- «Олма медиа групп», 2012
- О пугачевском восстании знают все и в то же время не знает никто. Вроде бы, события известны, версий — множество, но в том-то и беда: ни одно объяснение не объясняет всей истории бунта.
В XVIII веке российская власть расценила пугачевщину как криминал. Дело это было признано позорным, а потому предано забвению.
С подачи Пушкина к бунту отнеслись внимательнее. Стало ясно, что народ восстал не за выгоду. XIX век счел пугачевщину войной черни против знати.
XX столетие упростило ситуацию в угоду вульгарному марксизму. Для советских историков пугачевщина стала крестьянской войной, то есть борьбой эксплуатируемых с эксплуататорами. Однако исследователи так до сих пор и не добрались до сути.
XXI век потащил в интернет-форумы скороспелые доктрины, в которых глобализм причудливо сливается с конспирологией. Дескать, пугачевщина — одна из фаз вечной борьбы Леса и Степи, Европы и Азии, колоний и метрополии… Можно, конечно, свести пугачевщину к любому историческому тренду, но не найден тренд, из которого обязательно выводилась бы пугачевщина.
Еще не опробованный ключ к амбарному замку пугачевщины — это сама Россия. Автор, рассматривая историческое событие с учетом территориальных особенностей, дает читателю уникальную возможность по-новому и по-настоящему не только увидеть русский бунт, но и прочувствовать его. - Купить книгу на Озоне
Маленькие трагедии «транжементов»
Войско Пугачёва поднималось по
Яику, словно косяк на нерест. И речными
порогами стояли на Яике крепости»
транжементы«.
Они были небольшие, размером с
футбольное поле. Квадратом шла куртина:
невысокий земляной вал с оградой
поверху. Внизу — ров. По углам
выдвигались плечи бастионов, каждый
бастион — с чугунной пушкой. Особые
выступы куртин назывались редантами,
дощатые площадки в бастионах —
барбетами. Внутри крепости располагались
казармы, цейхгаузы — склады
оружия, пороховые погреба, храм и
дом коменданта. Вроде, несерьёзное
укрепление, но по степи не ходят пешком,
а для всадников «транжемент»
оказывался неприступным.
Рядом с крепостями размещались
форштадты — казачьи посёлки.
Гарнизоны «транжементов» состояли
из местных казаков и сменных
солдатских рот.
Двигаясь на Оренбург, маленькая
армия Пугачёва подступилась к маленькой
крепости Рассыпной, которую
защищал маленький гарнизон майора
Веловского.
Бунтовщики поскакали на приступ.
Крепостица звонко отлаивалась
из четырёх пушчонок. Солдаты из ружей бабахали поверх брёвен
ограды. Майор Веловский с бастиона
махал платком, командуя залпами.
Бунтовщики с гиканьем и пальбой
носились вокруг крепости на конях,
как на каруселях.
Но за спиной у солдат крепостные
казаки ломали ограду. И на очередном
обороте бунтовщики бросили коней в
ров, разбрызгали осенние лужи, взлетели
на взрытую куртину и ворвались
в крепость. Пугачёв «взял на слом»
Рассыпную.
Секунд-майор Иван Веловский
и три офицера, отбиваясь
штыками, отступили в
избу. Распахнув окошки, офицеры
отстреливались из пистолетов.
Но казаки высадили
шаткую дверь и вломились в
горницу.
Маленькую трагедию маленькой
крепости высветил багрянцем огромный
закат. Избитые и связанные офицеры
видели, что их казаки-предатели
уже на равных разъезжают среди бунтовщиков,
а солдаты угрюмо стоят на
плацу без шляп и париков, без ремней
и ружей. Рядом — виселица. На коне бородатый самозванец, подбоченясь,
ждёт присяги. Но человеку чести невозможно
присягать самозванцу. Поп,
атаман и офицеры вразнобой закачались
над площадью в петлях, а солдаты
покорно преклонили колени перед
конём Емельяна Пугачёва.
История Рассыпной будет повторяться
от крепости к крепости.
