Литературное поле Красноярска
Очередной выпуск летнего спецпроекта о литературной жизни различных городов нашей страны посвящен Красноярску. Вы узнаете о том, чем отличаются КРЯКК и КУБ и что такое «Бакен» и «Кракен», а также сможете прочитать не публиковавшийся ранее юмористический рассказ Александра Григоренко о преподавании в советской школе.
СООБЩЕСТВА
Александр Григоренко, прозаик, автор романов «Мэбэт», «Ильгет», лауреат премии «Ясная Поляна» за повесть «Потерял слепой дуду»:
Из литературных сообществ мне известны только два союза — писателей России и российских писателей. Ни в одном из них не состою, и не из каких-то принципиальных соображений, а просто не сложилось.
У нас выходят журнал «День и Ночь» и альманах «Енисей». Есть литературный музей, где проводятся всевозможные встречи с авторами, выставки и прочее. Музей находится в старом центре города, это старинное деревянное здание удивительной архитектуры. Но, на мой взгляд, главным литературным событием является фестиваль КУБ, проходящий весной. Съезжаются прозаики и поэты, обязательно приглашают представителей столичных толстых журналов, знаменитостей, проводятся мастер-классы, семинары для тех, кто хочет научиться писать прозу — желающих всегда много.
Еще пишет старая гвардия — например, Эдуард Русаков, Сергей Кузнечихин, Александр Астраханцев, недавно отметивший восьмидесятилетие. В позапрошлом году он опубликовал в «ДиН» новый (правда, написанный давно) роман «Хроника потерянных», а так же любопытнейшую, особенно для здешних, книгу «Портреты. Красноярск. ХХ век». Из тех, чье творчество мне наиболее близко, на первом месте — Михаил Тарковский и Евгений Эдин. Тарковского, я думаю, представлять не надо, а Эдин обладает редким умением извлекать большие смыслы из неприметной, даже заунывной повседневности, к тому же он великолепный описатель. В Москве вышло два сборника его повестей и рассказов, надеюсь, скоро увидит свет третий. Еще я бы назвал Марию Шурыгину — правда, мне довелось прочесть только два ее рассказа (подозреваю, что при такой требовательности к тексту, ее «чемодан» не лопается от рукописей), но оба — как два снайперских выстрела.
Для меня собственно литературная жизнь — это читатели. Грех жаловаться, на встречи приглашают часто, я вижу людей умных, до книжек жадных, читавших иногда в разы больше чем ты сам. А кроме того, мы — люди немного старомодные, у нас писательский статус высок сам по себе, без дополнительных эпитетов.
По моим впечатлениям, литература — далеко не самая оживленная сфера жизни Красноярска. Для всякого кипения нужен избыток, а у нас, при наличии талантливых людей, ситуация скорее обратная.
Иван Клиновой, поэт, автор книг стихов «Шапито», «Античность», «Осязание», «Латте-арт», «35», «Варкалось»:
Во-первых, в Красноярске, конечно, есть отделения союзов писателей: и СРП, и СПР. Во-вторых, есть и молодежные, не связанные с официозом, группы: например, литературная группа «Банда поэтесс», литературный авторский театр «СТИХиЯ», различные студии и клубы при школах, университетах, библиотеках.
Сейчас в городе имеется несколько главных центров притяжения: Дом искусств, работающий в основном с членами творческих союзов (не только писателей, но и художников, композиторов, кинематографистов, театральных работников); молодежный центр «Новые имена», деятельность которого располагается в довольно широких границах от школьного КВНа до показа мод молодых дизайнеров одежды, включая и несколько проектов литературной направленности; плюс некоторые библиотеки, очень активизировавшиеся в последнее время.
Все это функционирует довольно живым и взаимопроникающим способом: круглогодично проходят какие-то мероприятия, чтения, выступления, конкурсы, презентации, показы, обсуждения. Причем, если одна из площадок затевает то или иное мероприятие, то к нему вполне может подключиться и другая площадка. То есть они существуют не изолированно, а в постоянном контакте.
