Лет 250 лет тому назад господа Лавуазье и Ломоносов, не сговариваясь, заметили, что если что-нибудь где-нибудь убудет, то просто так не пропадет.
И верно. Казалось бы, День Конституции — невнятный выходной сомнительного происхожения — заслуженно отменили, но свято место пусто не бывает. Страна принялась со знакомым ленивым рвением отмечать 100-летие Леонида Ильича Брежнева. В этой замене можно усмотреть и символическое значение, можно и ничего не усмотреть. Тем не менее, мимо такой даты пройти невозможно, ибо Леонид Ильич ныне символизирует собой не просто эпоху, а образ жизни.
Все центральные телеканалы включили в свои программы фильмы о Брежневе: каналы победнее — документальные; побогаче — художественные. Есть даже сериал, в котором звезды советского кино пытаются быть похожими на главных почитателей этого кино. Признаться, в сериале получается неплохо.
Как всегда, в фильмах к юбилею — об имениннике либо хорошо, либо ничего. Или почти ничего. То, что Леонид Ильич был последнюю пятилетку очень болен, мы и сами помним. То, что он был весельчак, любитель анекдотов о самом себе, маршал, четырежды Герой Советского Союза и кавалер ордена «Победа» — для нас тоже не новость. То, что в 70-е годы из страны были высланы и лишены гражданства сотни людей, не согласных с советским образом жизни, а некоторые помещены в психиатрические клиники — об этом мы и так знали всегда, а уж при перестройке нам об этом напоминали столь назойливо, что теперь уже и никогда не забудем. То, что 80% (!) жилищного фонда России было построено при Леониде Ильиче, — теряется в шквале негативного информационного потока.
Все это — правда, но не только об этом думается, вспоминая те годы. Хочется вспомнить о том, что безвозвратно ушло, и сравнить с тем, что пришло. В то, что Брежнев — «мелкий политический деятель эпохи Пугачевой», сейчас уже не верится.
Когда-то наша семья жила в отдельной кооперативной квартире, построенной при Брежневе. В ней и сейчас живут мои родители-пенсионеры, а в те годы отец был инженером в КБ, мать — врачом на оборонном заводе. С нами жили родители отца — сверстники Леонида Ильича. Семейство — по канонам советской власти — относилось к интеллигенции. У всех взрослых — высшее образование.
Утром родители уходили на работу к 9 часам (за опоздание могли и премии лишить), возвращались примерно в 7 вечера. Иногда приносили наборы «из дефицита» (выдавали на предприятиях) — палку копченой колбасы, шоколадные конфеты «Белочка», банку шпрот и — в нагрузку — банку с салатом морской капусты или кальмарами (последнее пищей не считалось). Родители ругали советскую власть, слушали вражеские голоса и возмущались вторжением в Афганистан.
Дед и бабушка имели менее радикальные взгляды. К Брежневу они относились с симпатией, Сталина осуждали за культ личности, о Хрущеве в те годы уже успели забыть. Дед, дважды выгнанный из партии в начале 30-х, но в неразберихе не репрессированный, речи Брежнева слушал внимательно, вздыхал и сочувствовал ему по-пенсионерски: «такой больной, а все еще работает». Дед, на год старше Брежнева, вышел на пенсию в 70 лет, получал 132 рубля пенсионных и иногда одалживал работающим детям-инженерам, получавших немногим более. Бабушка при разговорах об империалистах вспоминала погибших в Великую Отечественную родственников и повторяла заклинание «лишь бы не было войны». После ввода войск в Афганистан ее отношение к советской власти ухудшилось.
Телевизор транслировал три канала, содержание которых было примерно одинаковым. Официальные речи читались по бумажке и пахли диалектической мертвечиной.
Советский хоккей одерживал победы (о триумфе американцев на Олимпиаде друзья родителей говорили как о торжестве над советской властью), космонавты постоянно «удостаивались» званий героев, ежегодно шла битва за урожай, а пляжи Крыма и Кавказа заполняли советские туристы, с рюкзаками, набитыми консервами.
Пионерия распевала песни (песни еще умели и сочинять, и петь), комсомол строил БАМ, евреи потихоньку уезжали в Израиль (и часто попадали в США), милиция могла и помочь простому человеку. Простых людей было большинство.
Строилось жилье, которое считали ужасным, хотя и коммуналок было много. Человек мог прожить на одну зарплату, а государство ревниво беспокоилось об умеренном благосостоянии граждан, не позволяя получать «нетрудовые» доходы или тунеядствовать.
Несмотря на заботу партии и правительства, в стране на всех не хватало товаров, из столиц в провинцию везли все, включая сахар, крупы, мясо, мыло. Список увеличивался с каждым годом. Правда, никто с голоду не умирал и побираться на помойку не ходил, а к фарцовщикам — героям нашего времени — отношение в обществе было брезгливое.
Из радио лилась символичная песня по нашим заявкам: «вся жизнь впереди — надейся и жди». Однако радио не чуралось и концертов классической музыки — в стране работали первоклассные оркестры и исполнители.
Все это позднее было названо «застоем», и в результате борьбы с недостатками мыла и чая и излишним производством ядерного оружия и подводных лодок мы получили, что получили.
Получили: нищих пенсионеров, бомжей, беспризорных детей, крах производства, продовольственную зависимость. Мы живем на нефтедоллары сибирских месторождений, разработанных в эпоху застоя, производим автомобили — сомнительного качества хиты 70-х годов.
Мои учителя еще преподают в школах, а врачи, вышедшие из советских институтов, все как один боятся уйти на нищенскую пенсию. Но когда это произойдет — системы здравоохранения и образования умрут своей смертью.
В результате реформ — до основания разрушен советский средний класс — инженеры, врачи, учителя остались у разбитого корыта или вынуждены были уехать. И никакие владельцы ларьков, автомоек и собственных полукриминальных фирмочек никогда не заменят той интеллигенции, которая жила при советской власти, в меру сил боролась с ней и ушла вместе с ней в историю. Вместе с интеллигенцией ушла и культура, которая превратилась в адский коктейль модных слов сомнительного происхождения: культура, в основном, делится на фикшн и нон-фикшн.
Изрядно пограбив страну и ее жителей, немного одумавшись, сменив вывески и лица, перелатав гимн и оказавшись как в моральном, так и в материальном тупике, власть решила воссоздать ту эпоху. Уже создана партия, берущая ответственность за все хорошее; как и в прежнее время назначаются руководители регионов, старую Москву снесли окончательно, а Петербург собираются украсить многоэтажным фаллосоподобным творением. Количество чиновников увеличилось в 4 раза по сравнению с 1980 годом. Ну и, конечно, телевидение по всем каналам вновь одинаковое, опять идут трансляции съездов, доходы населения растут и нынешние вожди самых разных мастей и званий излучают оптимизм.
Мы, вместе с новой властью, под новым флагом, вооруженные новой терминологией и конституцией, идем к утраченным «завоеваниям развитого социализма», полагая, что его недостатки можно преодолеть, разрешив людям выезжать в Турцию, закупая мясо в Аргентине и упразднив из разговорной речи харизматичное словцо «коммунизм». А если еще обаятельный лидер моложе 70-ти лет одет в хороший костюм и не лезет с поцелуями к коллегам, мы с упоением чувствуем себя сверхдержавой!
И, глядя на все это, понимаешь, что в нашей стране Леонид Ильич жил, жив и будет жить! В конце концов, человек он был незлобливый, отзывчивый, и на роль народного героя годится ничуть не меньше, чем Илья Муромец.