Солдаты отбиваются,
но казаки открывают бунтовщикам
ворота. Крепость капитулирует,
офицеров казнят.
Маленькие трагедии Великой
Степи.
В Рассыпной в плен к мятежникам
попала жена майора Веловского
Ирина. Она будет уговаривать солдат
из бывшего гарнизона своего погибшего
мужа бросить бунтовщиков
и бежать в Оренбург. Но какой-то
негодяй выдаст Ирину Веловскую, и
потом, в Татищевой крепости, Пугачёв
повесит жену офицера.
Нижнеозёрная крепость, ближайшая
к Рассыпной, лежала на высоком
мысу над Яиком. Она погибла так же,
как Рассыпная. Комендант майор захар
Харлов с горсткой офицеров из
орудия вёл огонь по мятежникам. Но
Пугачёв только усмехнулся, глядя на
эту жалкую оборону. Стоя на виду
у канониров крепости, он даже не
пригнулся. «Разве на царей пушки
льются?» — хмыкнул он товарищам.
Когда крепостные казаки открыли
ворота, Харлов понял, что пропал, и
начал скатывать бочонки с порохом
с обрыва в Яик. Бунтовщики влетели
на бастион. Один из них рубанул
майора саблей. Харлов упал. Но он
не успел умереть от потери крови:
его на руках донесли до виселицы и
сунули головой в петлю.
Историю майора Харлова
и его молодой жены
через 60 лет после бунта
узнает Пушкин. Он выйдет
из тарантаса и поднимется
на заросшую травой куртину
былой крепости. Над осенним
Яиком, над Великой Степью будут
плыть журавлиные клинья. Тени облаков
будут тихо стекать по белёсым
склонам прибрежных гор.
Пушкин поймёт, что ни чертополох
во рву, ни Российская империя уже не
помнят об отваге и чести майора из
дальней провинции, о тоске и ужасе
его юной жены. И Пушкин им всем напомнит
о маленьких трагедиях «транжементов». В «Капитанской дочке» он
сделает захудалую Нижнеозёрную крепость
Белогорской крепостью — глав
ной крепостью русской литературы.
Татищева крепость
Оренбургский губернатор Рейнсдорп давал бал. «Народ, который поёт
и пляшет, зла не думает», — некогда
поучала государыня. И вдруг посреди
менуэта грянуло известие, что яицкие
казаки опять взбунтовались, присягнули самозванцу, взяли Илецкую крепость и летят к Оренбургу. Офицеры
кинулись в казармы, дам в обмороках
разносили по каретам.
Через день из Оренбурга вышел отряд барона Христиана Билова: 200 солдат и 150 казаков сотника Тимофея
Подурова. Но решимость барона кончилась за десять вёрст до Нижнеозёрной крепости. Билов послушал, как в
осенней дали, в чистой тишине отчаянно грохочет пушка майора Харлова,
и скомандовал ретираду в Татищеву
крепость, самую надёжную в округе.
Эту крепость Оренбургская экспедиция заложила в 1736 году на
впадении речки Камыш-Самарки в
Яик. Здесь сходились три дороги: из
Оренбурга, Самары и Яицкого городка. Татищев, командир экспедиции,
приказал укрепить земляной «транжемент» бревенчатыми стенами и
назвал крепость своим именем.
27 сентября 1774 года Татищеву
крепость осадили мятежники Пугачёва. Из окошек домов форштадта высунулись рыла бунтовщичьих пушек.
Гарнизоном «транжемента» командовал старый полковник Григорий Елагин. Солдаты Елагина и Билова и казаки Подурова заняли места на валах
и батареях.
Восемь часов по улочкам Татищевой
крепости катался гром канонады. Ядра
мятежников перелетали через куртину и звонко лупили в брёвна цейхгаузов. По лужам во рву поплыли свежие
жёлтые щепки. «Транжемент» трясся
от обстрела, как от ужаса, но не сдавался. Пугачёв разделил своё войско
пополам и приказал штурмовать Татищеву крепость с двух сторон.