Составить картину красноярской литературы на данный момент можно по именам разных поколений: старшего — Сергей Кузнечихин, Эдуард Русаков; среднего — Евгений Мамонтов, Александр Григоренко, Михаил Стрельцов, Рустам Карапетьян, Ольга Гуляева; молодого — Сергей Цветков, Оксана Горошкина, Дарена Хэйл, Екатерина Малиновская. Кстати, в Петербурге сейчас живет и активно выступает несколько лет назад переехавшая из Красноярска Александра Лисица.
В целом же, литературную жизнь города можно охарактеризовать как довольно активную и бурную. Помимо различных мероприятий, проводимых то Домом искусств, то молодежным центром «Новые имена», то какой-нибудь библиотекой, в Красноярске проходят и Красноярская ярмарка книжной культуры (КРЯКК), которую уже который год организует Фонд Прохорова, и литературный фестиваль КУБ, проводимый Домом искусств, и выступления писателей по всей территории края от Норильска на севере до Минусинска на юге. Ведутся и активные книгоиздательские программы. Так что с литературной жизнью у города все более-менее хорошо.
МЕРОПРИЯТИЯ
КРЯКК (Красноярская ярмарка книжной культуры)
Елизавета Крохина, PR-директор Фонда Михаила Прохорова:
Красноярская ярмарка книжной культуры проходит ежегодно осенью. В 2018 году КРЯКК состоится в двеннадцатый раз и пройдет с 1 по 5 ноября 2018 года в МВДЦ «Сибирь» и на других площадках города. Главной темой станет «Четвертая индустриальная революция».
Инициатором и организатором этого масштабного фестиваля является Фонд Михаила Прохорова, для которого проект является флагманским. Постоянные партнеры Красноярской ярмарки книжной культуры — Правительство Красноярского края и Администрация города.
Красноярская ярмарка книжной культуры — это интеллектуальное и культурное событие, программа которого формируется вокруг основных гуманитарных тем и проблем, предложенных временем и обществом. КРЯКК занимается пропагандой книги и чтения как культурного досуга, стимулированием системы распространения интеллектуальной книги, расширением читательской аудитории и повышением статуса письменной культуры.
Кроме того, КРЯКК позиционирует Красноярск как центр книжной культуры и призван объединить издателей и книгораспространителей из центральных регионов России и городов Дальнего Востока, Сибири и Урала.
КРЯКК — это выставка и презентации книжных издательств, образовательные семинары, круглые столы, дискуссии и обширная культурная и интеллектуальная программа. Традиционно в рамках КРЯКК проходят встречи с писателями и поэтами, концерты, театральные представления и другого рода творческие и междисциплинарные активности.
В дни ярмарки в центральном городе Сибири собираются лучшие издательства России со своими новинками, а со всего мира в Красноярск приезжают музыкальные и театральные коллективы, писатели, беллетристы, поэты и художники.
Ежегодно выставкупродажу книг составляют стенды около 250 издательств. Для российских издательств Красноярская ярмарка книжной культуры — уникальная возможность заявить о себе и выставить на продажу свою продукцию на самых льготных условиях. Среди постоянных участников — издательства «МИФ», «Альпина Паблишер», «Редакция Елены Шубиной», Corpus, «НЛО», «Издательство Студии Артемия Лебедева», «Синдбад». В среднем ярмарку посещает около 60 тысяч человек.
КРЯКК, в первую очередь, — многоплановый фестиваль, объединенный идеей пропаганды чтения. Для Сибири и даже в общероссийском масштабе это культурное событие, презентующее бытование книги в современном мультимедийном культурном поле, это пространство ежегодного анализа эволюции и трансформации книги в ее конкурентной борьбе с новыми видами искусств и информационными носителями.
С каждым годом увеличивается международная составляющая как экспозиционной, так событийной части. В 2017 году гостями Красноярска стали 387 участников культурной программы, в том числе 68 иностранных гостей из 15 стран мира.
Татьяна Поталовская, директор КГБУК «Дом искусств», организатор Всероссийского литературного фестиваля КУБ:
Всероссийский литературный фестиваль «Книга. Ум. Будущее» (КУБ) является ежегодным проектом и имеет многолетнюю историю. В апреле 2018 года мероприятия фестиваля прошли в Красноярске и еще одиннадцати населенных пунктах Красноярского края уже в шестой раз. За эти годы КУБ стал неотъемлемой частью культурной жизни региона и позволяет создавать условия для общения с писателями из разных уголков России, формировать единое литературное пространство в Красноярском крае, а также знакомить читателя с современной литературой.
