Я был однажды в Москве. Виделся с непростым писателем Прохановым. Он повел меня в лес. Мы пили, потом он достал наган и стал мне его показывать. Что-то говорил про замшелое дерево. Он показывал мне коллекцию бабочек. Забавно, отчего все русские собирают
бабочек?
Из интервью Крахта газете «Эклибрис»
Ммммм!
Кристиан Крахт в состоянии свободного падения
ЗОВ КОРОВ
Человекообразная обезьяна воздымает руки и во все горло ревет: «Ммммм!»
Это последняя фраза сочинения «Метан», написанного Кристианом Крахтом (1966) в соавторстве с Инго Нирманн (указано, что «Метан» — первая часть трилогии, но будет ли продолжение, или это указание останется художественным приемом, не знает, возможно, и сам Крахт).
Почему же так поступает вышеуказанная обезьяна?
Дело в том, что она только что увидала саблезубого тигра, который, попив из озера, будет вовсе не прочь закусить обезьяной.
И нет ничего для защиты, ни малейшего камня.
Обезьяна обращает лик к небу: может, спасение грянет оттуда?
Все это на фоне вулкана Килиманджаро.
Происходит в небе умопомрачительный взрыв, летит лава и цветные камни, обезьяна во все горло ревет.
Она думает, что празднует освобождение от тигра, но читатель, одолевший книгу, понимает, что она приветствует метанизацию пространства.
Это «Ммммм!» мы уже слышали ближе к старту сочинения — от священного животного коровы. Из этого мычания произошел, кстати, звук «ом» («аум») — дух всех и всяческих изначалий.
Корова же — и конкретная Зорька, и, главное, как часть мировой коровьей общности, — является очень мощным производителем метанового газа.
Всякий из нас — такой производитель: метан выходит из человека в ходе любой дефекации, то есть в среднем более чем ежедневно.
Мы уже понимаем, что «метан» — метафора неоднозначная.
С одной стороны, дефекация, с другой - божественный дух изначалий.
И впрямь. Из метана (если верить авторам, что необязательно) возникла жизнь, и вообще он сыграл много важных ролей в деле… во всяких природных делах, в развитии атмосферы, земной оболочки, всего такого.
Со следующей стороны, дальнейшая метанизация планеты — родная сестра глобального потепления, результаты которого, во-первых, непредсказуемы, а во-вторых, иногда неутешительно предсказуемы: расползание океана, который затопит Кубу или, там, остров Цейлон.
Но есть и теории, согласно которым глобальное потепление на некоторых материках почвы как раз поприбавит, а еще…
Долгое время книга Крахта и Нирманн читается как нон-фикшн, как геополитический трактат, и способствует такому прочтению много чего: Крахт — не только писатель, а действующий журналист; Крахт хорошо знает третий мир, где проводит большую часть времени (а в «Метане» все как раз про тот самый мир); Норманн — почему бы не ученый (ученая) коллега?
О том, что нас водят за нос, каждый догадается на своей странице (кто-то и на первой, ибо эпиграф гласит, что история, преподаваемая в мировых университетах, «в основном мошенничество»), но издательство аж во второй половине книги ставит сноску типа «а вот этот факт - правда». То есть предполагает, что заблуждаться можно долго.
ВХОДИТ И ВЫХОДИТ
Трактат и впрямь исполнен убедительно. Основная мысль: история человечества — это борьба сторонников метанизации с ее противниками. В борьбе за метан изрешечиваются пулями секретные агенты, поедаются живьем соседские племена и разваливаются империи. Саддам Хуссейн всю жизнь мечтал быть поглощенным Америкой, цель Австралии - захватить Индию и упромыслить все ее население, очень многие исторические личности к концу жизни состояли уже не из органики, а из метана.
Хорошо метан или плохо — вопрос лукавый. Аргументы сторон путаны; персонажи, поддерживающие враждующие концепции, в среднем одинаково отвратительны. Авторы скорее на стороне метана, но — поскольку оппозиция, мягко говоря, надуманная — это неважно.
Стоит лишь заметить, что концепция вполне романтическая: в реальности люди бьются за более прозаические ценности, чем метановое-антиметановое будущее Земли.
Критическая оценка «Метана» зависит от того, кто чего ждет от произведения искусства. Продлись наша цивилизация еще тыщу лет, «Метан» может оказаться классическим трактатом… Ну, как для нас словоплетения алхимиков и средневековых астрономов: бессмысленно, но очень красиво.
Форма у текста, пожалуй, идеальная: рвутся из писателя куски информационного поля, вот именно как метан. Он и выблевал их — про метан трактатом. Не выблевал то есть.