В исцарапанную, старую подзорную трубу полковник Елагин
увидел, что толпа мятежников,
пригибаясь, бежит по правому
берегу Камыш-Самарки. Елагин требовательно глянул на
Билова. Барон отрицательно
покачал головой: биться в чистом поле своих солдат из крепости я не поведу, пускай идут
казаки Подурова.
Казаки Подурова выехали из крепости и угрюмо остановились посреди
речки на виду у мятежников. «Против
царя пошли, регулярщики?» — испытующе крикнули из толпы бунтовщиков. Речка бурлила вокруг конских ног,
сносила хвосты лошадей. «Петру Фёдорычу предаёмся», — хмуро сказал
Тимофей Подуров.
Пожилой оренбургский казак, он
станет надёжным помощником Пугачёву. Умелым командованием он наведёт
страх на гарнизон Оренбурга. Под горой Маяк он заманит в ловушку и сгубит симбирскую команду полковника
Чернышёва.
Однако через полгода князь
Голицын разгромит бунтовщиков, и Подуров угодит в плен.
А Пугачёв не вернётся отбивать сподвижника. Подуров
проклянёт Пугачёва. Но зимой
1775 года их обоих казнят в
Москве на одном эшафоте.
Офицеров потрясла измена Подурова. А Пугачёв ухмыльнулся и отдал
приказ о штурме. Казаки двинулись на
крепость, толкая перед собой возы с
горящим сеном: прятались от картечи
в густом белом дыму. Обозлённые солдаты палили из пушек и ружей. Но вечерний ветер перекинул огонь с возов
через куртину, и в крепости запылали
крыши цейхгаузов. Солдаты бросились
тушить пожар, оголив оборону. На
опустевшем реданте напрасно бил
тревогу барабанщик. Мятежники
рванулись к воротам, вышибли
створки и вломились в крепость.
Врукопашную отбивались только офицеры. Полковника Елагина и бригадира Билова ранили. Немца-барона казаки
не удостоили и казни —
докололи на улочке, как
бешеного пса. А Елагина и других офицеров
вздёрнули на виселице. Жена старого
полковника Анисья Семёновна с воем
вырывала окровавленного мужа из рук
бунтовщиков, и бабе тоже накинули на
шею петлю.
Дряхлые яицкие «лыцари» потом
расскажут Пушкину, что мёртвого Елагина мятежники сняли с виселицы,
освежевали, как борова, и его салом
мазали свои раны. Пушкин поверит
этой сказке: озверение — неизбежное
следствие бунта.
Но ужас смерти пугал и без страшилок. Дым разгромленной и сожжённой
Татищевой крепости тонкой пряжей
растянулся над остывающей степью.
Капитанская дочка
Пугачёв сражался при Татищевой
крепости дважды: в начале побед и
в начале поражений. Пушкин тоже
дважды посетил Татищеву: по дороге в
Оренбург и по дороге обратно. Дорога
вдоль Яика словно убеждала и Пушкина, и Пугачёва: Татищева крепость —
это очень важно. А что в ней важного?
Важна судьба семьи полковника Елагина — простая и страшная. Такова вся жизнь человеческая, в которой страшнее
всего делать очень простой
выбор.
Псковский дворянин Григорий Елагин 37 лет оттрубил на службе, вышел
в отставку, а денег не было. И он, полковник, согласился на майорскую должность коменданта крепости. В бунт ему
стукнуло уже 56. За полгода до мятежа
Елагин выдал
за
коменданта соседней Нижнеозёрной
крепости. Бравый майор Харлов вместе с
молодой женой пригрел и её
братишку Колю: растил генерала.
Когда бунт подкатил к Нижнеозёрной, Харлов отправил Танюшу и Колю
к отцу: Татищева крепость показалась
Харлову надёжнее. Но бунтовщики взяли оба «транжемента». 26 сентября в
петле погиб муж Татьяны, а 27 сентября на её глазах казнили отца и мать.
На руках Татьяны Харловой остался
маленький братишка.