Организатором фестиваля является краевое государственное бюджетное учреждение культуры «Дом искусств». За шесть лет существования фестиваль обрел множество партнеров среди государственных, муниципальных и коммерческих организаций, а также среди представителей СМИ. Поддержку фестивалю оказывают министерство культуры Красноярского края и главное управление культуры администрации города Красноярска. На протяжении последних двух лет генеральным партнером фестиваля в части проведения мероприятий с использованием новых форм продвижения и популяризации литературного творчества является благотворительный Фонд Михаила Прохорова.
Идеология фестиваля заключается в знакомстве потенциальных читателей с современными авторами — это популяризация, как чтения, так и вообще современных писателей. Для нас, как организаторов, очень важно также представить Красноярский край на литературной карте России, показать каким потенциалом обладает наш регион, какие авторы живут здесь. Творческий обмен, который происходит на проекте, конечно, позволяет развиваться как красноярским авторам, так и тем, кто приезжает на фестиваль.
В большей степени на фестивале представлены именно творческие встречи, можно сказать, что это классический литературный фестиваль, и его не нужно путать с книжными ярмарками, которые проходят как в Красноярске, так и в других городах России. КУБ — это творческие встречи, презентации, встречи читателей с писателями, писателей с писателями, писателей с библиотекарями.
Кроме того, в программу фестиваля вводятся новые формы продвижения литературного творчества, ориентированные как на взрослую, так и на детскую аудиторию: литературные автоквесты, квизы, слэмы, арт-баттлы и другие. В рамках фестиваля проходят семинары под руководством членов профессиональных творческих союзов для начинающих и опытных писателей Красноярского края по поэзии, прозе и книжному PR. Авторы получают уникальную возможность обсудить свое творчество с коллегами и практические навыки, которые помогут в написании новых текстов.
Из года в год событие становится все более масштабным. Не только по количеству мероприятий, но и по числу участников. Если в прошлом году число посетителей составляло чуть больше 5 тысяч, то в этом году произошел принципиальный скачок, — пришло уже более 9 тысяч человек.
За Уралом не так много литературных фестивалей. Так как Красноярский край является и географическим центром России, это упрощает приезд авторов. В этом году фестиваль посетили 55 писателей от Владивостока до Москвы и Санкт-Петербурга. Уникальность мероприятия — как раз встречи с читателями и большой охват посетителей. Мы общаемся на площадках библиотек, краевых и муниципальных, и практически у каждого красноярца есть возможность по месту жительства прийти на творческую встречу с тем или иным автором. Большой блок мероприятий по встречам представлен и в образовательных учреждениях: в школах, ссузах, вузах.
МЕСТА
Книжный магазин «Бакен»Администрация магазина:
На литературной карте города магазин занимает одно из центральных мест, так как в нашем городе не так много институций, которые бы занимались книгами.
В магазине действует книжный клуб «Кракен». Каждое воскресенье мы читаем по ролям классические и современные пьесы, а раз в квартал проводим вечер книжных советов, на котором все желающие могут поговорить о прочитанных книгах.
«Литэлита» — это клуб молодых писателей, которые собираются раз в месяц и обсуждают свои тексты. Это кочующее сообщество, оно не привязано к какому-то конкретному месту. Как правило, они выбирают какую-то одну тему и пишут рассказы, которые позже разбирают.
Книжный клуб «Ловец букв» — это сообщество читателей, которые встречаются раз в месяц и обсуждают книгу. Они тоже не закреплены в каком-то конкретном месте. После каждой встречи они выбирают книгу, которую будут читать и обсуждать позднее. В основном, упор делается на классику.
В каждой библиотеке есть свои читательские клубы, например в Красноярской краевой научной библиотеке.
