Отрывок из книги
Я еще и в машину-то сесть не успела, только нагнулась и открыла дверцу, как моя дорогая невестка накинулась на меня:
— Ну сколько можно тебя дожидаться!.. Ты что, не слышала, мы уже десять минут тут тебе гудим!
— Здравствуй! — вот так я ей на это ответила.
Мой брат обернулся. И подмигнул — еле заметно.
— Как дела, красотка?
— Нормально.
— Хочешь, я положу твои вещи в багажник?
— Нет, спасибо. Со мной только эта сумочка да еще платье… Я его брошу на заднее сиденье.
— Вот это вот твое платье? — она удивленно вскидывает брови, разглядывая скатанную в комок пеструю тряпку у меня на коленях.
— Ну да.
— И что… что это?..
— Сари.
— Хм… вижу.
— Нет, пока ты ничего не видишь, — учтиво возражаю я, — ты все увидишь, когда
я его надену.
Оскорбленно скривилась.
— Ну что, поехали? — вмешивается мой брат.
— Да. То есть нет… Ты можешь остановиться возле арабской лавочки вон там, в конце улицы? Мне нужно купить одну вещь…
Моя невестка тяжело вздыхает.
— Чего тебе еще не хватает?
— Крема для эпиляции.
— И ты это покупаешь у арабов?
— Да, я все покупаю у моего Рашида! Все-все-все!
Она мне явно не верит.
— Ну, ты уже закончила свои дела? Мы можем наконец ехать?
— Да.
— Ты не пристегиваешься?
— Нет.
— И почему же ты не пристегиваешься?
— Клаустрофобия, знаешь ли, — отвечаю я ей.
И, не дожидаясь, когда она заведет свою песню об искалеченных пациентах Гарша, добавляю:
— К тому же я собираюсь вздремнуть. Умираю как спать хочу. Брат улыбается.
— Что, рано встала?
— Вообще не ложилась, — объясняю я, зевая во весь рот.
Что, по правде сказать, чистое вранье. Не сколько часов я все же покемарила. А говорю так нарочно — чтобы позлить мою невестку. И мне это удается. Знаете что мне нравится в ней больше всего? То, что мне всегда это удается.
— Ну и где ж это ты гуляла? — цедит она, воздев глаза к небу.
— У себя дома.
— Что-то праздновала?
— Да нет, просто играла в карты.
— В карты?!
— Ну да. В покер.
Она раздраженно трясет головой. Но не слишком ретиво. В машине повеяло фиксатором для укладки волос.
— И сколько же ты продула? — весело спрашивает мой брат.
— Ничего я не продула. Наоборот, выиграла.
Оглушительная пауза.
Наконец моя невестка не выдерживает.
— И можно узнать, сколько именно? — интересуется она, поправляя свои солнцезащитные очки Persol.
— Три тысячи.
— Три тысячи?! Три тысячи чего?
— Как чего… Евро, конечно! — простодушно сообщаю я. — Не с рублями же мне морочиться…
Сворачиваясь калачиком, я хихикала про себя. Теперь моей дорогой Карине хватит пищи для размышлений на всю оставшуюся дорогу…
Я прямо-таки слышу, как у нее в мозгах включился счетчик:
«Три тысячи евро… тик-тик-тик-тик… Это сколько ж ей надо было бы продать сухих шампуней и пачек аспирина, чтобы заработать три тысячи евро?.. Тик-тик-тик-тик… Плюс общие налоги, плюс налог на профессию, плюс местные налоги, плюс аренда помещения, минус налог на добавленную стоимость… Сколько раз ей пришлось бы надеть свой белый халат, чтобы заработать три тысячи чистыми? Да, еще ведь CSG.. Прибавляем восемь и вычитаем два… И оплаченный отпуск… итого десять, да помножим на три… тик-тик-тик-тик…»
Да, я хихикала. Под мерное урчание двигателя их «седана», уткнувшись носом в сгиб локтя и подтянув колени к подбородку. Я ужасно гордилась собой, потому что моя невестка — не человек, а ходячая поэма.
Моя невестка Карина имеет диплом аптекаря, но предпочитает, чтобы его называли медицинским, иными словами, она аптекарша, но предпочитает, чтобы ее называли фармацевтом, иными словами, у нее есть аптека, но она предпочитает, чтобы это называли лабораторией.
Она обожает жаловаться на бедность в момент десерта, а еще носит хирургический халат, застегнутый до самого подбородка, с термоклейкой наклейкой, на которой красуется ее имя с двумя кадуцеями по бокам. В настоящее время она торгует главным образом кремами для сохранения упругости ягодиц и мазями с каротином, потому что эти товары прибыльнее других, но предпочитает называть это оптимизацией своего парафармацевтического отдела.
Моя невестка Карина достаточно предсказуема.
Когда мы с Лолой, моей сестрой, узнали о такой невероятной удаче — о том, что в нашей семье появился собственный специалист по средствам против морщин, торговый представитель марки Clinique и дистрибьютор Guerlain, — мы бросились ей на шею, готовые лизаться как пара восторженных щенят. О, какой торжественный прием мы оказали ей в тот день! Мы обещали, что отныне будем закупать косметику только у нее, мы даже были готовы величать ее доктором или профессором Ларьо-Молину, лишь бы она отнеслась к нам как к родным!
