ПМ жив

Михаил Елизаров. Мультики: роман. М.: АСТ, 2010.

На первых ста страницах нового романа Елизаров демонстрирует, что он может писать не хуже, чем наши реалисты — и новые, и уже морально устаревшие. Эту повесть про шпану «с раёна» (драки — телки — терки — бухло — грабежи) можно сравнить с «Гопниками» Козлова, с «пацанскими рассказами» Прилепина, а если отвлечься от подростковой темы и поискать аналог тухло-серой атмосфере происходящего — то и с полным собранием сочинений Романа Сенчина.

Однако в отличие от авторов, которые изображают мутную жизнь рабочих окраин без малейшей рефлексии, «такою, как она есть», в тексте Елизарова присутствует двойная точка зрения. Прием состоит в том, что первобытное сообщество гопников описывается с внешней позиции, культурным языком и иногда в достаточно сложных понятиях. Аморальное — со знанием об относительности морали, асоциальное — с пониманием множественности социальных устройств, обряды и обычаи — с точки зрения этнографа. При этом рассказ ведется от первого лица, так что говорящий — одновременно дикарь и этнограф, черноногий индеец и Леви-Стросс. В зависимости от обстоятельств рассказчик может сближаться с тем или иным из этих полюсов, пульсирующая дистанция позволяет ему удерживаться от оценок, оставаться абсолютно объективным, но при этом не опускаться до репортажа.

Сделано мастерски, и читать авторов чернушной «правды жизни» после «Мультиков» (а также сборника «Кубики», из которого роман вырос) будет неинтересно. Одного роста с Елизаровым, пожалуй, только Жадан в некоторых своих рассказах (ср. «Порно» из книги «Красный Элвис» — там, кстати, тоже Харьков конца 1980-х, но с оглядкой на Ирвина Уэлша). Остальных наш букеровский лауреат своими мультиками-кубиками мимоходом закрыл. Ну какая там, к черту, «Школа»? Почитайте Елизарова.

Однако реалистическая история малолетнего правонарушителя — это только начало. На сотой странице мера условности начинает меняться — не резко, как у Сорокина, а постепенно, создавая жутковатый, липкий саспенс. Герой попадает в милицию, а там вдруг обнаруживаются пространственные сдвиги, появляются странные люди-машины, герои соцреализма внедряются в реальность и берут любителя «мультиков» в оборот. Бедолага-гопник поступает на «перековку» к образцовому советскому педагогу, и воспитательный процесс оборачивается похищением души и распадом сознания.

Я не имею никакого права выдавать сюжет, скажу только, что в «Мультиках» видны все приметы елизаровского письма. Это и завороженность Организацией, Ритуалом, Наставничеством, которые должны упорядочить хаос, объединить людей, создать преемственность традиции: в «Библиотекаре» — Читальня, здесь — Детская Комната Милиции. И реализация метафор (помутившийся Разум, критика чистого Разума). И прием mise en abime — дурной бесконечности отражающих друг друга сюжетных зеркал. И великолепное, нутряное чувство соцреализма — в романе сотни аутентичных деталей, которые невозможно ни вспомнить, ни вычитать у Павленко, ни наковырять у Катарины Кларк, — их можно только угадать.

Текст Елизарова — лента Мёбиуса, клубок смысловых уроборосов, перекрученная пленка со множеством концов, дающих равноправные версии событий, — в общем, это классический постмодерн. Который, представьте себе, жив и превосходно себя чувствует.