Актуальный же смысл сосредоточен в первом, самом (наряду с последним) незатейливом, абзаце. Автобус с туристами едет по сафари-парку. Туристы защищены стеклами от львов, гепардов и прочих хищных куропаток. Туристам хорошо! У них бутерброды, фотоаппараты, номер в гостинице. Одни с женами, другие с презервативами. В мини-баре что-то, наверное, есть. А разгерметизируйся сейчас автобус — съедят за две секунды тигры и куропатки «радостных монголоидов» (японцев, надо думать). Да, первые звуки текста тоже были «Мммм» — так урчали туристы, покушавшие в рыбном ресторане.
Последний абзац про то же самое: обезьяна, на которую сейчас обрушатся цветные камни (вулкан, кстати, взорвали атомной бомбой южные африканцы, чего обезьяна узнать не успеет).
Да и весь Крахт — про это.
СПИРАЛЬ И ПРЯМАЯ
Крахт автор двух романов — Faserland и «1979», — благодаря которым он и считается (является) выдающимся писателем современности.
Faserland — история молодого небедного человека, который мечется по Германии и отчасти Франции в разнообразных транспортных средствах, избывая, как сказали бы в середине прошлого века, «экзистенциальную тоску», что означает: много воспоминаний о нежном детстве, поиск здесь и сейчас любви и ласки, желание простой и верной дружбы. Мешает ему обрести все желаемое обилие алкогольной продукции разных пород, образ жизни товарищей, любящих свальный грех и препараты, изменяющие сознание, а также идея упаковки. Мир — он ведь как супермаркет! Он упакован в бренды, нельзя сказать слово «часы», надо сказать «ролекс», реальность исчезла, людьми правят образы, социолог, встреченный в поезде, создал целый институт для нащупывания общественных моделей, а модели все индивидуальные… ну, тематика ясна.
Много блюют в этом романе: и герой, и друзья, и случайный человек на автостоянке.
«1979» — история о том, как два гомосексуалиста, утомленные кокаином, мраморным мясом и шелковыми платками, попали на вечеринку на виллу в Иране (бывает: любой тусовщик подтвердит, что занести спьяну может куда угодно). За стенами виллы начинается исламская революция, а тут — вечеринка. Ну, шелка опять же, кокаин, павлины. Революция дело небезопасное, спутник рассказчика погибает. Рассказчик же оказывается в Китае с мистической миссией: обползти вокруг какого-то озера. Его хватают местные эфэсбэшники и пакуют в концлагерь, который описан весьма убедительно.
На мой вкус, это один сюжет.
В Faserland «европейский» человек спускается в ад по спирали, длинными кругами, поначалу неспешно, но скорость-то возрастает и круги сужаются. Этот роман примерно «не закончен», финального сужения нам не показано.
В «1979» тот же самый «европейский человек» валится из рая в ад, примерно как из окна камень. Вся разница — в декорации и скорости.
КРАЙ СВЕТА ЗА ПЕРВЫМ УГЛОМ
Скорость — одно из ключевых слов. Крахт пишет необычайно «быстро». И отдельные фразы короткие, и романы малюсенькие, а «Метан» — просто фитюлька. В «Прочтении» при плотной верстке занял бы меньше двадцати полос. При этом концентрация газа очень высока: в «Метане» не успеваешь следить, как меняются страны, герои, политические коллизии и смешные концепции, в первом романе — поезда, автомобили и тусовки, во втором — психологическое и физическое состояние героя. Я не слежу за современной литературой; возможно, уже все поголовно овладели такой техникой письма. Но в любом случае — класс высокий.
Потому не слишком важны обвинения в поверхностности (в Германии Крахта и его дружков наделили погонялом «поп-литература» — в презрительном смысле). Да, засилие образов, безумие брендов, отчуждение индивидуума от реальности, противоречия общества потребления — темы заезженные. Сами уж давно апроприированы обществом потребления.
Важно, однако, что Крахт не «критикует». Это в 68-м «критиковали» буржуазию за образ жизни, а теперь чего критиковать, когда образ жизни превратился в образ смерти. Это коммунисты в парламенте «критикуют» парламентаристов, как ворон ворона после пятой бутылки водки.
И сообщение Крахта — это не «месседж» в культурологическом смысле, на философской, как у форели, подложке, а «месседж» как у прибора сигнал: летит прибор сквозь метановые облака и делает тревожное «пи-пи-пи». Сын миллионера, обласканный журналист, уж не знаю, насколько глубоко, но погруженный-таки в реалии третьего мира (то есть настоящей жизни, где нет грантов и брендов), шлет информацию: край света — за первым углом.