Литературные клубы
Юлия Шубникова, заведующая отделом коммуникаций Красноярской краевой научной библиотеки:
• В Красноярске множество литературных клубов. Они работают не только при библиотеках, но и в других учреждениях культуры. Пожалуй, старейшие клубы действуют в Государственной универсальной научной библиотеке Красноярского края. Это, во-первых, клуб любителей фантастики «Вечные паруса», где каждую среду проходят обсуждения современной фантастической литературы и фильмов. С 1960 годов действует English Speaking Club, где по средам читают и обсуждают произведения английской и американской художественной литературы. При библиотеке работает клуб почитателей творчества В. П. Астафьева «Затесь», встречи проходят раз в 1-2 месяца. Проводятся встречи с людьми, знавшими писателя. Клуб любителей чтения «Слово» ежемесячно собирает любителей современной отечественной и зарубежной прозы.
• В Красноярской краевой молодежной библиотеке работает клуб Visual comics, объединяющий любителей комиксов и манга.
• Музейный клуб «КнигоИгры» создан в Музейном центре «Площадь Мира». Он объединяет детей, родителей и учителей, одновременно любящих читать книги, наслаждаться искусством и ходить в музей. Внутри клуба работают несколько форматов: «Умное родительство» для малышей до 3 лет, непосредственно «КнигоИгры» для детей от 4 до 9 лет, и «Уроки диалога» и «Уроки творчества» — для групп школьников начальной, средней и старшей ступени.
• В Красноярском театре юного зрителя перед каждым спектаклем публика собирается в «Букхолле». Здесь собраны книжки для взрослых и детей, классика и современная литература, но это не просто книжная лавка. Здесь читают детективы, обсуждают спектакли, слушают сказки в исполнении актеров театра.
• Широко известен не только в Красноярске проект «Чуткие чтения». Встречи проводятся почти еженедельно в разных местах города и собирают детей и родителей, чтобы послушать, как создатель проекта Светлана Демешонок читает вслух лучшие детские книжки. Казалось бы, что тут особенного? Однако это не просто чтение, а более сложный процесс, в котором непосредственно участвуют сами малыши. Часто чтение превращается в мини-спектакль.
• Информационный центр по атомной энергии Красноярска придумал интересный формат для обсуждения научно-популярной литературы — «Научные чтения». В чтениях участвуют красноярские ученые и известные люди, которые рассказывают о поразивших их книгах. Встречи проходят ежемесячно, каждый раз в новом месте.
Обо всех литературных тусовках, группах рассказать невозможно. Любители чтения собираются в кафе, арт-пространствах, на лужайках и «квартирниках». Например, книжный клуб «Полет мысли» собирается то в кафе, то в библиотеке, то на острове Татышев, где прямо на траве ребята делятся впечатлениями о книге, которую выбрали для чтения заранее.
Книжные магазины:
ТЕКСТЫ
- Иван Клиновой
* * *
Сырдарья вероятна не более, чем Эверест,
Эйяфьядлайекюдль и какая-нибудь Амазонка,
Потому что оркестр, собиравшийся грянуть окрест,
Не посмел разбудить прикорнувшего с краю ребенка.
Для кого я в букет собирал столько роз и ветров,
Что теперь ими урны забиты на всех перекрестках
Городов, где я часто психически был нездоров,
Из большого ребенка спеша превратиться в подростка?
А когда заединщик и автор подробнейших схем
Отступленья, ощерясь, и стал отступленья причиной,
То, никем побывавший, он так и остался никем,
А вконец озверевший подросток очнулся мужчиной.
Но мужчина ребенка в себе сохранил, на краю
Уложил его бережно спать, подоткнул одеяло
И опять затянул колыбельную про Сырдарью,
Чтоб, когда он проснется, она вероятнее стала.
Кусочек, частичка первичной жизни, еще не задушенная, не зашоренная школой, работой, семьей, подумал Богомолов. Несмотря на Людины бедра. Хотя уже... Уже десятый класс. На столе под бабушкиной лампой были аккуратно разложены части фрегата; на дальнем углу, в тени, притаился зонтик, свесив раненое крыло. Может, плохой зонтик — это и неплохо. По крайней мере не плохое мороженое и не машина «москвич». Оригинально так. Экзотично. «Чина». Нога под стулом наступила на что-то. Флагшток. Богомолов, как шахматист доску, окинул взглядом четко прорисованные на ярком столе детали и озабоченно потер руки. Принюхался. Ладони пахли клеем и кожей. Кожей новых перчаток. Не его кожей.
Как Пушкин с Гоголем писали комедию про Чаадаева
Рассказ публикуется в авторской редакции
Петра Яковлевича Чаадаева объявили сумасшедшим и посадили под бессрочный домашний арест.