Пушкину рассказали, что Танюша
была невысокого роста, круглолицая
и миловидная. В захваченной Татищевой крепости её приметил Пугачёв —
мужик с горячей кровью, сыгравший с
жизнью в чёт-нечёт. Что на этом свете
могло его попятить?
Красивую офицерскую вдову Емельян прихватил с собой под Оренбург,
а Татьяна взяла и братишку — с кем
его оставишь в холодном, разорённом
доме? Она была согласна на всё, даже
на бесчестье, — ради братика.
Через месяц Пугачёв перенёс лагерь бунтовщиков в Бёрдскую слободу.
Бабу и мальчонку в телеге перевозили верные яицкие казаки. Но вдруг на
полпути они остановили коней и велели офицерским детям сойти на дорогу.
И потом с сёдел принялись палить по
ним из пистолетов. Таня и Коля повалились в грязь колеи.
Казакам лень было спешиваться,
чтобы проверить, живы ли дворянчики. Покрутившись на конях вокруг
упавших, казаки поскорей поскакали
к Пугачёву — объявлять, что пленники сбёгли. А брат и сестра были
только ранены. Но они боялись бунтовщиков и сползли с дороги, где
их ещё могли бы подобрать добрые
люди, спрятались за кустами, обнялись и насмерть вмёрзли в ледяную
полночь степного ноября.
Потом Пугачёв узнал, что побега не
было. Но сделанного не воротишь. Детей офицера замело порошей, однако
ещё долго той зимой проезжие останавливались на знакомом повороте
тракта и ходили смотреть на убитых.
Мёртвая Танюша Харлова обнимала
брата крепче, чем живая Таня обнимала казака Емельяна.
Эта история добила Пушкина — и
вместо задуманной «Истории Пугачёва» из-под пера Пушкина полетела
«Капитанская дочка». Старый полковник Григорий Мироныч Елагин подарил прекрасной пушкинской Маше,
возлюбленной
Петруши Гринёва, фамилию Миронова.
А допросные листы Пугачёва
донесли живую скорбь Емельяна по Тане: «убили её з братом за то, что я её любил. И я
об ней сожалел». Пугачёв покаялся в своей вине за гибель
полковницкой дочери, хотя
мало ли у злодея-самозванца
было грехов, чтобы сокрушаться ещё и об этом?
Казаки решили утешить Пугачёва
и отправили к нему блудницу, которую взяли от гренадеров в обозе разгромленного генерала Кара. Пугачёв
побаловался с девкой — и велел её
повесить: потому что она «волочилась с конюхами и потом украла у
него подсвешник серебреной».
Почему же казаки столь жестоко обошлись с Танюшей Харловой
и Колей Елагиным? И почему безжалостный Емельян не отомстил
убийцам? Да, мятежники вешали
баб, даже беременных, но эти бабы,
жёны убитых мужей, плевали в лицо
самозванцу. А Татьяна не плевала.
Но её застрелили на грязной дороге. Всё потому, что у яицких казаков
были свои планы на
жену для казачьего
императора.
Чувства Емельяна и офицерская
вдова помешали
планам казаков.
И Татьяну принесли в жертву. А Емельян
стерпел. Пока
что яицкие казаки
были его
сильнее, и
«улица» его
оставалась
«тесна».
Чтобы победить
казаков, ему
надо будет потерпеть поражение
от Оренбурга.
Оренбуржье: казачья Россия
От начала бунта прошло всего две недели, а
бунтовщиков стало уже больше тысячи, у них было
20 пушек. Мятежники без боя прошли сквозь Чернореченский «транжемент», оставленный гарнизоном,
и вышли к Оренбургу — главной крепости губернии,
заполненной сбежавшими жителями посадов, войсками и артиллерией.
Пугачёв сначала решил «зачистить» территорию
вокруг города и прошёл по двум крупным селениям,
что подпирали Оренбург плечами.
