер — возлюбленного его дочери Аннет и чрезвычайно талантливого человека. Картина великолепна. Буквально в последний момент личный врач Президента, выполняющий функции дегустатора, понимает: картина так хороша, что Президент может запросто умереть от восторга. Лекарь грудью бросается на полотно, но Президент успел взглянуть краем глаза — этого довольно, чтобы он рухнул без чувств.
Дела в экономике молодой республики идут, тем временем, откровенно плохо. Прекраснодушные министры не очень-то умеют управлять государством. С независимостью все при всем: ввели свое летоисчисление, восьмидневную неделю, посносили памятники, переименовали города и реки, открыли посольство в Гондурасе… С экономикой — увы. Некогда уютная республика приходит в упадок. В стране есть серьезные силы, желающие учинить переворот. Они даже готовы физически устранить Президента!
Но так как страна чрезвычайно интеллигентная, то и террористы здесь весьма интеллигентны. Они не могут воспользоваться топором или даже отравленной телеграммой. Пронюхав о недуге Президента, они решают угробить его Прекрасным. Хитроумно проносят в парк, где гуляет Президент, античную статую. Подсовывают с деловыми бумагами сонеты Петрарки. Но статуя оказывается фальшивой, как башмаки пантеиста, а Петрарка в переводах министра обороны вовсе не так гениален. Во всей стране, кажется, не сыскать совершенного произведения, все хорошенько замуровано в тайных сусеках. Тут-то и происходит история с картиной Петера — теперь террористы знают, где взять смертельное оружие.
После выставки Петер, чудом ускользнув от президентской охраны, как следует спрятал картину. Он так мечтал, что Президент ее увидит… Очень скоро ему приходится играть в прятки и с заговорщиками, и с президентскими опекунами: и тем и другим шедевр нужен до зарезу. Одним чтобы устроить покушение, другим — предотвратить его.
Интеллигентным террористам удалось было уверить Петера в чистоте своих помыслов: они хотели бы выдернуть Президента из лап придворных мракобесов, которые лишают его встреч с творениями подлинного искусства. Петер ведь втайне мечтал подарить картину Президенту? Они помогут мечте осуществиться. Художник готов раскрыть тайник, но другая сторона идет ва-банк. Мракобесы посвящают Петера в историю феноменальной болезни Президента. Теперь-то Петер понимает, какую угрозу таит его полотно! Он должен уничтожить картину во спасение великого человека (к тому же отца любимой девушки!).
Президент же с некоторых пор чует неладное. Развязав вином язык одному из соратников (это бывший актер театра марионеток, ныне главный пожарник), Президент узнает правду. Перенести такую правду трудно. Президент порывается уйти со сцены, но отставка невозможна как по политическим (кризис в стране и недоверие к иным политикам), так и по эстетическим (фамилия Президента мистически рифмуется с названием Исторического события, коего грядет юбилей) причинам.
Еще плоше становится Президенту, когда он, прослушав все свои пьесы и симфонии, чувствует себя вполне нормально. Сначала он грешит на местных музыкантов (они с некоторых пор и впрямь играют спустя рукава), приглашает виртуозов из сопредельных стран (окружение препятствует, виртуозы завозятся тайно), но результат все тот же. И Президент — не гений.
Самое время вспомнить ему о давно задуманном Opus magnum, о главном сочинении, в которое он надеялся вложить все самое чистое и возвышенное из обнаруженного в душе и за которое он не мог приняться из-за мирской суеты.
Президент даже видит вещий сон на эту тему: труд закончен, автор садится за рояль и выводит музыку настолько величественную, что, исполнив последний такт, падает замертво. О, это будет красивый уход, который войдет во все легенды! Президент садится за свой Реквием. Ничего не получается у Президента. Ноты валятся из рук. Клавиши не слушаются, душа нема.
Жизнь проиграна! — к тому же Президент воспринимает происходящее и как национальный позор. Ни одного гения в целой независимой ни от кого стране! В довершение ко всему он узнает о сожженной ради него картине Петера, который, приструнив вдохновение, изводится и чахнет. Аннет — последняя отрада Петера, он просит ее руки. И Президента озаряет. Он спасет талант, нет, гений художника; он искупит свою вину перед нацией, а временно утратившая шедевры нация спасет свою честь. И Президент ставит условие. Жених должен написать совершенную картину, способную убить Президента: тогда он сможет взять принцессу замуж. Петер ропщет, но державный отец непреклонен.
Петер, понимая, что на гениальное полотно его вдохновит только один образ, пишет портрет Аннет, которая ничего не ведает об условии своего отца. Шедевр готов! Петер везет его во дворец. В этот момент Аннет (письмо, дневник жениха, доброжелатель, мало ли что….) узнает страшную истину. Надо уничтожить портрет, но Петера уже не догнать. Тогда, памятуя о мистической связи между изображенным и изображаемым, Аннет хватает нож и уродует свое лицо. Столь же трагические изменения происходят с лицом на портрете, который уже несут по дворцовым лестницам.
Убитый горем Президент испытывает весьма сильные чувства и все же садится за свой Реквием. Из небытия рождаются звуки такой мощи, какой он не достигал и в лучшие годы. Неужели в стране появится великое произведение?
Но Президент умирает, не дописав одной ноты: отчаявшиеся террористы, отказавшись во имя здоровья нации от своих интеллигентских принципов, прислали ему бокал отравленного вина.