Все в Петербурге знали, отчего Чаадаеву такая немилость; он ведь «Философические письма» написал, в которых все русское обругал. Все обиделись, особенно царь, поскольку он перед Богом отвечал за Российскую империю, и ему вдвойне было обидно.
— Ах щельмец! Ах сволочь, — кричал царь по-французски. — Ведь мы ему чин дали подполковничий, на балы приглашали, шампанским поили, лучших девиц для мазурки подставляли, а он... Нет, не пойму, за что он нас обругал, всю империю дегтем обмазал! Нет, не пойму...
Царские прислужники подсказывают:
— Совести, ваше величество, у него нету, совести.
— Благодарности нету, ваше величество. Свинья неблагодарная этот Чаадаев.
— Подлый он, ваше величество. Умный и подлый. Все балбесом прикидывался, чтобы думали, будто у него одни дуэли да балы на уме, а сам...
Царь поддерживает:
— Вот именно, господа! Нет, чтоб как истинный патриот и верный мне подданный, сидел бы, сигарку покуривал да разных поль де коков почитывал. Так нет — философьями всякими начал стращать. Мол вы такие, а я вот эдакий!
— Конечно, ваше величество, — подзуживают придворные. — Не таких мы вот эдаких, к ногтю прижимали. И этого Чаадаева прижмем — только хрустнет, аки вша окопная.
Император был чистоплотный, вшей, особливо окопных, терпеть не мог, — поморщился, ботфортом ка-а-ак топнет, шпоры ка-а-ак звякнут.
— Цыц! — говорит. — Вы не в конюшне, а в императорском дворце и фривольностей всяких не потерплю. Раз-два-и в солдаты на Кавказ.
Придворные в ноги царю — бух! Простите, мол, ваше величество, верной службой грех наш великий искупим. Царь велел им подняться.
— Мне с вашими задницами негоже разговаривать. Лучше вот о чем подумайте. Злопыхательские письма сего Чаадаева пустили ядовитые корни в российскую почву и надобно их обрубить, а то начнется слепое низкопоклонство перед западом. То, что мы Чаадаева дураком объявили — того мало. Разработать мне программу по осмеянию сего зловредного философа и к вечеру доложить.
И понеслись придворные табуном по кабинетам да канцеляриям советоваться, как чаадаевские идеи смешать с грязью.
Надобно заметить, что в «философических письмах» Петр Яковлевич и впрямь такого написал, что страшно читать: и умишки-то у нас никакого, и культуришки ни на грош, и цари-то у нас все подряд дураки-дураками, а народ — дубина дубиной. А в Европе то ли дело; умища хоть отбавляй, культурища — о-го-го! Идей и наук разных — от пуза, цари все приличные, минуветы танцуют, а народ поголовно грамотный, побритый, чистенький, театры посещает и грязными словами не ругается. Петр Яковлевич писал, что нам надобно у Европы учиться, а как выучимся -тогда и людьми станем.
Публике это очень не понравилось.
— Ну как же так? Неужто этот Чаадаев в своем отечестве ничего хорошего не видит?
— Он, господа, на принцип пошел; то есть видит, да замечать не желает. Он хочет эдак вот перед Европами выпятиться, чтобы оне его самым умным считали.
— Нет, вы посмотрите каков негодяй...
Словом, возмущались в салонах, даже петиции сочиняли, чтобы царю верноподданейше по почте отослать. А придворные тем временем все взопрели от лихорадочных раздумий: никак не получается у них царев приказ выполнить — сплошная серьезность в башку лезет, а смеху никакого. Как пробило шесть часов, в мозгах у них такая свистопляска началась — не приведи Господь — как-никак через два часа надобно царю доложить что придумали... И тут шеф жандармов Бенкендорф как закричит:
— Есть! Есть, господа! Измыслил!
Придворные повскакивали с кресла. Бенкендорфа облепили как мухи — со всех сторон, галдят, языками цокают.
— Ай да Александр Христофорович! Ай, голова!
— Спаситель ты наш, батюшка! А
— Умница... и т.д.