Слободу Каргалу в 1744 году основал губернатор
Неплюев. Он поселил здесь торговых татар из-под
Казани. Для Пугачёва татары на площади перед мечетью застелили осенние лужи коврами и распластались ниц, пока два знатных жителя под локотки
бережно вели самозванца к царскому креслу. Так
мусульмане встречают не батыра, имама или визиря, — так встречают падишаха, владыку улуса. «Жители встретили меня со всякою честию, яко царя,
почему тут ни одного человека и не повесил», —
скажет потом Пугачёв.
В Каргале к своим яицкому и илецкому полкам
Пугачёв добавит татарский полк. Атаманом Каргалы
станет ушлый местный купец Муса Улеев. Осадной
зимой Пугачёв повадится шастать в слободу к радушному Мусе, у которого всегда будет хмельное на
выбор: буйная татарская буза или весёлая русская
кумышка.
После Каргалы Пугачёв двинулся в Сакмарский
городок. Крепость близ впадения реки Сакмары в
Яик яицкие казаки построили в 1720 году, ещё до
Оренбургской экспедиции. Узнав о приближении Пугачёва, атаман городка сбежал в Оренбург. Сакмарцы звали его обратно, но он не вернулся.
Бунтовщики выволокли из церкви попа и велели
зачитать бумагу, что пришёл царь Пётр Фёдорыч.
Поп отнекивался — дескать, помер же царь, но попу
ответили: жив он, «погребён вить другой». Поп, тоскуя, зачитал манифест Пугачёва. Казаки Сакмарского городка присягнули Емельяну. А Пугачёв назначил им атаманом попа.
У бунтовщиков была вера в казачью
правду, а Христос её соблюдёт или Магомет — не важно. Имамов и попов пугачёвцы бестрепетно верстали в казаки.
Однажды в крепости Бузулук атаман отправил
местных попов исполнять своё поручение, а попы
зароптали, отказываясь. «Ково же мне послать? —
изумился атаман. — Неуж снова казаков нарядить,
за которыми и без того много дела? А вас при всякой
церкви по два. Куда вас, дьяволов, беречь?»
Сакмарский поп прослужил атаманом недолго,
сакмарцы упросили Пугачёва назначить им атаманом что-нибудь более похожее на казака. И Пугачёв
отрядил в Сакмарский городок своего недавнего любимца — древнего старика Дубовского, который в
Илецком городке признал в нём царя.
В 1738 году Фёдор Дубовский служил атаманом
станицы Дубовской на Волге, а станица была центром
Волжского казачьего войска. Но чёрт дёрнул Фёдора пожаловаться на воровство войскового атамана
Персидского. Приехали ревизоры. Атаман подмазал
их, и они объявили жалобу Дубовского наветом. Фёдора кинули под кнут, а потом навечно сослали на
Илек простым казаком.
Пугачёв ещё возьмёт на Волге станицу Дубовскую
и обрушит авторитет клана Персидских. Хотя старику Дубовскому от этого не станет легче. Он угодит в
плен и сгинет на каторге. А несчастный сакмарский
поп получит плетей, потом его лишат сана и определят в церковные сторожа. Зато хитрый Муса Улеев,
пугачёвский атаман Каргалы, вывернется из оренбургского каземата, отбоярится от следствия, вернётся домой и ещё долго будет торговать в Каргале,
как ни в чём не бывало.
Пока осада будет душить Оренбург, Пугачёв займётся переименованиями. Андрей Овчинников превратится в «графа Панина», Федька Чумаков — в
«графа Орлова», Ванька Зарубин — в «графа Чернышёва». Сакмарский городок Пугачёв переименует в
Петербург, Каргалу — в Киев, Бёрды, свою ставку, —
в Москву. Так у «царя Петра Фёдорыча» появится
собственная Россия. В конце ХХ века она сведёт с
ума авторов «Новой хронологии».
Меняя названия, Пугачёв выстраивал параллельную реальность. Он словно форматировал мир, чтобы силой загнать действительность в уже готовую
модель. Такой демиург, как самозванец Пугачёв, не
мог не победить в информационной войне с императрицей Екатериной.