Да что там говорить: мы были готовы ездить к ней в аптеку на RER. Тогда как для нас с Лолой поездка на RER до Пуасси — настоящий подвиг.
Мы с ней киснем, стоит нам оказаться за пределами бульваров маршалов, а тут — Пуасси!..
Однако так далеко таскаться нам не пришлось, ибо в конце этого первого семейного обеда наша дорогая невестка приобняла нас за плечи и поведала, опустив глазки долу:
— Только знаете… гм… Я не смогу вам делать никаких скидок… потому что… гм… Если я начну делать их вам, то после… ну, вы понимаете… после я… в общем, этому конца не будет, верно?
— Что, даже какой-нибудь пустяк нам не уступишь? — со смехом спросила Лола. — И даже на пробники не надеяться?
— Нет, пробники — это пожалуйста! — ответила та, облегченно вздохнув. — Пробники
это без проблем.
И когда она отбыла, крепко вцепившись в руку нашего брата — наверное, чтобы он не улетучился, — Лола пробурчала, одновременно посылая им с балкона воздушные поцелуи: «Ах, скажите, пробники без проблем, да пусть она их засунет себе в одно место, эти пробники!»
Я была полностью с ней солидарна, и мы сменили тему, стряхивая крошки со скатерти.
С тех пор мы любим ее разыгрывать по этому поводу. При каждой встрече я рассказываю ей о своей подружке Сандрине, которая работает стюардессой и пользуется фантастическими скидками в магазинах duty free.
Например:
— Послушай, Карина… Сколько, по-твоему, может стоить крем Exfoliant Double Générateur d’Azote с витамином В12 от Estée Lauder?
Этот вопрос повергает нашу Карину в долгие раздумья. Она сосредоточенно закрывает глаза, мысленно листает прейскурант своих товаров, определяет ценовой разброс, вычитает налог и наконец выдает:
— Сорок пять?
Я обращаюсь к Лоле:
— Ты не помнишь, сколько он стоил?
— Что?.. Извини, я не слушала. О чем вы говорили?
— О твоем Exfoliant Double Générateur d’Azote с витамином B12 от Estée Lauder — помнишь, Сандрина тебе привезла?
— Ну и что?
— Сколько ты за него заплатила?
— Ой, я уж и забыла… Нашла что спросить… Кажется, около двадцати евро…
Карина захлебывается от возмущения:
— Двадцать евро?! За EDGA с витамином B12 от Estée Lauder?! Ты точно помнишь?
— По-моему, да…
— А я говорю: нет! За такие деньги можно получить только контрафакт! Извини, дорогая, но тебя просто надули! Напихали какую-нибудь «Нивею» в контрабандный флакон и впаривают таким вот простушкам… Не хочется вас огорчать, девочки, — продолжает она с торжествующим видом, — но этот ваш EDGA — обыкновенная подделка! В чистом виде подделка!
Лола переспрашивает с убитым видом:
— Ты уверена?
— Абсолюу-у-утно уверена! Я же все-таки в курсе официальных цен! И точно знаю, что Estee Lauder использует эфирные масла наивысшего кач…
И вот именно в этот момент я оборачиваюсь к сестре и спрашиваю:
— А он случайно не при тебе?
— Кто «он»?
— Ну этот самый крем.
— Нет… кажется, нет… Хотя постой-ка… Может, и при мне… Погодите, я посмотрю в сумке.
Она возвращается с флаконом и протягивает его нашей экспертше.
Та вздевает на нос свои полукруглые очочки и начинает обследовать предмет со всех сторон. Мы сидим молча, впившись в нее глазами и с тоскливым страхом ожидая вердикта.
— Ну как, доктор? — отваживается наконец Лола.
— М-да… Действительно, Lauder… Я узнаю этот запах… И потом, текстура… У фирмы Lauder текстура особенная, ни с чем не спутаешь. Просто невероятно… Сколько, говоришь, ты заплатила? Двадцать евро? Просто невероятно! — вздыхает Карина, укладывая свои очочки в футляр, а футляр — в косметичку Biotherm, а косметичку Biotherm — в сумку Tod’s. — Просто невероятно!.. Скорее всего, это отпускная цена. Ну как прикажете торговать, если они устраивают такой демпинг?! Это же нечестная конкуренция, ни больше ни меньше. Это… это значит, они не
оставляют вообще никакой маржи, они… Нет, это вообще бог знает что такое! Просто плакать хочется…
И Карина, погрузившись в глубокую скорбь, долго приходит в себя, мешая и перемешивая свой обессахаренный сахар в чашке декофеинизированного кофе.