Бенкендорф говорит строго:
— Рано, судари, целоваться. После... Вот что придумал. Надобно срочно послать за каким-нибудь известным литератором, пущай комедию сочинит и сего Чаадаева туда вставит.
Придворные еще пуще загалдели.
Ай, молодец, ай спаситель наш...
Стали думать, кому из литераторов такое ответственное поручение сделать... И опять заминка вышла. Левонтий Дубельт, чиновник, который за литераторами надзирал, всех огорошил заявлением:
— Мысль, говорит, хорошая, да вот только в Петербурге все стоящие литераторы — вольнодумцы да ругатели, а которые верноподанные, по правде говоря, сплошь бездари — хоть Греча возьми, хоть Булгарина, хоть Нестора Кукольника...
— А которые, по-вашему, хорошие, Левонтий Васильевич?
— Ну, как... — замялся Дубельт. По циркулярным бумагам они как плохие проходят, но как бы сказать, господа...
— Да говорите как есть, Левонтий Васильевич, здесь все свои, да не время теперь миндальничать!
— По-честному, господа, вот что... Кроме Пушкина, Гоголя, да поручика Лермонтова, и, разве это, Дениса Давыдова — никого нет. Одне болваны.
— Ну и что! Нам и этих хватит.
— Постойте, — говорит Дубельт. — Давайте вычитать. Давыдов только про дом да батальные сражения писать умеет. Лермонтов на Кавказе шашкой машет. Хорошо бы Гоголя, да...
— Вот именно, Гоголя, посылайте за Гоголем!
— Да только, господа, у них сплошные хохлы, черти.
— Вот и хорошо. Пусть он Чаадаева чертом изобразит.
Но тут Бенкендорф брови нахмурил.
— Начет черта, вы, господа, хорошо придумали. А куда хохлов девать. Чаадаев про них ничего не писал...
В общем, так вышло, что один Пушкин оставался, ну и Гоголь — вроде запасного. Только вот беда, не согласится Пушкин; ему говорят, Чаадаев друг... А Бенкендорф на эти слова ехидненько посмеивается и Дубельту подмигивает.
— Какие вы, милостивые государи, наивные. Вы думаете, раз он весь из себя Пушкин, значит на него и нажать нельзя? Хе-хе. У нас заведенье серьезное, у нас полковые командиры, как барышни голосили. А вы говорите — Пушкин. Штапирка беспогонная!
— Кстати, совершенно согласен с Александром Христофоровичем, — сказал Дубельт, — надавить надобно. Я даже знаю на что: Пушкин весь в долгах, как в шелках, а жениться собрался. Поэт — в голове ветерок-с. Ежели станет артачиться — намекнем, что, мол кредиторы, свет ты наш, Алдександр Сергевич, шибко сердиты.
И опять началось!
— Ай да Александр Христофорович. Ай да Левонтий Василич, спасители наши, благодетели.
Однако часы ударили — пора к царю идти на доклад. Бенкендорф обрисовал сначала всю сложность обстановки, мол, публика у нас серьезная, негодует, так сказать, пишет петиции с протестами. Кроме того, пять майоров, девять поручиков, два корнета и один тайный советник горят желанием вызвать Чаадаева к барьеру (про них Бенкендорф сочинил), но поелику тот считается умалишенным — то никак нельзя.
— Небось все гвардейския? — недовольно спрашивает царь. — Им бы только стреляться, знаю их... А что насчет осмеяния?
— Есть, ваше величество, мыслишка одна...
— Одна? Что-то немного.
Бенкендорф докладывает:
— Литератор Пушикн вызвался написать пресмешную комедию, в коей сей Чаадаев осмеянию подвергнут будет.
— Гм, — оживился царь. — Идея хорошая. Значит, говоришь, Пушкин сам вызвался?
— Так точно, ваше величество. Прибежал в тайную канцелярию, кричать начал, дайте, говорит, я про этого мерзавца комедию напишу... Насилу уняли, ваше величество.
— Гм — снова сказал царь. — Забавно. Что-то непохоже на Пушкина, он ведь упрямый, к тому ж, сказывали, с Чаадаевым дружбу водит. Ты не врешь, Христофорыч?
— Как можно, ваше величество. Истинный крест ! — не друг он мне больше, кричал... Насилу уняли.
