Ольга Лукас. Новый поребрик из бордюрного камня (фрагмент)

Отрывок из книги

О книге Ольги Лукас «Новый поребрик из бордюрного камня»

Любимый город

Питерец любит свой город, когда он далеко. О, эта любовь в разлуке, любовь в изгнании, любовь в эмиграции! Любовь за тысячу километров от объекта! Невыносимое желание выйти на Невский, прикоснуться подошвами к его тротуарам. Выбежать под дождь — вы знаете, какие у нас в Питере дожди? Э-э-э, не знаете. Вы никогда не поймёте, как здорово промoкнуть под таким дождём, простудиться, лежать в кровати с градусником и грелкой и слушать, как всё тот же дождь барабанит по крыше. А ветер? Знаете, какой в Питере ветер? Что плохо лежит — всё унесёт! Поэтому у нас в городе всё лежит исключительно хорошо.

Растравив своё сердце подобными мыслями, питерец не выдерживает — хватает первый попавшийся билет на первую попавшуюся попутную дрезину и мчится в объятия своего города, чтобы любить и быть любимым, навсегда, навсегда!

Но стоит ему вернуться назад, как к любви примешивается невыносимый быт. Едва прикоснувшись одной подошвой к тротуарам Невского и только ещё занеся для прикосновения другую, питерец сталкивается с неприятным субъектом. «Вот вы тут беспечно хoдите по Невскому, а не знаете, что скоро его перекроют, весь перекопают и сделают на этом самом месте подземный солярий на тысячу мест. Немедленно подпишите здесь, здесь и здесь и выдайте в фонд защиты города три тысячи двадцать восемь рублей, желательно без сдачи», — говорит неприятный. Питерец торопливо подписывает, раскошеливается и спешит прочь — потому что начинается дождь, который смоет лапшу с его ушей и пыль дальних стран с его одежд. Промокнув до нитки и обнаружив, что одежды его полиняли и представляют теперь зрелище унылое, питерец бежит домой, чтобы, лёжа в кровати с грелкой и термометром, слушать, как дождь барабанит по крыше. Но едва он ложится, как дождь стихает, зато в дверь начинают барабанить соседи: набирая воду в грелку, питерец забыл выключить кран и теперь заливает тех, кто живёт этажом ниже. Питерец перекрывает воду, убирает в шкаф грелку и градусник, распахивает окно, чтобы в его затхлую жизнь ворвался свежий невский ветер и унёс прочь всё, что плохо лежит. Но ветер почему-то презрительно крутит носом и наконец уносит несколько крупных купюр разного достоинства.

Осерчав, питерец бежит на вокзал, вскакивает в первую попавшуюся дрезину и уезжает прочь. Едва только отъехав на двести километров от Санкт-Петербурга, он чувствует, что в сердце его поселяется знакомая сладкая боль — боль разлуки с любимым городом.

Москвич относится к своему городу утилитарно: в нём можно жить, можно делать дело, можно всё, что можно, а что не можно — тоже можно, только по специальным расценкам. О любви москвичу думать некогда. Ну, допустим, люблю я Москву, люблю, — хотите, в доказательство привяжу к антенне какую-нибудь ленточку?

Однако стоит кому-то немосковскому найти малюсенький изъян на белоснежном челе столицы, как москвича уже не узнать. Он вдруг всем сердцем понимает, как любит свой город — и, может быть, именно благодаря этой крошечной детали, которую тупой иногородний дикарь принял за изъян. «Да знаешь ли ты, деревенщина, что такое пробочная медитация? А слыхал о таком виде спорта — ежедневное городское ориентирование с препятствиями? Я тебя научу любить мою Москву!»

«Моя Москва!» — как упоительно выкрикивать эту фразу, сцепившись с противником, пусть даже в Интернете. «Да, да, ещё, ещё, моя Москва, Моя, МОЯЯЯЯЯЯ!»

Оглушённый, чужак отступает, бормоча то ли извинения, то ли проклятия. «Я тебе покажу — ни пройти ни проехать!» — вопит тем временем москвич и, отвязав от антенны ленточку с надписью «Я *сердечко* Москву», душит врага на глазах безмолвно медитирующих в пробке сограждан.

Противник вырывается и убегает прочь с ленточкой на шее. Москвич некоторое время глядит на осиротевшую антенну, затем привязывает к ней новую ленточку — «Я *сердечко* светлое пиво».