Самое трудное для нас в эту минуту — сохранять невозмутимые лица до тех пор, пока мы не уйдем на кухню, где можно дать волю веселью. Вот уж там мы начинаем кудахтать, точно две курицы-несушки. Если мама застает нас в таком состоянии, она всегда огорчается: «Господи, до чего же вы обе вредные!..» И Лола возмущенно отвечает: «Ну уж извините!.. Все-таки эта гадость обошлась мне в семьдесят две монеты!», и мы снова прыскаем со смеху, стоя над посудомойкой и держась за бока.
— Ладно… Если ты столько выиграла за одну ночь, то могла бы хоть разок поучаствовать в расходах на бензин…
— И на бензин, и даже на оплату дорожных сборов, — добавляю я, потирая нос.
Отсюда, с заднего сиденья, не видно ее
лица, но я прекрасно представляю себе ее довольную усмешечку и ручки, аккуратно
сложенные на аккуратно составленных коленях.
Извернувшись, я пытаюсь достать из кармана джинсов крупную купюру.
— Оставь это, — говорит мой брат.
Карина верещит:
— Но почему?.. Симон, я не понимаю, почему…
— Я сказал, оставь это, — повторяет брат, не повышая тона.
Она открывает рот, закрывает его, ерзает на сиденье, снова открывает рот, отряхивает ногу, стягивает с пальца колечко с сапфиром, снова решительно надевает его, осматривает ногти, пытается что-то сказать, но, осекшись на полуслове, замолкает окончательно.
Атмосфера накалена. Если уж Карина заткнулась, это означает одно: они в ссоре. Если она заткнулась, это означает, что мой брат повысил на нее голос.
А такое случается крайне редко…
Мой брат никогда не выходит из себя, никогда и ни о ком слова дурного не скажет и не осуждает ближнего своего. Мой брат — существо с другой планеты. Может быть, с Венеры…
Мы его обожаем. И часто спрашиваем: «Ну как тебе удается быть таким невозмутимым?» Он пожимает плечами: «Сам не знаю». Тогда мы спрашиваем: «Неужели тебе никогда не хотелось дать себе волю, сказать какую-нибудь гадость, пускай хоть самую мелкую?»
— Ну для этого у меня есть вы, мои красавицы! — отвечает он с ангельской улыбкой.
Да, мы его просто обожаем. Как, впрочем, и все остальные. Наши няни, его учительницы и преподаватели, коллеги и соседи… Абсолютно все.
В детстве мы валялись на паласе в его комнате, слушали его диски, чмокали его в щечку, когда он делал за нас домашние задания, и развлекались тем, что строили планы на будущее. Мы еще тогда ему предсказывали:
— Ты такой добрый и уступчивый, что обязательно угодишь в лапы к какой-нибудь зануде.
И попали в самую точку.
Догадываюсь, из-за чего они разругались. Скорее всего, из-за меня. Могу воспроизвести их разговор слово в слово.
Вчера днем я позвонила брату и спросила, сможет ли он взять меня с собой. «Ну о чем ты спрашиваешь!» — ответил он с ласковым упреком. После чего его дражайшая половина наверняка закатила истерику: еще бы, ведь тогда им придется сделать огромный крюк. Мой брат, должно быть, просто пожал плечами, а она поддала жару: «Подумай, дорогой… нам ведь ехать в Лимузен… а площадь Клиши, насколько я знаю, совсем в другой стороне…»
И он, такой добрый и уступчивый, вынужден был резко ее осадить, чтобы показать, кто в доме хозяин, и они легли спать, так и не помирившись, и она провела ночь в позиции «спина к спине».
Проснулась она в паршивом настроении и, сидя над чашкой своего биоцикория, снова завела ту же песню: «Все-таки твоя бездельница сестра могла бы встать пораньше и доехать до нас сама… Как посмотришь, на работе она не больно-то убивается, — что, неправда?»
Он даже не ответил. Сидел и молча изучал дорожную карту.
Надувшись, она пошла в свою ванную Kaufman & Broad (отлично помню наш первый визит в их дом: Карина в легком муслиновом шарфике нежно-сиреневого цвета, намотанном на шею, порхала между своими цветочными горшками и с придыханием описывала нам свой «Малый Трианон»: «Здесь у нас кухня — очень функциональная. Здесь столовая — очень уютная. Здесь гостиная — модулируемая. Здесь комната Лео — игровая. Здесь прачечная с сушкой — необходимая. Здесь ванная — двойная. Здесь наша спальня — с современным освещением. Здесь…» Такое впечатление, будто она хотела все это нам продать. Симон подвез нас до вокзала, и на прощание мы сказали, решив его утешить: «Красивый у тебя дом!» «Да, очень функциональный», — ответил он, горестно кивнув. Ни Лола, ни Венсан, ни я даже рта не раскрыли на обратном пути. Сидели и грустно молчали каждый в своем углу купе, думая, вероятно, об одном и том же. О том, что у нас отняли старшего брата и что отныне жизнь без него станет куда печальнее…), а затем, во время поездки от своей «резиденции» до моего бульвара, демонстративно раз десять смотрела на часы, стонала на каждом перекрестке, увидев красный свет, и когда наконец посигналила мне — могу поспорить, что сигналила именно она, — я просто не услышала гудков.
Ох беда, вот беда так беда…