— Ну-с, дружок раз такие кулебяки — пусть пишет. И вот к твоей одной мыслишке еще и моя. Ты Гоголя к работе подключи. Что-то он не нравится мне в последнее время. Писал бы себе про хохлов да чертей, я б только радовался, а то вишь ты — «Ревизора» вывел...
— Оболгал органы, ваше величество. Инспектора уж и опровержение заготовили, а литератор Кукольник пишет другую комедию — в противувес, так сказать. В сей комедии ревизор открыто проверяет дела в губернии, находит все в преотличнейшем состоянии и в финале женится на дочке губернатора.
— Действительно, обхохочишься — сказал царь, закуривая сигару. — Ну так, голубчик, беги, подключай Гоголя к Пушкину и пусть начинают. Рукопись мне.
Думаю, после всего вышеизложенного не надо расписывать какая сволочь был этот Бенкендорф. А Пушкин Александр Сергеевич, он хоть и гений, а тоже живой человек. Еще и жениться собрался... И так его Бенкендорф подставил — врагу не пожелаешь. Только ушел шеф жандармов, Пушкин по горячей природе своей начал ругаться на чем свет стоит, потом схватил цилиндр и помчался к Гоголю.
— Николай Васильевич, к тебе Бенкендорф заходил?
— А як же... шоб у его очи повылазилы... — ответил Гоголь и впал в меланхолию.
Пушкин было за ним — в меланхолию — но шибко был жизнелюбив Александр наш Сергеевич.
— Не клюй носом, Николай Васильич... Все одно помирать, так хоть с музыкой. Ишь чево захотели — чтоб я Петьку Чаадаева с грязю смешал. Ну ла-а-адно, я им смешаю! Мы с тобой, Гоголь, люди чести, мы им такую комедь забабахаем — до смерти обхохочутся. Только сперва Чаадаеву письмецо тисну... Да вставай ты, Николай Васильич, от меланхолии кони дохнут.
Влил он в Гоголя стакан горилки, сам шампанским причастился, заперлись они — и начали! Только перья трещат да бумага стонет. Через три дня и три ночи написали комедию, и тайно послали за Чаадаевым — надо ж прочитать человеку. Сидят втроем — читают.
А комедия такая. Приезжает иностранец из Европы к нам.
Иностранец: Гоп-ля! Фот я и приехаль в этот гразний, немытый, необрозванний Россия. (Принюхивается). Но почему я не нюхать фонь и не слышать мат? (Еще раз принюхивается) Софсем нет фонь... Это есть странно... Может мой обоняний обмануться? (Нюхает цветочек). Ах, майн Готт! Но где ше фонь? (Мимо идет мужик в зипуне, тащит плетеный короб с товаром и связку баранок). Эй, мушик, бистро-бистро ко мне!
Мужик: Нельзя ли повежливей, милостивый государь. У нас в Отечестве к незнакомым мужикам так не принято обращаться. Вы чай не дома, ведите себя прилично.
Иностранец: Ай-ой, мужик, ты понимать, что есть вежливый обращений? Ошень странно...
Мужик: Ничего странного нетути, сударь. Мы с друг дружкой завсегда по вежливости.
Иностранец: Гоп-ля... А ты можешь, дорогой, уфажаемый мушик, говорить мне, где у фас фоняет? Я первый рас ф Россия и ошень интересоваться?
Мужик: Чудные у вас каки-то антиресы, сударь. У нас, к примеру, культура шибко богатая. Какие другие иностранцы приезжие, так те по галереям сразу, по киятрам, библиотекам... А вы вонь ищете. Нехорошо.
Иностранец: Странно. А есть ли у тебя, дорогой мушик, идей и теорий?
Мужик: Сам не знаю куды их девать, идеи-то разные.
Иностранец: Странно. Это есть ошень странно. А скажи, уфажаемый мушик, што ты носить в сфой коропка из береста?
Мужик: Знамо дело — книжки. Больно уж ходовой товар, народ антиресуется. Третьего дни пять коробок продал.
Иностранец: Гоп-ля! И какой книшки?
Мужик: Всякия. Экономия Адам Смиту, стихи Вольтера, Ломоносова полное собрание, математика Эйлера... (достает из-за пазухи завернутую в тряпочку книгу). А вот моя любимая. Кант ваш. Завсегда с собой ношу.