Социальные сети

Когда бабочка летит в паутину, она знает, что эта штука называется «паутина», но не знает, как она работает. Бабочка не плетёт сети — в молодости она вьёт кокон. Увидев паутину, бабочка думает: «Надо же, какой оригинальный фасончик! А вдруг такое все сейчас носят, одна я — бабочка-лох?»

Москвич знает о том, что социальная сеть зовётся сетью, но летит в неё, подобно бабочке, потому что ему интересно и потому что все его знакомые уже угодили в эту сеть, и теперь их не вытащить. Проще влипнуть самому.

Оказавшись в социальной сети, москвич сразу отмечает перспективы и возможности. Нужные люди — гляди-ка ты — тоже все здесь! Их следует зафрендить и очаровать. Очаровывать лучше всего парадоксальными комментариями, дабы нужный человек сразу понял: ему пишет интересная, неординарная личность, к которой стоит присмотреться.

Москвич оформляет своё виртуальное гнездо так, чтобы незнакомые ему, но потенциально полезные люди сразу поняли: тут вам не абы кто, тут обретается нужный человек. Частенько из-за этого маскарада неофит принимает бесполезного, но более опытного пользователя социальных сетей за нужного человека. Но даже хитроумный москвич, ловко прикинувшийся нужным человеком, нередко сам попадает под обаяние такого же точно хитроумного москвича. Иной раз они настолько увлекутся взаимным заморачиванием голов, что в результате действительно окажутся полезными друг другу. Эти игры очень облегчают жизнь настоящим «нужным людям», которые до сих пор наивно верят в то, что в социальных сетях можно отдохнуть.

Когда рыба плывёт в сеть, она знает, что эта штука называется «сеть», но не знает, как она действует. Товарищи, угодившие в сеть, не вернулись, чтобы рассказать про наваристую уху с лавровым листом.

Питерец попадает в социальную сеть из вежливости (его настойчиво приглашают друзья, которым неловко отказывать). Затем он, также из вежливости, добавляет всех, кто добавил его. Потом отвечает всем, кто ему написал, потому что это культурно. Старается ежедневно отвечать тем, кто написал ему хоть раз, — чтобы не обидеть хороших людей невниманием.

Социальная сеть становится для питерца второй работой, а иной раз вытесняет из его жизни основную работу и даже саму жизнь. А вы попробуйте каждый день придумывать оригинальные и вежливые ответы на пятьсот однообразных сообщений!

Перед тем как написать хоть что-то, питерец напряжённо думает: не обидится ли кто-нибудь на эту запись? На его записи, впрочем, всё равно обижаются, потому что обидеть питерца можно любым неудачным знаком препинания. Бравый восклицательный знак вместо обыденной точки — это уже вызов, ввергающий в тоску тех, кому свойственно ввергаться в тоску по всякому поводу. «Восклицаешь, значит? Радуешься? А мне вот нечему радоваться, мог бы догадаться, бездушный ты человек! Наверное, это он мне назло так!» — думает иной питерец, но вместо того, чтобы написать об этом прямо тому, кто невольно задел его, и тем разрешить зарождающийся внутренний конфликт, деликатный обиженный питерец пишет лишь: «Эх...» И этим многоточием умудряется оскорбить пятерых человек, которые по невнимательности часто не ставят никаких знаков препинания и теперь думают, что это намёк лично им: мол, не пренебрегайте точками, друзья. А ещё двенадцать человек не только воспринимают это «эх» на свой счёт, но и бегут оправдываться: мол, ты не подумай, что я в пятом классе шапку в гардеробе своровал из плохих побуждений, нет, это была оправданная месть. Или, например: «О, как ты догадался, что я безнадёжно влюблён в чужую жену? Ведь я же никому-никому не говорил об этом!»

Любой расчётливый питерский злодей знает: чтобы избавиться от конкурента или врага, не нужно его убивать. Нужно всего лишь отправить ему приглашение в социальную сеть, и вскоре она опутает его настолько, что его, считай, и не будет вовсе.

Впрочем, правила хорошего тона, ввергающие питерцев в эту пучину, их же и спасают. В детстве мама говорила маленькому питерцу: «Иногда из вежливости лучше промолчать!» И однажды питерец, уже большой, но запутавшийся в социальной сети, вспоминает эту фразу и хватается за неё обеими руками. День молчит из вежливости, другой молчит. Неделю не откликается. Глядишь — самые воспитанные его забывать начали и из друзей деликатно удалять. Не проходит и месяца, а питерец уже полностью свободен от этих добровольных обязательств, плывёт куда хочет, но теперь знает, что представляет из себя та ячеистая штука, которую рыбаки называют простым словом «сеть».