Иностранец: Майн Готт! Мне есть плехо.
Мужик: Особливо вот энто место ндравица. Кхе... (читает) Схематизм рассудка через трансцедентальный синтез воображения сводится лишь к единству всего многообразного созерцания во внутреннем чувстве, и таким образом он косвенно сводится к единству апперценции как функции, соответствующей внутреннему чувству... (Утирает слезы) Ласково пишет, шельмец, аж нутро шибает. Ты-то хоть читал?
Иностранец: О... майн Готт... мне есть софсем плехо... Я искать русский мат — мат нет. А есть високий культур и столбовой дорога историй. Но мне писаль, что у фас грязный, немитий, ошень тупой страна...
Мужик: Кто ж такую гадость написал про Отечество?
Иностранец: Че-о-дай...
Мужик: Чего — «дай»?
Иностранец: Че-о-дай...
Мужик: Чего дать-то?
Иностранец: писаль Че-о-дай...
Мужик: Ты мне ничего, сударь, не писал. Чего тебе дать-то? А-а-а! Дак ты попрошайничаешь, а работать не хочешь. Вот я сейчас городового кликну, он тебе дасть! Господин городово-ой! (Появляется городовой в белых перчатках).
Городовой: Здравия желаем. Что, сударь, к нам из Европы попрошайничать приехали-с? Не выйдет! (Ведет иностранца в участок).
Иностранец: Где фонь? Я искать фонь! Че-о-да-ай...
Бенкендорф мало того, что человек нехороший, так ведь еще и бездарь полнейшая, то есть с абсолютным отсутствием художественного вкуса, который, как он сам выражался, заменяло ему политическое чутье. Так вот, Бенкендорф рукопись до того же места, что и мы, прочитал и давай Пушкина с Гоголем хвалить.
— Ну, господа, вы молодцы! Натурально молодцы! И ведь как верно подметили, что не только в салонах, а весь, так сказать, простой народ возмущен гнусной писаниной сего Чеодаева. Так, понимаешь, и хочется воскликнуть; ай да Пушкин, ай да... фигурально выражаясь, сукин сын.
— Прошу прощения, ваше превосходительство, — говорит Пушкин и сам смехом давится, — но линию народа разрабатывал Николай Васильевич.
— Ну тогда Гоголь-сукин сын — какая, собственно, разница. Молодцы, господа. Кстати, Александр Сергеевич, по-моему несколько выпадает сюжетная линия о поиске, иностранцем, так сказать, дурного запаха. Я понимаю — это образ.
— Разумеется, ваше превосходительство...
— И разумеется иностранец нашел, что все в нашем Отечестве, вопреки Чаадаеву, пахнет отменно.
— Конечно, — лукаво отвечает Пушкин. — Если не считать, что во дворце третьего дня канализацию прорвало. Мы с Гоголем все сие в комедии описали.
После этих слов Бенкендорфу стало плохо — да так что вызывали лекаря. Когда шеф жандармов очухался, то сперва хотел Пушкина с Гоголем в порошок стереть, но вспомнил вовремя, что оба они — солнца русской словесности и, если он обратит их в порошок, то история ему этого не простит. А Бенкендорф по глупости своей надеялся войти в историю хорошим человеком и выдающимся деятелем. Однако с той поры начал шеф жандармов заговариваться; все бормотал айдапушкинайдасукинсын... айдагогольайдасукинсын... И на всю оставшуюся жизнь зарекся давать литераторам соцзаказы.
Царь комедию прочитал, очень смеялся — над Бенкендорфом.
Чаадаев Петр Яковлевич частенько захаживал к Пушкину комедию перечитать и вообще расслабиться. А вот Гоголь Николай Васильевич, как истинный меланхолик, сию минуту воспринял близко к сердцу, впал в меланхолию и уехал в Италию.
Что касается Пушкина, то он всегда любил пошутить над цепными псами самодержавия. Особенно, пока не женился.
1997 год
Благодарим за помощь в подготовке материала Александра Григоренко, Ивана Клинового, Варвару Иванову, Екатерину Шанценву, Татьяну Поталовскую, Юлию Шубникову и администрацию книжного магазина «Бакен».
войдите или зарегистрируйтесь